– Луиза? Луиза!
Эмма обыскала всю квартиру. Она только на минуту отлучилась в туалет, и малышка пропала.
– Луиза! Дедушка и бабушка ждут нас. Бабушка специально для тебя испекла морковный торт.
Никакой реакции. Может быть, она убежала?
Эмма подошла к входной двери. Нет, ключ торчал с внутренней стороны, и дверь была закрыта. Она всегда это делала с тех пор, как Луиза однажды случайно заперлась. Девочка с паническим криком бегала по квартире, пока срочно пришедший господин Грассер не открыл старомодную дверь с помощью отмычки.
Это невозможно! Эмма должна взять себя в руки и набраться терпения. Больше всего ей хотелось сейчас закричать. Она все время должна была с кем-то считаться, но кто считался с ней?
– Луиза!
Она вошла в детскую комнату. Шкаф не был закрыт как надо, Эмма открыла дверцу и вздрогнула от испуга, когда увидела свою дочь, сидевшую скорчившись под висящими платьями и куртками. Она держала большой палец во рту и опустошенным взглядом смотрела перед собой.
– Ах, моя дорогая! – Эмма опустилась на корточки. – Что ты здесь делаешь?
Никакого ответа. Девочка еще сильнее стала сосать большой палец, одновременно потирая указательным пальцем носик, который стал уже совсем красным.
– Ты не хочешь пойти со мной вниз к бабушке и дедушке и съесть морковный торт со сливками?
Луиза энергично покачала головой.
– Может быть, ты хотя бы выйдешь из шкафа?
Опять отказ.
Эмма чувствовала себя беспомощной и растерянной. Что происходит с ребенком? Может быть, ее надо было показать детскому психологу? Какие страхи мучили ее?
– Знаешь что? Я позвоню бабушке и скажу, что мы не придем. А потом я сяду к тебе и что-нибудь тебе почитаю. Хорошо?
Луиза робко кивнула, не глядя на нее.
Эмма с трудом поднялась и пошла к телефону. Ее печаль смешалась с гневом. Она должна убедиться в том, что Флориан действительно что-то сделал с ребенком, и тогда пусть пеняет на себя!
Она позвонила свекрови и извинилась за то, что они не придут на чай, потому что с Луизой не все в порядке. Эмме пришлось на корню пресечь громкие причитания Ренаты и ее явное разочарование. У нее не было никакого желания оправдываться.
Когда она вернулась, Луиза все еще сидела в шкафу.
– Какую книгу тебе почитать? – спросила Эмма.
– Франца Хана и Джонни Маузера[35], – пробормотала Луиза, не вынимая большого пальца изо рта. Эмма нашла на полках книгу, поставила рядом с открытым шкафом кресло-мешок и села.
Было ужасно неудобно в ее положении сидеть на полу. У нее затекала то левая, то правая нога. Но она мужественно продолжала читать, так как Луизе это нравилось. Девочка перестала сосать палец, потом вылезла из шкафа и прижалась к руке Эммы, чтобы смотреть в книгу. Она смеялась и потешалась над картинками, которые знала наизусть. Когда Эмма закрыла книгу, Луиза вздохнула и закрыла глаза.
– Мама!
– Да, моя сладкая? – Эмма нежно погладила дочку по щеке. Она была такая маленькая и доверчивая. Ее нежная кожа была такой прозрачной, что видны были жилки на висках.
– Я не хочу больше никогда от тебя уходить, мама. Я так боюсь злого волка.
У Эммы перехватило дыхание.
– Тебе не надо бояться. – Она старалась, чтобы ее голос звучал спокойно и твердо. – Ведь волк сюда не придет.
– Придет, – прошептала Луиза сонным голосом. – Он всегда приходит, когда тебя нет. Но это секрет. Я не должна тебе ничего говорить, иначе он меня съест.
Утром Бернда Принцлера привели к судье, занимающемуся проверкой законности содержания под стражей, и из штрафного изолятора в Управлении полиции, где он пробыл ночь, перевели в следственную тюрьму в Пройнгесхайме. Прошло почти полчаса, пока его проводили в комнату для посетителей, в которой ждали Пия и Кристиан. Два судебных чиновника, которые его сопровождали, были выше Пии, но Принцлер превосходил их по росту на целую голову. Пия была готова к тому, что разговаривать с ним будет непросто. Мужчина имел многолетний опыт пребывания за решеткой, атмосфера следственной тюрьмы его ничуть не шокировала, как это случалось с людьми, которые впервые в жизни проводили ночь в камере и приобретали внушающий страх опыт тюремного заключения. Такие люди, как Принцлер, в основном не говорят ни слова и в лучшем случае ссылаются на своего адвоката.
– Добрый день, господин Принцлер, – сказала Пия. – Меня зовут Пия Кирххоф. Это мой коллега главный комиссар Крёгер. Отдел К2 в Хофхайме.
На мрачной физиономии Принцлера не отразилось никаких эмоций, но в его темных глазах мелькнуло выражение тревоги и напряжения, которое удивило Пию.
– Садитесь же. – Потом она обратилась к исполнительным чиновникам: – Спасибо. Вы можете подождать за дверью.
Принцлер уселся на стул, широко расставив ноги и скрестив на груди покрытые татуировками руки, и пристально посмотрел на Пию.
