— Монсеньор.
— Мэтр Тобиус, — кивнул де Наруз и бросил магам-охранникам: — Ведите его за мной.
Лерьезаль кишел людьми, гудел как растревоженный улей, казался переполненным, что было фактически невозможно при его размерах, однако суета происходила в главных помещениях, а Тобиуса вели окольными путями, чтобы никому не показывать.
— Что произошло, мэтр? — спросил капитан гвардии, не сбавляя шаг.
— Нас предали. Информатор Мерата оказался прислужником врага, и моими руками была совершена диверсия. Я… из-за меня Мистакор был атакован…
— Мистакор уничтожен, — безжалостно отрубил де Наруз. — Нам докладывают, что долины больше нет.
Тобиус и сам это понимал. Спустя несколько часов после его побега по Астралу прокатилась такая ударная волна, что маг упал и долго корчился на земле, сотрясаемый судорогами и харкающий кровью пополам с рвотой. В это время мир был синим от столба магического света колоссальной яркости, который вырос на месте Мистакора. Это могло значить лишь одно: университет уничтожен, а его Сердцевина дестабилизирована. Хотя, несомненно, кто-то безмерно могущественный ограничил радиус поражения, ибо иначе ударная волна магии дошла бы до пригородов столицы Архаддира, попутно создав на теле Вестеррайха невиданных размеров кратер.
— Все, кто не смог или не захотел его покинуть, уже мертвы, и в следующие семьсот лет жить рядом с границами области взрыва будет невозможно. Якобы остаточная магия станет причиной неконтролируемых мутаций, пространственно-временных аномалий, прорех в ткани реальности и прочей волшебной чепухи, которая совершенно никому не нужна по соседству с их столицами. Вот такая язва появилась на теле нашей страны.
— Что же я натворил… — белыми губами прошептал Тобиус.
— Риденские наймиты говорят, что о происшедшем уже известно половине континента, ибо астральное эхо прокатилось по всему Вестеррайху и даже могло перевалиться через Драконий Хребет.
Все было как во сне… в самом кошмарном и мучительном сне из сотен кошмарных снов, виденных Тобиусом на его коротком веку. Борьба скорби, стыда, ненависти и гнева, с новой силой разразившаяся у серого магистра в душе, на какое-то время вытеснила все остальное, и он даже не заметил, как скромны стали окружавшие интерьеры, как мало слуги сил уделили их освещению.
— Куда… куда мы идем?
Распахнувшись, следующая дверь выпустила их в ночь, на один из спрятанных хозяйственных дворов Лерьезаля, не предназначенных для глаз придворных, где стояла карета, запряженная неземными лошадьми, и нетерпеливо прохаживался взад-вперед Кавидус. Тобиуса ударили в спину так сильно, что он упал и разбил лицо о брусчатку.
— Благодарю за сотрудничество, — протянул агент Тайного кабинета, гадливо улыбаясь.
— Забирай, и чтобы больше он здесь не появлялся, — распорядился капитан королевской гвардии.
— Не извольте беспокоиться, монсеньор, не появится.
Кавидус улыбнулся шире, вскинул руку и ударил в Тобиуса мощным, но не смертельным разрядом молнии.
Он пришел в себя, лежа в темноте, на чем-то холодном и твердом. Шевелиться не спешил, желая понять, явь эта тьма либо он вновь провалился куда-то внутрь себя, дабы потешить Шепчущего бессилием перед накатывающими волнами безумия. Очень скоро на передний план сознания выступила жгучая боль в шее, которая вместе с отсутствием Дара могла значить лишь одно: против Тобиуса опять применили керберит.
Руки нащупали ошейник, сработанный из толстой кожи, укрепленной железной проволокой и с маленьким замком сзади. Внутри ошейника было как минимум три тонких керберитовых пластинки, которые нещадно жгли кожу. Окончательно осознав свое положение, серый маг запустил левую руку в волосы и глухо застонал сквозь зубы. Как же ему надоело постоянно оказываться в таком положении! Иные волшебники всю жизнь проживали, не соприкасаясь и даже не видя проклятого металла, жили себе и в ус не дули, в то время как его, Тобиуса, уж не раз, не два и даже не три лишали сил и швыряли в застенки. Надоело это безмерно, а от клокотавшей внутри злобы, тошнотворно горькой и нестерпимо горячей, хотелось просто убить… просто бить кого-нибудь до тех пор, пока в его теле не останется ни одной целой кости. Немного поборовшись с этим чувством, словно с поднимающейся по пищеводу желудочной кислотой, волшебник резко себя осадил, приказав избавиться от скверны в мыслях и вновь стать человеком.
Привыкшими к темноте глазами он осмотрел тесный каменный мешок, пропахший выделениями человеческого тела, высохшей кровью и плесенью. Окон не было, вместо них под потолком чернела крохотная отдушина, а в противоположной стене имелась железная дверь. Зрение обострилось настолько, что удалось разглядеть на ней царапины и даже прилипший кусочек чьего-то ногтя.
Тишина, темнота и слабость располагали к мыслям, которые, в свою очередь, совсем не радовали. Волшебник очень быстро пожалел, что когда после дестабилизации Сердцевины Мистакора с ним пытался связаться Талбот Гневливый, он эти попытки пресекал. Для Тобиуса тогда невыносимой была сама мысль, что архимаг, один из немногих людей, чье мнение для него было важно, узнает, что натворил серый магистр по своему скудоумию. Наберись он смелости тогда… и что? Он смог бы предупредить Талбота, что будет в Лерьезале? Или что там его сдадут с рук на руки людям Паскаля Мерата, шпиона, который наверняка не был обманут Гараликом, а сам участвовал в его обмане? Все перемешалось в голове, и, медленно скребя скальп пальцами единственной действующей руки, маг сидел в темноте, проклиная все на свете — прежде всего себя — и думая над тем, что за заговор плелся вокруг его фигуры все это время.
