Bloomberg, и его соавтор Адриан Вулдридж писали в похожем ключе еще в апреле[1424]. «Если XXI век окажется веком Азии, как предыдущий был веком Америки, — утверждал в мае Лоуренс Саммерс, — то пандемия может запомниться как поворотный момент»[1425]. Натали Точчи, советник верховного представителя ЕС по иностранным делам, сравнила кризис, вызванный коронавирусом в 2020 году, с Суэцким кризисом 1956 года[1426]. «Никакого американского лидерства в мире нет, — с сожалением говорила американо-польская журналистка и историк Энн Эпплбаум. — Уже обретает очертания совершенно иной, постамериканский, посткоронавирусный мир… Образовался вакуум, и китайский режим опережает всех, кто готов его заполнить»[1427]. Гарольд Джеймс, историк из Принстона, даже зашел так далеко, что провел аналогию между Америкой Трампа и закатом СССР[1428]. Канадский антрополог Уэйд Дэвис писал о «разложении… несостоятельного государства, управляемого недееспособным и некомпетентным правительством». «История, — заключал он, — готова к азиатскому веку»[1429]. Те, кто не был согласен с такими выводами — в частности Гидеон Рахман и Джозеф Най, — явно оказались в меньшинстве[1430].
Даже дипломат Ричард Хаас, настаивая на том, что «мир после пандемии вряд ли будет радикально отличаться от того, который ей предшествовал», предвидел будущее, достойное сожаления: «слабеющее американское лидерство, нерешительное международное сотрудничество, разногласия сверхдержав»[1431]. Тем временем те, кто верил в исторические циклы — как, например, Рэй Далио, инвестор, ставший историком финансов, — уже слышали похоронный звон для мировой экономики, основанной на господстве доллара[1432]. Историк Петр Турчин выдвинул сходный аргумент, исходя из «структурно-демографической теории», и в 2012 году предсказал, что на 2020 год придется «очередной пик нестабильности [насилия] в США»[1433]. И теперь, уже зная все события 2020 года, кто посмел бы сказать, что Дэвид Мэмет тревожился понапрасну, и не увидел бы в нем современную Кассандру?[1434] Казалось, мы вновь обречены.
Доллар США, номинальный и реальный эффективные валютные курсы с 1964 г.
Как утверждал Киссинджер в своей статье, выпущенной в апреле, пандемия «навсегда изменит миропорядок… Мир после коронавируса никогда не будет прежним». Но как именно изменится международная система? Возможно, один из ответов заключается в том, что коронавирус напомнил многим странам: полагаться на себя весьма выгодно. Вот что сказал сам Киссинджер:
Нации объединяются и процветают, веря в то, что их учреждения могут предвидеть катастрофу, сдержать ее последствия и восстановить стабильность. Когда окончится пандемия COVID-19, учреждения многих стран будут считаться несостоятельными. Справедлива ли эта оценка в объективном плане или нет — это к делу не относится[1435].
Не все расценивали действия Коммунистической партии столь восторженно, как Дэниел Белл. Да, COVID-19 явно не стал для Си Цзиньпина своим Чернобылем. В отличие от советских властей в 1986 году, Коммунистическая партия Китая сдержала удар и перезапустила промышленное ядро своей экономики. И все же к середине 2020 года уже ничто не позволяло предположить, будто Си Цзиньпину удастся добиться заветной цели и увеличить ВВП Китая вдвое по сравнению с 2010 годом: из-за пандемии о намеченных темпах роста, необходимых для такого рывка, пришлось забыть. Да и сам Си Цзиньпин не выглядел политически непоколебимым. Второе крупномасштабное бедствие — скажем, крушение дамбы «Три ущелья» в дни летних паводков — могло бы угрожать и ему, и, наверное, даже положению самой партии; тогда бы возникло чувство, что утрачен Небесный мандат. Наивно было предполагать, будто геополитически Китай по-настоящему выиграет от пандемии в отличие от большинства других стран.
Впрочем, казалось, что и США по завершении пандемии уже не сохранят свое верховенство в мире, — и не только потому, что Трамп провалил ответ на кризис (хотя это, конечно, так и было). Намного сильнее тревожило понимание того, что потерпели фиаско и федеральные агентства, созданные именно для противодействия подобным кризисам. Как мы уже отмечали, дело было не в отсутствии нужных законов или планов готовности к пандемии. Как следствие, США откатились к пандемическому плюрализму 1918–1919 годов — каждый штат действовал по своему усмотрению, и в некоторых умерло очень много людей, — но антикризисное управление в сфере финансов взяли уже из 2009–2010 годов. Потом было «бестолковое открытие», из-за которого, что совершенно предсказуемо, замедлились темпы восстановления экономики. И пока этот провал раскрывался во всей красе, я иногда ловил себя на мысли, будто присутствую при воплощении всех своих ранних видений конца американской империи, которые я описал в трилогии «Колосс» (Colossus, 2004), «Цивилизация» (2011) и «Великое вырождение» (2012), — но только на ускоренной перемотке.
