[1442]. Когда произошли атаки на Нью-Йорк и Вашингтон, администрация Буша почти приступила к осуществлению амбициозной стратегии, направленной не только на то, чтобы наказать афганское правительство за укрывательство бен Ладена (так бы действовал и Альберт Гор, стань он президентом), но и перекроить Большой Ближний Восток, свергнув иракского диктатора Саддама Хусейна. Новые настроения ясно отразились на брифинге, который провели в ноябре 2001 года директор ЦРУ Джордж Тенет, вице-президент Дик Чейни и советник президента США по национальной безопасности Кондолиза Райс. Темой брифинга стал потенциальный доступ «Аль-Каиды»♦ к пакистанскому опыту в области ядерного оружия. Чейни отметил, что Соединенным Штатам пришлось столкнуться с угрозой нового рода, «маловероятной, но имеющей тяжелые последствия», и, таким образом, «при наличии хотя бы малейшей вероятности — даже в 1 % — того, что пакистанские ученые помогают „Аль-Каиде“♦ создать ядерное оружие, мы должны воспринять ее как несомненный факт, когда дело касается мер реагирования. Дело не в нашем анализе… Дело в том, как мы ответим»[1443]. Наряду с этой «доктриной одного процента» отмечалась и неоколониальная надменность со стороны ряда правительственных чиновников. Как сообщал журналист Рон Саскинд, вот что сказал ему некий неназванный советник Буша:
[Он говорил, что] люди, подобные мне, находятся «в так называемом сообществе объективистов-реалистов», которые, согласно его определению, «верят, будто решения исходят из рационального исследования постижимой действительности». Я кивнул и пробормотал что-то о принципах Просвещения и эмпирических выводах. Он резко меня перебил: «Нет, в мире все уже не так. Мы теперь империя, и, когда мы действуем, мы создаем свою собственную реальность. А пока вы ее изучаете — пусть и рационально, воля ваша, — мы будем действовать снова, мы создадим новые реальности, и вы тоже сможете их изучать… вот как все будет. Мы — вершители истории… а вам, всем вам, останется лишь изучать то, что делаем мы»[1444].
Большинство американцев так не считали, хотя, конечно, и жаждали увидеть, как бен Ладен и его приспешники предстанут перед правосудием. «По мне, так мы слишком часто вмешиваемся в дела мира, — услышал в 2003 году Тимоти Гартон-Эш, британский писатель, от одного канзасского фермера. — Будто древние римляне»[1445]. Стремясь успокоить подобные тревоги, 13 апреля 2004 года президент Буш заявил: «Мы не имперская держава… Мы держава-освободительница»[1446]. Ему вторил Дональд Рамсфельд, министр обороны. «Мы не отправляем солдат по всему миру, велев им захватить чужое имущество, чужие ресурсы, чужую нефть, — сказал он каналу „Аль-Джазира“. — США так не поступают. Мы никогда так не делали и не будем делать. Демократические страны так себя не ведут»[1447]. За пределами Соединенных Штатов мало кто поверил хотя бы одному его слову.
Издержки на «глобальную войну с терроризмом» были довольно низкими — по меркам американских конфликтов времен холодной войны. В период операции «Иракская свобода» (2003–2010) в боевых столкновениях погибло 3490 военнослужащих США — и 31 994 получили ранения. Еще 59 солдат были убиты на Ближнем Востоке в последующих операциях «Новый рассвет» и «Непоколебимая решимость». В Афганистане 1847 человек погибли и 20 149 были ранены, и еще 66 убитых и 571 раненый добавились с конца 2014 года, когда официально окончилась операция «Несокрушимая свобода» и началась другая — «Страж свободы»[1448]. (Сравните эти цифры с потерями в ходе войн в Корее и Вьетнаме, где в общей сложности погибло 81 110 американских военнослужащих и 245 437 получили ранения.) Впрочем, сегодня нелегко утверждать, будто эти вмешательства были невероятно успешны, пусть даже и трудно представить (и, более того, рассчитать), какими оказались бы последствия невмешательства. Но, конечно, если цель этих операций заключалась в том, чтобы превратить Ирак и Афганистан в процветающие демократии, дипломатически связанные с Соединенными Штатами, тогда итог далек от идеала. И напротив, число жертв, понесенных «принимающей стороной», намного превысило ожидания. По данным проекта «Подсчет убитых в Ираке» (Iraq Body Count), насильственной смертью после вторжения США погибло 288 тысяч человек, и из них от 185 до 208 тысяч были мирными гражданами[1449]. В Афганистане, согласно оценкам, погибло 157 тысяч человек (из них 43 тысячи мирных граждан)[1450]. Финансовые затраты США на эти войны составили 6,4 триллиона долларов[1451]. Однако «доктрина одного процента» оказалась применима лишь к внешним угрозам. Ураган «Катрина», обрушившись на страну в августе 2005 года, застал администрацию Буша врасплох, и точно так же она не сумела предвосхитить финансовый кризис, который вовсю разразился в банковской системе в сентябре 2008 года (с банкротством фирмы Lehman Bro thers), но был заметен и прежде, еще в конце 2006 года. Выяснилось, что два рода управления — стратегический менеджмент и менеджмент финансовых рисков — существуют в двух совершенно разных областях[1452].
