– В настоящее время это здание занимает Креольский институт. Эта гуманитарная организация создана для защиты и поддержки креольской культуры и традиций. Здесь регулярно устраиваются костюмированные балы, концерты, креольские вечера, выставки и литературные мастер-классы на креольском языке. Следующая остановка – отель. – Прежде чем проститься с нами, Мишель пригласила на экскурсию на чайную фабрику и в чайную таверну, которая расположена при этой фабрике. – Будет желание, записывайтесь у вашего куратора Поля или у меня.
Глава 17
Алина встречала нас у входа в отель. Увидев нас, выходящими из автобуса живыми и здоровыми, она вздохнула и призналась:
– Думала с ума сойду, пока вас дождусь.
У меня екнуло сердце – неужели еще что-то случилось?
– Только не говори…
– Да нет, здесь все в порядке. Вы, я гляжу, тоже все прибыли, – она бросила взгляд на удаляющихся Коломийца и Зою. Илья Кузьмич прямиком пошел в отель, а Зоя затормозила у доски объявлений, на которой был вывешен график экскурсий. – Полицейские приезжали в отель, с Полем разговаривали. Оказывается, Иванов не просто так поскользнулся на кафеле. Его ударили по затылку. Это уже потом он со всего маху ударился о край раковины и травмировался о стакан. Что странно, Иванов пришел в себя, но говорить, кто его саданул, не хочет. Просит переправить его ближайшим рейсом на родину.
– Боится кого-то?
– Это первое, что приходит в голову. Но кого и почему он может бояться? Опасается, что признание выйдет ему боком? Стало быть, и он не без греха.
– Нам бы поговорить с Ивановым, – вздохнула я. – Тогда бы мы узнали, и кто ударил его по голове, и за что мог ненавидеть Кудрявцев Бабенко. Чует мое сердце, что эта троица одной ниточкой повязаны.
– Троица? Есть и четвертый, тот, кто Иванова припечатал по черепу, – поправила меня Алина.
– Надо спросить у Поля, в какой больнице лежит Иванов. Впрочем, вряд ли в этом городишке больше двух больниц: для местного населения и приезжих. А то и вовсе одной обходятся.
– Сегодня, наверное, уже поздно, а завтра можно его навестить, – предложила Алина. Взглянув на Аню и Саньку, которые стояли в стороне и с интересом разглядывали, что и кто купил, спросила: – Вы-то как съездили?
– Все очень и очень понравилось: и деревушка, и сад специй, и мастерская художника. Ой! Я же тебе открытку в подарок привезла! – воскликнула я и протянула Алине конверт с одной из авторских работ Майкла Адамса.
Алина равнодушно покрутила в руках открытку – знала бы она, сколько та стоит! – и спрятала ее в сумочку, даже не удосужившись положить ее обратно в конверт.
– Да я не об экскурсии, а о Коломийце и Зое.
Я не стала обижаться на подругу, скорей всего, она по незнанию не оценила открытку.
– Если в двух словах, то Коломиец в прошлом судья.
– Вот оно как, – удивилась Алина.
– Да-да! У него проскочило, что на Коровина многие зуб имели. А знаешь почему?
– Почему?
– Покойный Коровин – прокурор.
– Ух-ты!
– Зоя – учительница, но, думаю, она соврала, чтобы я от нее отстала. Скрытная и неприятная особа. Правильно про нее Нина сказала – сейф, а не девка! К тому же еще хамка! Отшила она меня! Не захотела разговаривать.
– К ней бы ключик подобрать. Узнать, где работает, где живет. Осторожно прощупать соседей, сослуживцев, если таковые имеются. Ну да это можно сделать только после возвращения домой.
– А к Ярцеву ты подобрала ключик? – спросила я.
– К Ярцеву? Пошли, провожу тебя в бунгало, по дороге и поговорим. Саня, а ты отправляйся в наш номер, переоденься и займи нам в ресторане столик. Ты, Аня, можешь составить другу компанию, – заметив, что наши детки прислушиваются к разговору, Алина отправила их вперед. Когда Аня и Саня скрылись за поворотом, она продолжила: – Так вот, когда массажист стал заканчивать сеанс, я подошла, вроде бы поинтересоваться, сколько стоят услуги, и заодно спросить, понравился ли Ярцеву массаж. Процедура стоит недешево. Массажист средненький. Песок попадает на кожу, прилипает к массажному маслу, что не особенно приятно. К тому же у Ярцева аллергия на запахи. Чувствует он здесь себя отвратительно. Час с лишним мне жаловался, устала слушать, а он об одном и том же: жара, повышенная влажность…
– Зачем тогда он сюда приехал? Тем более с аллергией. Тут же все цветет и пахнет?
– Да он и сам не знает, зачем приехал. Вернулся бы, но, сколько тут осталось? Два дня.
– Врет он все! Заплатить кучу денег и не знать, куда едет? С трудом верится.
– То-то и оно, – пробормотала Алина. – А знаешь, что мне в голову пришло после того, как ты сказала, кем работал Коровин?
– Что?
– Ярцев был судим, я тебе об этом уже говорила. То, что его сняли с должности, факт. Сколько дали, врать не буду, не знаю, но допускаю – немало. Теперь дальше, ты сказала, что Коровин работал прокурором…
– Это сказал Коломиец, – уточнила я.
– Без разницы. Главное – прокурор и осужденный. Мог Коровин осудить Ярцева? Мог! Мог Ярцев ненавидеть Коровина? Мог!
