Засунув пистолет за пояс, Трент схватил Гэйл за ноги и попытался уложить ее в ванне во всю длину. И тут он внезапно остановился, чувствуя, как в нем просыпается гнев. Он-то надеялся на то, что это молодое обнаженное тело разбудит его сексуальное чувство, однако не испытывал ничего, кроме, наверное, отвращения. И еще слабой паники.
С неожиданной яростью Трент выхватил пистолет, схватил его за ствол и уже занес над головой, чтобы превратить лицо Гэйл в кашу, но, когда уже был готов это сделать, опустил руку вниз. Ему удалось сдержаться. Хотя он и желал бы изувечить ее до неузнаваемости, Трент себя остановил. Он не должен ошибаться. Вся прелесть его плана заключается в том, что, по мнению тех, кто будет анализировать причины, смерть Гэйл должна последовать в силу естественных обстоятельств, а не убийства.
И он сменил пистолет на шприц. Сняв с иглы колпачок, склонился над ванной. Благодаря ране ему не надо теперь искать место для введения яда. Внутривенное введение всегда оставляет следы. Трент без колебаний ввел содержимое шприца прямо в открытую рану.
После этого он выпрямился, надел колпачок на иглу и спрятал пустой шприц в карман. Ждал он недолго. Через минуту у Гэйл начались неконтролируемые судороги лицевых мышц. Прямые губы изогнулись в нелепой гримасе. После судороги охватили уже все тело. Через несколько минут пучкообразные точечные судороги превратились в резкие и обширные спазмы. Голова Гэйл стала биться о кафельную плитку, а потом со страшным хлюпающим звуком об ванну.
Увидев это, Трент зажмурился, напуганный страшным действием своего яда, и невольно попятился. Эффект действительно был устрашающий, особенно когда Гэйл стала бесконтрольно дергаться. Трент повернулся и вышел в гостиную.
Открыв дверь на лестничную клетку, он посмотрел вверх и вниз, чтобы убедиться, что там никого нет. Там никого и не было. Перешагнув порог, он плотно прикрыл за собой дверь, на цыпочках подошел к лестнице и быстро спустился на первый этаж. Из подъезда Трент вышел так, словно собрался на прогулку. В его планы не входило привлекать к себе внимание окружающих.
Чувствуя, что он разнервничался и огорчен, Трент свернул на Бекон-стрит и пошел в направлении Булл Финч Паб. Он не мог понять в чем дело, почему жестокость не возбудила его, как это бывало не раз во время бесконечных серий «Майами Вайс».
Размышляя над этим, он решил, что Гэйл не так уж и привлекательна. Скорей всего, она даже уродлива. Только этим объясняется то, что ее обнаженное тело не тронуло его. Она слишком худощава, и груди у нее практически не было. Трент был стопроцентно уверен в том, что он не гомосексуалист. На флоте это лишний раз подтвердилось, когда ему не удавалось ладить с врачами.
Чтобы доказать себе, что он нормальный мужчина, Трент задумал раскрутить и снять одну коммуникабельную и дерзкую брюнетку, работавшую секретаршей в баре. Она тоже была непривлекательной. Но это не играло никакой роли. Пока они болтали, он заметил, что она восхищена его фигурой. Один раз она даже спросила, занимается ли он этим специально. Какой идиотский вопрос, подумал Трент. Любой уважающий себя мужчина должен следить за своим телом. Те, кто этого не делают, обычно напоминают бесформенных жаб. С ними Трент неоднократно встречался на Кембридж-стрит, когда ему хотелось с кем-нибудь подраться.
Чтобы отмыть и вычистить комнату отдыха персонала хирургического отделения, Джеффри потребовалось совсем немного времени, но теперь она выглядела даже намного чище, чем обычно, когда здесь работали другие уборщики. В зале, возле комнаты отдыха. Джеффри нашел пылесос и вычистил не только комнату отдыха, но и соседнее помещение, и весь коридор вплоть до лифтовых шахт. Потом он приступил к небольшой кухоньке позади комнаты отдыха. Он всегда считал, что это самое грязное место на этаже, и искренне радовался тому, что наведет здесь порядок. Он даже вымыл холодильник, плиту и раковину.
Дэвид все еще не возвращался. Зайдя в раздевалку, Джеффри понял, почему его не видно. Жизненный принцип Дэвида заключался в том, чтобы работать не больше пяти-десяти минут, а потом на пять-десять минут делать перекур. Иногда он делал перерыв, чтобы вместе с сигареткой выпить немного кофе.
Вследствие того же жизненного принципа, Дэвиду не понравилось, что Джеффри за такое короткое время успел сделать так много. Он посоветовал ему снизить темп, иначе у него начнется белая горячка. Но для Джеффри хуже всего было слоняться без дела.
Когда Дэвид перестал корчить из себя надсмотрщика, он дал Джеффри отдельную связку ключей и приказал ему самостоятельно заняться операционной.
— Я останусь здесь и закончу убирать раздевалку. Начни с коридора. Хорошо вычисти большой шкаф. Честно говоря, лучше начни с него. Директор отделения младшего медицинского персонала устраивает целый скандал, когда мы забываем его вымыть. После убери операционную, там вечером была операция. Остальное должна была убрать вечерняя смена.
