Я и правда старался. А получились одни неприятности! Ну, справедливо ли это?
Сейчас я расскажу, как я был вежливым и как мне всё время за это попадало.
Началось ещё в поезде. Мы уже немножко отъехали, и я сказал себе: «Пора начинать быть вежливым. Сейчас ты откроешь окно и проветришь купе». Я опустил раму и ласково так оглянулся на пассажиров.
— Что за безобразие! — проворчал сосед. — Дует, как у ведьмы в трубе!
Да, ничего не скажешь, получил я за свою вежливость! Больше я уже не пытался быть вежливым до самой станции, и всё было хорошо.
От станции до маленького городка, где живут дедушка с бабушкой, надо ехать автобусом. Я вспомнил маму и снова решил быть вежливым. Я очень вежливо подождал, пока все сядут в автобус. Как самый вежливый, я хотел сесть последним. Но не успел — автобус отъехал. Я грустно проводил его глазами.
А шофёр высунулся из окна, погрозил мне и крикнул:
— Нашёл где играть! Ступай отсюда!
— Я хотел быть вежливым!.. — крикнул я, но он этого уже не услышал.
Целый час пришлось ждать следующего автобуса.
Дедушка с бабушкой мне очень обрадовались. Я подумал: может, не надо быть таким уж особенно вежливым и всё обойдётся. Но меня словно кто под руку толкал. «Нет, — сказал я себе, — будь что будет, а правила вежливости ты всегда должен соблюдать».
Мне нравится жить у дедушки и бабушки. Они делают всё, что я только захочу.
Бабушка, к примеру, знает, что я люблю пирог с маком. К моему приезду она испекла пирог. Большущий — как стол.
Из синего кофейника бабушка разлила кофе по чашкам и говорит:
— Осторожно, внучек! Не обожгись!
Вот, наконец, возможность показать вежливость! Я вскочил и торопливо отпил по глотку из бабушкиного и дедушкиной чашек.
— Не горячая, все в порядке. Можете пить, — сказал я очень возгордился, ведь я такой вежливый.
Дедушка как-то странно посмотрел на меня.
— Что с тобой случилось. Альфонс!
— Ничего! — Бодро ответил я.
Бабушка покачала головой. Видимо, ей очень понравилась моя вежливость.
После кофе надо убрать со стола.
— Я встану последний, — предупредил я. — Мама же говорит, что мужчина не должен протискиваться впереди всех. Я так и сделаю.
— Чего это ты последний? — Недовольно спросила бабушка. — Ты что, барчук и не хочешь убрать посуду? Пусть убирают твои старенькие дедушка и бабушка, а ты развалишься в кресле? Бери кофейник и марш!
Вот так проявил вежливость! «Всегда у меня все получается не так, как следует», — грустно подумал я.
Дедушка, наверное, заметил, что у меня испортилось настроение.
— Пойдем на прогулку после кофе. Ты еще раз посмотришь на наш старый город, и все будет хорошо, — сказал мне старик. Я сразу вспомнил мамины наставления: «Не толкайся среди людей, а иди сбоку. Когда идешь с дамой, то держись слева. Альфонс. Это ты хорошо запомни». Правда, бабушка для меня никакая не женщина, а дорогая бабушка, рассуждал я, но мне именно сейчас хотелось быть исключительно вежливым. Но слева уже шел дедушка. Я дернул его за рукав и попросил:
— Пожалуйста, дедушка, стань с правой стороны. Здесь я должен идти.
Старик снова удивленно посмотрел на меня.
— Что с тобой? — Спросил он тихо, но сердито. — Ты изменился, стал какой-то смешной!
Он покачал головой, но сделал так, как я просил. Теперь я шел у бабушки с левой стороны, вежливый и нежный.
Правда, когда мы подошли к большой луже, я растерялся. Из вежливости я прошел прямо через лужу, чтобы только все время быть у бабушки с левой стороны.
— Альфонс, — сказала она. — По лужам не ходят! Я обхожу стороной, а ты не обращаешь… и меня обрызгал!
— Я хотел только…
— Да, ты только хотел, — передразнила меня бабушка. — В парня словно черт вселился!
К счастью, нам встретился старик Мюркельмайер, товарищ нашего дедушки, и бабушки перестала упрекать меня. Взрослые поздоровались. Я вспомнил мамины слова: «Подожди, пока взрослые обратятся к тебе, не встревай в разговор первый» И я стоял молча, заложив руки за спину, устремив глаза в землю. Бабушка подтолкнула меня. «Да, значит, веду себя правильно», — подумал я. Дедушка Мюркельмайер откашлялся, а бабушка, которая никогда так не говорила, быстро сказала:
— Вы только взгляните. У парня вселился бес. Целый день такой невежливый, или его блоха укусила. Может, ты наконец поздороваешься с дедушкой Мюркельмайером?
Я поднял глаза вверх и не сказал ни слова. Сначала же должны говорить взрослые.
— Ну, что с тобой? — Сердито спросил старик. Тогда сквозь слезы я сказал:
— Но дедушка Мюркельмайер ничего не говорит, то и я ничего не скажу.
Бабушка и дедушка еще больше рассердились, а дедушка Мюркельмайер улыбнулся и погладил меня по голове.
После обеда мы сидели молча, настроение у всех было плохое. Только вечером, когда пришли дедушки Мюркельмайер и Полли, снова стало весело. В воскресенье все три дедушки всегда играют в карты. Бабушки это не нравится. «Когда они играют, то курят трубки, а от дыма желтеют гардины», — говорит бабушка.