Мог – не мог. Факты были притянуты Алиной за уши. Точнее, фактов как таковых и вовсе не было. Все ее рассуждения напоминали сцену из фильма «Ирония судьбы или с легким паром». «Кто летит в Ленинград?». Помните, как герой Буркова с героем Беляева анализирует сложившуюся ситуацию. Из четверых надо выбрать одного. «Ты летишь? Нет. Я лечу? Тоже нет! Значит, летит или Павлик, или Женя». И тут два приятеля почему-то напрочь забывают о Павле и вспоминают о том, что пили за невесту Жени Лукашина. Самое яркое событие уходящего года – это то, что их друг-холостяк наконец-то женится. Зациклившись на предстоящей свадьбе, они решают, что лететь в Ленинград должен именно Женя – к невесте.
То же происходило и с моей подругой. Есть некогда осужденный, есть в прошлом прокурор. Почему не связать их воедино? То, что в принципе могло быть, она приняла за действительное. Интересно, что и я приняла ее идею. Логическое объяснение налицо. Имелось и возражение:
– Алина, но Коровин вроде бы сам умер?
– Дорогая моя, – снисходительно начала она. – Кто сказал, что сам?
– Неужели полицейские что-то откопали? В его крови нашли яд?
Алина несколько смутилась.
– Я не знаю, возможно, они и нашли бы что-то, если бы провели экспертизу, но они не собираются этого делать – все пострадавшие не являются гражданами Сейшел. Нужны дополнительные данные? Ищите их на родине и за свой счет – такова позиция Сейшельских полицейских.
– Но ведь надо что-то указать в документах, в справках о смерти?
– Речь идет о несчастных случаях. Коровин, как, стати, и Кудрявцев, умерли от сердечных приступов, именно так написано в обеих справках о смерти. Я выяснила. Одну справку Поль передал Раисе Антоновне. Другую он приложит к гробу, когда тот надо будет сдавать в багаж. Ты меня сбила с мысли! – нахмурилась Алина, вспоминая, что она хотела сказать. – Так вот, в принципе все и так понятно. В крови Коровина найдут большое количество алкоголя. А к алкоголю можно примешать любой яд. Он подействует в десять раз сильнее и быстрее.
– Откуда у Ярцева яд? И как он смог отравить Коровина, если они не общались?
– Элементарно просто! Улучил момент и подсыпал во флягу. Ядом могло послужить и лекарство, которое недопустимо принимать с алкоголем. Отчего умерла Мэрилин Монро? От того, что запивала транквилизаторы мартини! Я, конечно, утрирую, но всем известно, что алкоголь меняет свойства некоторых лекарств. И не надо быть профессором в фармакологии – это знает каждый школьник.
– Алина, ты упомянула Кудрявцева. Но он то умер своей смертью? – спросила я. Признаюсь честно, после тряски в автобусе и обилия информации моя голова варила слабо.
– Необязательно. Раиса Антоновна рассказывала, что ее муж никогда не расставался с таблетками нитроглицерина, всегда носил их в кармане рубашки. Ярцев мог заменить тубус с таблетками. Кудрявцевы пошли купаться в море – он подошел к шезлонгу, одни таблетки выложил, другие положил.
– Но зачем? Кудрявцев же не садил его в тюрьму!
– Не садил, но и не заступился! Слишком уж «хлебная» у Ярцева была должность. Скажешь, не знали друг друга? Да у Ярцева отоваривалось полгорода. А чем мэр других хуже?
– Может и не хуже, – пожала я плечами. – Но я как-то не представляю, что бы мэр ездил на поклон к директору базы.
– А ему самому и не надо было ездить. Для этого есть шофер. Я еще допускаю, что Ярцев сам привозил деликатесы Кудрявцеву на дом. А когда Ярцеву пришло время отвечать за хищения, все от него отступились, побоялись ввязываться. И мэр в том числе, не захотел признать, что пользовался ворованным.
– Так уж ворованным? – усомнилась я.
– А ты думаешь, мэр платил за икру, за семгу, за печень трески, которые тогда были в большом дефиците?
– Не знаю, ты так говоришь, будто сама присутствовала при передаче деликатесов.
– Так было везде, в любом городе, на всей территории нашей бескрайней родины. Дефицит рождал спрос. И этим пользовались очень многие торговые работники. Все можно было достать, но… из-под прилавка, с черного хода и с наценкой. Меня саму шеф посылал на базу за копченой красной рыбой и консервами в банках. Да ты вспомни, в магазине одна мойва лежала, да морская капуста – в белых эмалированных лотках.
– Было, – кивнула я.
Мои слова, которые были сказаны относительно мойвы и капусты, Алина приняла, как подтверждение своей версии.
– Значит, так. Ярцева пока не злим, наблюдаем за ним со стороны, близко не подходим. Он совершил задуманное, и теперь должен успокоится. Пусть думает, что его никто ни в чем не подозревает. Он вернется на родину, и тогда мы потребуем, чтобы тщательно были исследованы тела Коровина и Кудрявцева.
– Ну а Бабенко? – перебила я Алину. – Тоже Ярцев?
– С тем совсем просто! Ярцев подошел к Бабенко, напомнил ему о себе: как в свое время помогал доставать дефицит. Но с того времени много воды утекло. Ярцев успел отсидеть. Бабенко или действительно его не вспомнил, или не захотел вспомнить.