– Что вы теперь от меня хотите? – спросил он, когда в замке снаружи повернулся ключ. – Что вообще случилось?
Его голос был глубоким и хриплым.
– Мы проводим расследование по делу об убийстве Леонии Вергес, – сказала Пия. – Одна свидетельница в тот вечер, когда был обнаружен ее труп, видела вас и второго мужчину, когда вы выходили из дома фрау Вергес. Что вы там делали?
– Когда мы пришли в дом, она была уже мертва, – ответил он. – Я со своего мобильника позвонил на номер 110 и сообщил о трупе.
После этого многообещающего начала он больше не ответил ни на один из вопросов, которые ему попеременно задавали Пия и Кристиан.
– С какой целью вы приходили к фрау Вергес?
– Откуда вы ее знаете?
– Ваш автомобиль соседи часто видели у дома фрау Вергес. Что вы у нее делали?
– Кто был сопровождавший вас мужчина?
– Когда вы в последний раз разговаривали с Килианом Ротемундом?
– Что вы делали в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое июня?
Наконец он соблаговолил открыть рот.
– Почему вас это интересует?
– В ту ночь произошло нападение на телеведущую Ханну Херцманн. Она была избита и жестоко изнасилована.
Пия заметила вспышку в глазах Принцлера. Его челюстные мышцы задвигались, а внушительные мышцы на шее напряглись.
– У меня нет потребности насиловать женщин. И я ни разу еще не ударил ни одну из них. Двадцать четвертого я был в Маннгейме на встрече байкеров. Это могут подтвердить примерно пятьсот свидетелей.
Тем не менее он не отрицал, что знает Ханну Херцманн.
– С какой целью вы были накануне вечером вместе с Килианом Ротемундом у фрау Херцманн дома?
Пия не ожидала встретить в лице Принцлера болтуна, но ее терпение – самое ценное качество следователя – было подвергнуто суровому испытанию. Время шло.
– Послушайте, господин Принцлер, – Пия пошла необычным путем. – Мой коллега и я не подозреваем вас в совершении этих преступлений. Я думаю, вы кого-то покрываете или защищаете. Я могу это понять. Но мы должны найти опасного психопата, который самым жутким образом изнасиловал молодую девушку, обезобразил и утопил ее, а потом выбросил в Майн как какой-нибудь мусор. Ведь у вас самого есть дети, с которыми могло случиться нечто подобное.
Во взгляде Принцлера читалось удивление. И уважение.
– Ханна Херцманн была зверски изнасилована ножкой зонтика от солнца и получила такие тяжкие телесные повреждения, что чуть не погибла от внутреннего кровотечения, – продолжала Пия. – Ее обнаружили в багажнике собственного автомобиля, и она только чудом осталась жива. Леония Вергес была прикована к стулу. Кто-то наблюдал за ней, пока она умирала от обезвоживания. На нее была направлена камера, которая фиксировала ее мучительную смерть. Если бы вы могли нам как-то помочь найти преступника или преступников, чтобы привлечь их к ответу за их деяния, я была бы вам действительно очень признательна.
– Если вы поможете мне выбраться отсюда, – ответил Принцлер, – я тоже смогу вам помочь.
– Если бы это зависело от нас, вы бы сейчас уже смогли уйти. – Пия с сожалением подняла плечи. – Но в игре участвуют более высокие чины.
– Я могу и поторчать здесь пару дней, – сказал он. – Вам все равно нечего мне предъявить. Мой адвокат подаст заявление об изменении меры пресечения, и я даже получу бабки за те дни, которые здесь проведу.
Его лицо с тщательно выбритой бородой было будто высечено из камня, но выражение его глаз, несмотря на внешнее безразличие, свидетельствовало о том, что он лжет. Мужчина, который прошел через многочисленные допросы, который привык к суровому тону и наверняка не был чрезмерно чувствительным, забеспокоился. Весьма забеспокоился. Человек, которого он хотел защитить, был ему очень дорог. Пия отважилась и произвела прицельный выстрел.
– Если вы беспокоитесь за свою семью, я могу распорядиться, чтобы ей была предоставлена полицейская защита, – сказала она.
Идея о полицейской защите для семьи развеселила Принцлера. На его губах мелькнула чуть заметная улыбка, но сразу погасла.
– Позаботьтесь лучше о том, чтобы меня сегодня выпустили отсюда. – Он смотрел на нее проницательным и требовательным взглядом. – У меня постоянное местожительство, я никуда не денусь.
– Тогда ответьте на наши вопросы, – вмешался Кристиан.
Принцлер не обратил на него никакого внимания. Это свидетельствовало о четком осознании им того, что он проявил слабость и в некоторой степени попросил полицейских ищеек помочь ему. Мужчины его калибра обычно ничего не испытывали к полицейским, кроме презрения.
– Вас видели в том месте, где фрау Херцманн обнаружили в багажнике ее автомобиля. Завтра состоится очная ставка со свидетелем.
– Я ведь уже сказал, где я был в тот вечер.
Принцлер избегал оскорблений, манер мачо и жаргона, принятого в его среде, который он в иной ситуации, несомненно бы, использовал. Он был умен, четырнадцать лет назад отстранился от дел «Королей дороги» и стал жить в райском уголке, подальше от клубов и заведений в квартале «красных фонарей», который когда-то был его домом. Почему? Что его заставило это