Джеффри понял, что не знает, как начать. Нерешительно промямлив свое имя, он поздоровался. Джеффри боялся, что Келли его не вспомнит, однако не успел он придумать, что сказать после обычных слов приветствия, как услышал в трубке радостное: — Джеффри! Здравствуй! — Келли, казалось, совсем не удивилась его звонку.
— Мне так приятно, что ты позвонил, Джеффри. Я сама хотела позвонить, когда узнала о твоих проблемах в суде, но так и не решилась. Я боялась, что ты меня уже совсем забыл.
…Боялась, что он забыл ее! Джеффри постарался убедить Келли, что такого просто не могло быть. Потом он извинился за то, что не позвонил, как обещал, не позвонил и ни разу не зашел.
— Не надо извиняться, — сказала Келли. — Я знаю, что горе объединяет людей, как, к примеру, рак или что-то вроде этого. И еще я знаю, каково врачам, когда их коллега так уходит из жизни. Я и не надеялась, что ты позвонишь. Ты меня тронул тем, что пришел на похороны. Крис был бы доволен, что ты его не забыл. Он действительно уважал тебя, Джеффри. Однажды сказал, что считает тебя самым лучшим анестезиологом из всех, кого он когда-либо знал. И мне было приятно, что ты тогда пришел. Не все его друзья захотели проститься. Но я их понимаю…
Джеффри не знал, что сказать. Оказывается, Келли не только его прощает, но и хвалит. И чем дальше она говорила, тем большим подлецом он себя чувствовал. Джеффри поспешил изменить тему разговора, не зная, что ответить:
— Я рад, что застал тебя дома, Келли. Даже не надеялся на это.
— В это время я как раз возвращаюсь с работы. Наверное, ты знаешь, я больше не работаю в Вэллей.
— Нет, не знаю.
— После смерти Криса я решила перейти в другое место, так спокойнее. И перебралась в город. Сейчас работаю в Сент-Джос. В блоке интенсивной терапии. Мне здесь нравится больше, чем в реанимационном отделении. А ты по-прежнему в Бостонском Мемориале?
— Вроде бы да, — не стал уточнять Джеффри. Ему было не по себе, он боялся: а вдруг Келли не захочет с ним встретиться? Ведь если честно, кто он ей? У нее своя жизнь, у него — своя. Однако поскольку он зашел уже так далеко, стоило попытаться.
— Келли, — наконец выдавил Джеффри, — я тут хотел тебя спросить… можно я заеду и немного с тобой поболтаю кое о чем?
— Когда ты хочешь? — сразу же спросила она.
— Ну, когда тебе удобно. Я… я мог бы приехать прямо сейчас, если ты не слишком занята.
— Хорошо, приезжай.
— Нет, если это тебе неудобно, я могу…
— Нет-нет! Очень даже удобно. Приезжай, — перебила она его, даже не дав закончить фразу. И в двух словах объяснила, как добраться до ее дома.
Майкл Москони внимательно смотрел на лежащий перед ним чек Джеффри. Прижав трубку к уху, он набирал номер Шаттерли из Бостонского национального банка. С последней цифрой внутри у него что-то неприятно сжалось, хотя он не мог бы сказать, почему. За всю карьеру залогового кредитора он только раз принимал оплату в виде чека. Тогда все закончилось благополучно. Его не надули. Однако от своих коллег он не раз слышал леденящие кровь истории о неудачах других кредиторов. Случалось, они заканчивались сердечными приступами, даже инфарктами, и вследствие этого необходимостью менять работу (как правило, она оказывалась намного хуже). Если сейчас случится что-нибудь непредвиденное, то самой больной проблемой для Майкла будет разбирательство с его андерайтинговой компанией,[16] которая запретила ему принимать плату за работу в виде чеков. Майкл не преувеличивал, когда говорил Джеффри, что ставит на карту больше, чем залоговую сумму. Странно, почему у него в животе такое щемящее чувство? Да, все-таки дело необычное. Ведь этот парень был доктором, а не кем-то еще. К тому же сорок пять тысяч наличными могут оказаться в руках залогового кредитора только раз в жизни, если вообще могут. Конечно, Майкл не хотел, чтобы дело досталось кому-нибудь из его конкурентов, поэтому он и пошел на такие уступки. Хотя, по правде сказать, случай был беспрецедентный.
Кто-то поднял трубку и попросил его подождать. Пока в трубке слышалась какая-то музыка. Майкл постукивал пальцами по столу. Было почти четыре часа дня. Он должен убедиться, что деньги лежат на счету доктора и в любой момент он может перевести их на депозит или обналичить. А Шаттерли — его старый друг. Уж он-то всегда поможет ему узнать, что и как.
Когда Шаттерли взял трубку, Майкл все ему объяснил. Особо просить не пришлось. Тот выслушал и коротко бросил:
— Секундочку.
Майкл понял, что Шаттерли что-то набирал на компьютере.
— И на сколько чек? — еще уточнил он.
— Сорок пять штук, — сказал Майкл. Шаттерли громко рассмеялся.
— Счет показывает всего двадцать три доллара и несколько центов.
Возникла пауза. Майкл замер. Щемящее чувство в животе усилилось. Как-то странно сжалось сердце.
— Ты уверен, что сегодня никто не переводил деньги на депозит? — не поверил он.