Каталог катастроф
Каждая администрация сталкивается с тем бедствием, к которому она меньше всего готова — и какое прежде всего заслуживает. Эта фраза прекрасно подходит для размышлений об американской истории с окончания холодной войны.
Билл Клинтон был избран в 1992 году именно потому, что годом ранее завершилось противостояние США с Советским Союзом, длившееся более сорока лет. Все ждали «мирных дивидендов», и общественности уже не требовался богатейший опыт, которым обладал Джордж Герберт Уокер Буш в вопросах войны, дипломатии и разведки. Буш сражался во Второй мировой — в рядах пилотов ВМС — и едва избежал смерти, когда его Грумман «Эвенджер» сбили над островом Титидзима, к северу от Иводзимы[1436]. Клинтон, напротив, изо всех сил стремился избежать призыва во время Вьетнамской войны, а когда был стипендиатом Родса в Оксфордском университете, участвовал в антивоенных протестах. Вернувшись в США, он безуспешно пытался записаться в Национальную гвардию или Школу подготовки офицеров ВВС, а после подал документы на курсы вневойсковой подготовки офицеров резерва (ROTC) в Университете Арканзаса, лишь бы его не отправили во Вьетнам. Дамский угодник, саксофонист, ненасытный любитель энчилады с курицей, Клинтон, казалось, идеально подходил для того, чтобы повести поколение беби-бумеров на вечеринку длиной в восемь лет. История предложила ему распад Югославии и геноцид в Руанде.
Администрация Клинтона вмешалась в войну в Боснии и Герцеговине лишь после нескольких лет постоянных отлагательств и вообще ничего не сделала, чтобы предотвратить массовые убийства в Руанде[1437]. Когда в дни избирательной кампании 1992 года Клинтона спрашивали о Боснии, он отвечал, что американских солдат не следует слать «в трясину, которая по сути представляет собой гражданскую войну» — иными словами, во «второй Вьетнам». Уильям Коэн, министр обороны в правительстве Клинтона, поневоле дал зеленый свет нападениям сербов на Горажде, когда заявил, что США не станут вмешиваться в войну, чтобы предотвратить падение города[1438]. Лишь с огромным трудом Энтони Лейк, Ричард Холбрук и всё более негативно настроенные СМИ убедили Клинтона в том, что Соединенные Штаты могут остановить войну путем умеренных военных усилий[1439]. К тому времени погибло уже примерно 100 тысяч человек, а 2,2 миллиона были вынужденно перемещены[1440]. В случае с Руандой администрация Клинтона вновь прежде всего опасалась потерь среди американцев. Только в 1994 году в аэропорт Кигали направили смехотворно маленькую группу в двести солдат — исходя из омерзительного расчета, согласно которому (как сказал американский офицер главе миротворческой миссии ООН) «потеря одного американца равноценна смерти примерно 85 тысяч руандийцев»[1441]. С апреля по июль 1994 года в Руанде умерло от полумиллиона до миллиона человек, по большей части этнических тутси, которых убивали соотечественники-хуту.
В рамках своей предвыборной кампании, которую он проводил в 2000 году, Джордж Буш — младший обещал сократить участие американских солдат в боевых действиях за пределами страны. Затем, в первый же год его президентского срока, на который он еле-еле избрался, случились теракты 11 сентября. К слову, их, как и множество других событий, предсказал Ричард Кларк. В 1992 году еще Джордж Буш — старший назначил Кларка председателем Группы антитеррористической безопасности и ввел его в Совет национальной безопасности (NSC). Клинтон сохранил Кларка и даже повысил его до Национального координатора по безопасности, защите инфраструктуры и контртерроризму. Однако, несмотря на неоднократные попытки, Кларк так и не смог убедить высокопоставленных сотрудников, которые входили в команду Буша, отвечающую за национальную безопасность, в том, что следует уделить первостепенное внимание угрозе, исходящей от Усамы бен Ладена и «Аль-Каиды»♦. На встрече заместителей министров в апреле 2001 года он заявил: «„Аль-Каида“♦ планирует крупные террористические акты против США. Она намерена свергнуть исламские правительства и установить радикальный многонациональный халифат». Пол Вулфовиц не принял эти слова всерьез. Впоследствии Кларк скажет, что Вулфовиц и его начальник, министр обороны Дональд Рамсфельд, уже и так решили устроить вторжение в Ирак, а теракты 11 сентября стали всего лишь удобным предлогом