Три дедушки играли в карты и были очень веселы. То один, то другой восклицал:
— Ну, придави его Пауль… теперь ему конец… посмотри, как он сердится.
Тем временем бабушка готовила для них бутерброды.
У меня мелькнула новая мысль. Я еще раз покажу, какой я вежливый и больше не буду. Я хотел помириться со своим дедушкой, показав особую вежливость. Поэтому я обошел вокруг стола и посмотрел в карты других игроков. Подошел опять к дедушке и шепнул ему на ухо:
— У дедушки Мюркельмайера два валета и два туза, а у дедушки Полли все черви, кроме девятки и семерки.
Дедушка Мюркельмайер стукнул кулаком об стол.
— Теперь все ясно! — Воскликнул он так, что стекла задребезжала. (Сильный у него голос!) — Сначала мальчик не подавал мне руки и молчал, как рыба, а теперь выдает мои карты!
Дедушка Полли тоже рассердился. Моему дедушке с трудом удалось успокоить и убедить, что он ничего не знает и не подстрекал меня шпионить. Он совсем расстроился.
— С парнем что-то случилось. Весь день только и делает глупости, а теперь испортил нам такую замечательную игру. Вон отсюда! — Крикнул на меня старик.
Мне пришлось пойти на кухню, съесть колбасу с хлебом и лечь спать. На следующий день я отказался от подчеркнутой вежливости, и тогда все стало на свои места. Все мы стали понимать друг друга, и мне опять стало хорошо у бабушки и дедушки.
Зато неприятности подстерегала меня дома. Мама помахала у меня перед носом почтовой карточкой. Я узнал на ней бабушкин почерк.
— В чем дело? — Спросила мама и начала читать открытку: «С Альфонсом все хорошо, но почему-то мы с ним не находим общего языка. Он странный и не любезен. Но, может, это пройдет».
— Наверное, ты был невежлив, сынок? Разве тебе не приказывала быть вежливым? Когда ты это запомнишь, наконец?
Такое бывает, если хочешь быть особенно вежливым!
Как я запускал бумажного змея
Однажды Петер предложил:
— Давайте устроим соревнование: кто лучше запустит бумажного змея. Кто хочет сделать змея и принять участие в соревнованиях?
Конечно, захотел я и еще много одноклассников. Шестеро из нас создали команду. В команду попала и девчонка Луиза.
Я сразу сказал:
— Девчонки — они сами змеи, а клеить их они не умеют! Если Луиза останется в нашей команде, мы обязательно проиграем.
Но никто со мной не согласился.
Потом нас познакомили с правилами состязаний. Объяснили, каких размеров должен быть змей, где и когда будем соревноваться. Я подумал: «Нужны мне эти правила! Лучше я сам себе склею хорошего змея, и пусть-ка все подивятся, когда наша команда выиграет».
Эрвин был в нашей «змеиной» команде. Но он хотел, чтобы мы все вместе клеили. И остальные тоже так хотели. Один я не хотел. Я решил, что у меня будет свой собственный змей и что склею я его один.
Ох, и шикарный у меня получился змей! Большущий, как школьное окно. Четыре дня я его клеил, а потом нарисовал на нём рожу и даже сам испугался: открываю утром глаза — а она прямо на меня смотрит. Только очень уж тяжёлый вышел у меня змей. А хвостище — три метра длиной!
Наконец настал день состязаний.
Петер, Эрвин, Бруно, Луиза — все они приставали ко мне: где твой змей? Но я хранил молчание.
Бруно говорит:
— Ничего у Альфонса не получилось со змеем!
Я чуть ему в физиономию не заехал. «Ну погоди, — думаю, — я тебе покажу, как это у меня не получилось!»
К месту соревнований мы должны были ехать на трамвае. На всякий случай я захватил папины кожаные перчатки. А то, когда змей взлетит, его не удержишь! Но уже на трамвайной остановке у меня начались неприятности.
Кондукторша отправила вагон перед самым моим носом да ещё крикнула:
— Горючие материалы, негабаритный груз и страшные рожи не перевозим!
Вот когда я обозлился-то!
Вторая кондукторша оказалась не такой злой и пустила меня в вагон. Зато какой-то дядька наступил прямо на моего змея. Бумага лопнула с треском, и все оглянулись. Рожа на моём змее перекосилась.
Я раскричался:
— Да осторожней! Вы змея моего раздавили! Теперь мне ни за что не выиграть соревнование!
Тут ко мне подошла добрая кондукторша и давай ругаться. Пришлось мне слезть, не доехав одной остановки. От обиды я даже не заметил, что слезая, оборвал изумительный трёхметровый змеиный хвост. Только уж потом я увидел, что он куцый стал.
Когда я в конце концов добрался до места, все были злы на меня, как черти. Конечно, я опоздал.
А Бруно разорался больше всех:
— Нас не допускают к состязаниям! У нас команда неполного состава! И всё из-за тебя, Циттербаке!
— Чего орёшь? Ведь я пришёл, — сказал я ему тихо. — И змей у меня с собой.
Подошли судьи. Это были десятиклассники, члены Союза свободной немецкой молодёжи.
Один сказал:
— С этой штуковиной мы тебя не допустим.
— Штуковина? А ты вот склей сперва такой! Все вы ахнете, когда он поднимется на пятьсот метров.