Джеффри хотелось бы сразу оказаться в отделении патологии, чтобы посмотреть протокол вскрытия Пэтти Оуэн, но пока придется довольствоваться операционной. Надев комбинезон, как его учили внизу, Джеффри посмотрел в зеркало и ужаснулся. Кроме нового цвета волос и сбритых усов, он сегодняшний мало чем отличался от себя вчерашнего. Джеффри рывком натянул хирургическую маску.
— Зачем тебе маска? — изумился Дэвид.
— Я боюсь заболеть, — объяснил Джеффри. — Думаю, лучше ее надеть.
Дэвид согласно кивнул.
— Хорошо.
Подтолкнув вперед тележку, через двойные двери Джеффри вошел в операционное отделение. Он не был здесь с тех пор, как его уволили из больницы, однако все выглядело так же, как и при нем. На первый взгляд ничего не изменилось.
Следуя инструкциям Дэвида, первым Джеффри вымыл огромный черный шкаф. Пока он работал, в помещение то и дело входили люди в медицинских одеждах. И выходили. Некоторых Джеффри знал по имени, но никто из них даже не удосужился посмотреть на него. Статус уборщика защищал его больше, чем те косметические изменения внешности, которые он произвел накануне. Теперь он решил держаться поближе к швабре с тряпкой и тележке с уборочным инвентарем.
Но даже придя к такому мнению, Джеффри предпочитал стоять спиной к группе хирургов и младшего медицинского персонала. Когда он вошел в операционную, они занимались удалением аппендикса; теперь больную увезли. Анестезиолог и хирург были его большими друзьями.
Какое счастье, что операционная бригада, освободившись, ушла на отдых. В операционной воцарилась тишина. Со стороны центрального поста доносился слабый звук включенного радио. Джеффри начал мыть пол, продвигаясь в направлении стола.
Там стояли аппараты селекторной связи с отделениями. Пост был своего рода командным пунктом, с которого в операционную вызывали хирургов и анестезиологов, звонили в отделения, чтобы привезти больного.
Над столом висела полка с журналами, куда заносили данные о ходе операции и анестезиях.
Джеффри быстро глянул в коридор, чтобы еще раз убедиться, что там действительно никого нет. Он потянулся за журналами. Все операции были расписаны по датам, и Джеффри довольно быстро отыскал записи того злосчастного дня: 9 сентября. Он стал быстро перелистывать страницы, отыскивая те операции, когда требовался бы семидесятипятипроцентный маркаин. К его удивлению, таких операций в тот день не было. Было несколько спинномозговых анестезий, но при их проведении маркаин вводили в составе гипер- или изотонического раствора, если они вообще использовали маркаин, а не в виде тридцатимиллилитровых ампул, используемых для эпидуральной или проводниковой анестезии.
Снова открыв папку, Джеффри нашел список операций на восьмое сентября. Вообще-то контейнер для мусора и отработанных препаратов возле наркозного аппарата выбрасывали каждый день, однако вдруг по какой-либо причине в тот день это забыли сделать? Но операции восьмого числа тоже не дали никакого результата. Не спутал ли он на самом деле надпись на ампуле маркаина, когда проводил анестезию Пэтти Оуэн? Как еще можно объяснить пустую ампулу из-под семидесятипятипроцентного раствора маркаина в его контейнере?
Джеффри уже почти завершал свое исследование папок, как дверь в операционную резко отворилась. Он мгновенно схватил швабру и стал судорожно тереть пол возле стола, устремив взгляд вниз. Но никто к нему не подходил, и Джеффри поднял голову. Он увидел, как операционная бригада торопливо катит тележку с пациентом в направлении операционной, предназначенной для аварийных, незапланированных случаев. По обе стороны тележки висели пластиковые пакеты с донорской кровью. Джеффри предположил, что, наверное, это жертва очередной автомобильной катастрофы.
Только после того, как тревога в его душе улеглась, он осмелился снова подойти к папкам. Положив их на место, Джеффри тихо закрыл дверцу. Прошедшая мимо него операционная бригада заставила его задуматься. Такие чрезвычайные случаи нельзя запланировать, следовательно, их нет в расписании плановых операций. Точно так же не было предусмотрено заранее и кесарево сечение у Пэтти Оуэн. Этого ведь никто не ожидал. Как его можно было учесть в графике операций и в расходе медицинских препаратов? Джеффри нашел журнал экстренных операций за предыдущий год. Там был полный годичный список всех операций, в том числе и срочных, типа автомобильных катастроф, и тех, которые нельзя было заранее спланировать — как кесарево сечение у Пэтти. Здесь же указывались операции, отмененные или перенесенные по каким-либо причинам.
За исключением кесарева сечения эпидуральная анестезия почти не применялась ни в чрезвычайных ситуациях, ни при срочных операциях, потому что она требовала времени на подготовку. Джеффри это знал, тем не менее он решил проверить записи еще раз: порой выпадали и исключения. Он стал просматривать перечень операций за восьмое число, проводя пальцем по странице сверху вниз. Читать было трудно, потому что все записывалось от руки, а почерк у дежурных медсестер был разный. Но и здесь он не обнаружил ничего подозрительного. Перевернув страницу, он остановился на списке операций за девятое число. В той же операционной, где он потерял Пэтти, ранним утром было сделано ушивание травмы роговицы глаза. Джеффри почувствовал, как у него ускорился пульс. Офтальмологический случай мог оказаться тем, чем надо.