— Сорок пять тысяч — никто! — отчеканил Шаттерли.
Майкл повесил трубку.
— Проблемы? — Дэвлин О’Ши поднял глаза от старого номера «Пентхауза». Дэвлин был немного полноватым, но сильным и крепким мужчиной. Со стороны он скорее напоминал разбитного мотоциклиста вседозволенной эры шестидесятых годов, чем бывшего бостонского полицейского. В мочке левого уха у него красовалась золотая сережка в виде мальтийского креста. Даже волосы он носил конским хвостом, стягивая их резинкой сзади. Такой стиль не только помогал ему в работе, но и был своеобразной формой протеста против всех видов власти и авторитетов, знаком того, что Дэвлин не собирается утруждать себя чрезмерной заботой об одежде и правилах поведения. Из полиции его выгнали за взятку.
Дэвлин удобно развалился на виниловой кушетке напротив стола Майкла. Джинсовая куртка, «вареные» джинсы и черные ковбойские ботинки стали для него своего рода униформой после изгнания из системы.
Майкл оставил вопрос Дэвлина без ответа.
— Может, я могу чем-нибудь помочь? — снова спросил Дэвлин.
Майкл внимательно посмотрел на него, словно впервые видел эти могучие руки, покрытые татуировками. У Дэвлина недоставало одного переднего зуба, что придавало ему необычайное сходство с ночным вышибалой из бара, которым он, кстати, когда-то действительно был, правда, в силу необходимости и не очень долго.
— Может быть, — протянул Майкл. У него начал рождаться план действий.
Дэвлин заскочил в офис Москони случайно, именно сейчас он искал работу и не знал, за что зацепиться. За несколько дней до этого он вернул из Канады одного убийцу, который был выпущен под залог, но не сдержал слова и удрал за границу. Дэвлин входил в число так называемых «баунти хантеров»,[17] к услугам которых Майкл время от времени прибегал.
Пожалуй, Дэвлин как раз тот человек, который ему нужен, чтобы съездить к Джеффри и напомнить тому о его обязательствах, подумал Майкл. Наверняка он сделает это более убедительно, чем он сам.
Откинувшись в кресле, Майкл обрисовал Дэвлину сложившуюся ситуацию. Тот отложил в сторону «Пентхауз» и встал. При шести футах пяти дюймах роста он весил сто шестьдесят восемь фунтов. И хотя его толстый живот перевешивался через ремень брюк, чувствовалось, что под слоем жира еще достаточно сильные мышцы.
— Не беспокойся, я с ним поговорю, — хмыкнул Дэвлин.
— Только будь вежливым, — попросил Майкл. — Сделай так, чтобы все выглядело как можно убедительней, но помни, что он все-таки врач, а не громила-убийца. Мне бы не хотелось, чтобы у него что-нибудь случилось с памятью и он забыл обо мне.
— Ты же знаешь, я сама вежливость, — ухмыльнулся Дэвлин. — Я всегда рассудителен, сдержан и благороден. В этом мое очарование.
Он вышел из офиса, радуясь, что наконец появилась хоть какая-то работа. Плохо только то, что материальная компенсация маловата. Но это его не останавливало, Дэвлину хотелось побыстрее оказаться в Марблхэде, чтобы заскочить в любимый бар на пристани и выпить пару баночек пива.
У Келли был очаровательный двухэтажный особнячок со множеством окон, белыми стенами и черными ставнями. Две трубы над крышей из красного кирпича. Справа от дома находился гараж на две машины, а слева — застекленная веранда. Джеффри удивило, что здесь, совсем недалеко от центра города, так много деревьев. Дом буквально утопал в зелени берез, кленов, дубов. Остановившись у дома напротив и подрулив к бордюрному камню, через боковое стекло своей машины он разглядывал дом Келли, надеясь, что у него хватит сил и мужества, чтобы подойти к дому и позвонить. Господи, с чего начать разговор? Никогда раньше не приезжал он к другому человеку в поисках сочувствия и понимания. К тому же его тревожило, что при той теплоте и сердечности, с которыми она говорила с ним по телефону, сейчас Келли может оказаться совсем другой. Но ведь она его ждала!
Собравшись с духом, он завел машину и подъехал к дому Келли. Подошел к входной двери и остановился. С дипломатом в руке он чувствовал себя немного неловко. Несмотря на свою профессию, он не носил с собой даже докторского саквояжа и привык к тому, что руки у него свободны. Однако оставлять такую сумму наличными в машине ему тоже не хотелось.
Не успел Джеффри нажать кнопку звонка, как дверь открылась и на пороге появилась Келли. На ней были розовые легинсы поверх черных колготок, розовый спортивный джемпер, такая же повязка на голове и плотные гетры до колен.
— По утрам я обычно хожу на аэробику, — объяснила она свой наряд, слегка покраснев. Затем, неожиданно для Джеффри, сделала шаг вперед и крепко его обняла. Он чуть не расплакался, почувствовав, как его захлестнула волна жалости к себе. Он даже не мог вспомнить, когда вообще кто-нибудь его обнимал. Но уже через секунду он подавил этот внезапный приступ слабости и тоже обнял Келли.
Не отпуская его рук, она отступила, чтобы посмотреть ему в глаза, потому что Джеффри был на добрых шесть дюймов выше ее.