Чувство времени и направления отказало, Тобиус не знал, сколько просидел так, но казалось, будто прошли не одни сутки, поэтому, когда снаружи скрежетнул засов, он сильно вздрогнул от неожиданности. Железная дверь приоткрылась, но больше ничего не произошло.
— И что, я должен броситься наутек, чтобы меня схватили притаившиеся снаружи?
— Нет, — ответил бесплотный шепот во мраке, — вы должны бежать, чтобы завтра вас не потащили в пыточную камеру, где мадемуазель Беатрис начнет вытягивать из вас правду вместе с жилами. Бегите, пока Мераты не вернулись с большого королевского совета, пока охрана не ждет подвоха.
Тобиус не пошевелился.
— Я обязан в это поверить?
— Не обязаны, но, как молвил Молотодержец: "Судите их по делам их".
Волшебник вздрогнул вновь, когда щелкнул замочек и ошейник упал. Тело наполнил поток великой силы, благословенная магия вернулась к нему, выдернув из ничтожества человеческого бытия и вновь сделав могущественным волшебником. Рядом с ошейником на полу уже лежал аккуратно сложенный плащ и сумка Тобиуса.
— Когда на вас надели эту штуку, все ваши двойники, где бы они ни были, мгновенно исчезли, — сообщил шепот. — Я также взял на себя труд заманить внутрь то ушастое существо, которое путешествует с вами. Это было нелегко.
В руках Тобиуса появился его посох, коим серый магистр принялся медленно водить из стороны в сторону.
— Все еще не доверяете. Ваше право. Если бы меня так гнусно обманули, я бы тоже никому не доверял. А теперь уходите, двигайтесь к порталу, припугните тех, кто его обслуживает, они не воины и откроют проход, а у вас достаточно знаний, чтобы проверить координаты и не оказаться в каком-нибудь неприятном месте.
— Сначала несколько вопросов…
— Неподходящее время.
— Шеф архаддирской разведки служит Шивариусу?
Незримый благодетель молчал, словно раздумывая — а не стоит ли просто уйти и бросить упрямого дурака на произвол судьбы?
— Нет, — все же ответил он. — Паскаль Мерат верно служит своему экселленту и исполняет его волю.
Горечь рубанула по и без того истерзанному сознанию.
— Значит, Маэкарн в союзе с Шивариусом. Но почему?
— Если когда-нибудь встретите его, то не забудьте спросить. А теперь уходите, если вас схватят вновь и вернут сюда, я уже ничего не смогу сделать. Королю известно, что вы располагаете и черновиком, и Шкатулкой Откровений, он хочет получить и то, и другое, дабы иметь рычаг воздействия на Второго Учителя, ради чего пойдет на все. Беатрис Мерат умеет развязывать языки…
— У меня нет и никогда не было Шкатулки Откровений!
— Узник седьмой камеры, прежде чем перестать говорить, сообщил, что лично доставил ее вам. Не верить ему резона нет — под такими пытками либо говорят правду, либо умирают и уже ничего не говорят. Всего доброго.
— Постой! Кто ты и кому служишь?
— Я никто, и звать меня никак, а хозяин мой погиб в Мистакоре… хорошо, что напомнили.
На плащ упал словно бы из пустоты еще один предмет — каменное яйцо на каменной ножке.
— Он не успел, не смог воспользоваться этим. Шивариус был слишком силен. Все, что смог сделать Осмольд Дегерок, — это стянуть радиус взрыва Сердцевины до минимума. Чтобы воспользоваться Каменным Облаком, нужно обладать необоримой ненавистью и волей к убийству. Видимо, моему хозяину этого не хватило. Однако, даже погибая, он остался великим, посмотрим — получится ли у вас?
Незримый шептун умолк, и Тобиус совершенно ясно понял, что остался один.
Забрав свои вещи, а также запихнув в сумку каменное яйцо и ошейник с ключом, он выскользнул в тускло освещенный коридор и двинулся по направлению к порталу. Путь волшебник прекрасно знал, а посох в руке и полностью вернувшиеся силы придавали уверенности в том, что он будет проделан легко. Временно все тяжелые и отравляющие душу мысли умолкли, уступив место единственному свирепому стремлению выжить, но даже оно не заставило мага сделать больше десяти шагов. Он остановился, настигнутый жестоким сомнением, а потом принудил себя вернуться к покинутой камере. На железной двери значилась цифра восемь. Тобиус перешел к седьмой двери, открыл окошко и заглянул внутрь. Ничего видно не было, лишь сильный смрад ударил в нос. Помедлив немного, маг все-таки отодвинул засов и вошел.
Камера под номером семь в точности повторяла восьмую. В дальнем левом углу валялся ком грязной мешковины, источавший сильную вонь, трупную и фекальную. Прежде чем подойти и немного откинуть мешковину пяткой посоха, Тобиус приготовился увидеть нечто очень неприглядное. И увидел. Он не считал себя хорошим человеком, но порой иные люди могли своими делами убедить его, что еще есть куда падать. Беатрис Мерат, судя по тому, что она сделала с этим несчастным, была из более мерзких тварей, чем те, к которым Тобиус относил себя.