На пресс-конференции, устроенной 12 февраля 2002 года, Рамсфельду задали вопрос о важнейшем — и почти несомненно голословном — заявлении администрации Буша о связях Саддама Хусейна с «Аль-Каидой»♦. Обмен репликами был поистине показательным:
КОРРЕСПОНДЕНТ: Вопрос об иракском оружии массового уничтожения и террористах. Имеются ли какие-то доказательства того, что Ирак пытался поставлять террористам оружие массового поражения или имеет такие намерения? Нам сообщают, что нет никаких подтверждений прямой связи Багдада с некоторыми из упомянутых террористических организаций.
РАМСФЕЛЬД: Мне всегда интересны сообщения о том, что чего-то не случилось. Мы ведь знаем, что есть «известные известные», — то, о чем мы все, как нам известно, знаем. Мы также знаем, что есть «известные неизвестные» — иными словами, нам известно, что есть нечто, чего мы не знаем. Но есть и «неизвестные неизвестные», о которых мы ничего не знаем, — и мы даже не знаем о нашем незнании. И если посмотреть на историю нашей страны и других свободных стран, то именно с последней категорией, как правило, все сложно[1453].
Идея «неизвестных неизвестных» восходит к статье, которую в 1955 году написали психологи Джозеф Лафт и Харрингтон Ингэм[1454]. Сам Рамсфельд приписывал эту идею директору NASA Уильяму Грэму, с которым сотрудничал в 1990-х годах в Комиссии по оценке ракетной угрозы Соединенным Штатам (Commission to Assess the Ballistic Missile Threat)[1455]. В восьмой главе мы уже отмечали, что менеджеры NASA имели все причины тревожиться о «неизвестных неизвестных». Но они, как и Рамсфельд, могли бы в первую очередь проявить интерес к «неизвестным известным» — то есть совершенно очевидным угрозам, (таким как дефекты уплотнительных колец или беспорядки в Ираке после падения Саддама Хусейна), которые при всей своей очевидности идут вразрез с предубеждениями лиц, принимающих решения, и потому не удостаиваются их внимания. Всего через год после того, как Саддам Хусейн был казнен и в Ираке воцарилась анархия, Рамсфельд вновь встретился с прессой и объяснил, что причиной мародерства в Багдаде являются «затаенные чувства» и что вскоре оно утихнет. «Свобода неопрятна. И свободные люди свободны допускать ошибки, совершать преступления и поступать плохо, — сказал Рамсфельд. — Такое случается»[1456].
К октябрю 2008 года рейтинг одобрения деятельности Буша снизился до 25 %, и новоиспеченный сенатор Барак Обама, выступавший против вторжения в Ирак, легко победил кандидата-республиканца, известного своим воинственным темпераментом. (Джон Маккейн сам вырыл себе яму, когда на встрече с общественностью штата Нью-Гэмпшир сказал антивоенному активисту, что американские солдаты могут остаться в Ираке, «вероятно, лет на сто» и что его «это вполне устроит»[1457].) Но вывести Америку с Ближнего Востока — это было легче сказать, чем сделать. В августе 2011 года, когда арабский мир охватила революция, Обама обратился к сирийскому диктатору Башару Асаду и настоятельно потребовал «отойти в сторону». При этом президент США отказался выделять средства на вооружение Свободной сирийской армии. Самое большее, на что он решился пойти впоследствии, в 2012 году, — это согласовал программу ЦРУ по подготовке десяти тысяч повстанцев; мера эта не оказала совершенно никакого эффекта. С июля 2012 по август 2013 года Белый дом постоянно твердил: если Асад применит химическое оружие, он «перейдет красную черту». Химическое оружие все равно применялось. Но 30 августа 2013 года — после совещания лишь с Денисом Макдоноу, главой аппарата Белого дома, — Обама, к великому разочарованию своей команды экспертов по национальной безопасности, решил отменить намеченные воздушные удары, а после позволил правительству России выступить в роли посредника в сделке, по которой Асад передавал запасы (часть запасов) химического оружия. 10 сентября 2013 года Обама заявил в обращении к нации, что Соединенные Штаты больше не будут играть роль «мирового полицейского»[1458]