— Вот, гляди, Седой.
— Я уже нагляделся.
— Не на зад мой гляди, а на то, что ты листиком банным посчитал, дурень!
На правой ягодице темнела аккуратная татуировка в виде розы ветров.
— Нравится?
— Да. Хотя картина уступает в прелести холсту.
Смеясь, она улеглась на лавку и положила голову ему на ноги. Остывать после парилки следовало на свежем воздухе, но в мягком тепле без сквозняков, так что предбанник подходил вполне хорошо.
— Ты смешной, волшебник. И красивый, хоть и седой.
Ее ладонь легла ему на грудь, переместилась на правое плечо, скользнула вниз, к бронзе.
— Как это случилось?
— Был щенком, — скупо ответил он. — Полез на матерого пса. Поплатился.
— Понятно. Видишь этот длинный промеж моих малюток? Тоже на матерого полезла, он и рубанул от души, отступила, кончик его меча распорол кольчугу, как ситец, и самым концом царапнул по телу. Если бы хоть на мгновение промедлила, развалил бы он меня от макушки до матки.
— Рад, что успела.
— Конечно, рад, а то бы не валялась я сейчас здесь да задом не вертела перед мордой твоей бесстыжей, — хихикнула незнакомка, глядя ему в глаза.
Оба умолкли и некоторое время смотрели друг на друга напряженно, потом она приподнялась, и случился поцелуй, долгий, рваный, нервный, когда и мужчина, и женщина пытались его прекратить, но не могли.
— Нельзя… у меня уже есть… хороший… очень… нельзя… — бормотала она, задыхаясь и шаря по телу Тобиуса жадными руками.
— Нельзя… обижать… хороших людей!
Потребовалось нечеловеческое усилие, чтобы его собственные руки, так крепко прижимавшие желанную незнакомку, рывком отстранили ее. Женщина вскочила на ноги и отошла на несколько шагов, захлебываясь воздухом и дрожа, красная уже не от пара, а как будто от искреннего стыда. Ее полотно упало на пол, и, поняв это, она впервые попыталась прикрыть затвердевшие острые соски и черный треугольник внизу живота. Волшебник поднял ткань и осторожно передал ей. Он не понимал, чего боялся больше — того, что она вновь бросится на него, или он на нее? Некоторое время они сидели молча на почтительном расстоянии друг от друга. Тобиус поджал ноги под себя и медитативным путем усмирял бунт в душе и теле, незнакомка, будто еще не совсем оклемавшись после инцидента, глядела в стену.
— С тобой такое случалось? Такое… звериное?
— Один раз, — ответил он, открывая глаза, — семь лет назад. Это было как наваждение, волна прибоя, сметающая все и вся.
Ее уши пылали алым.
— Спасибо, что остановился, сама бы не смогла.
— Борьба со страстями необходима для моей профессии, иначе погибну от самой магии.
Незнакомка впервые с момента прояснения рассудка посмотрела на него.
— Она была похожа на меня?
— Кто?
— Та, первая… к которой ты… к которой тебя…
— Нет, совсем нет. Она была… совсем другой. Но в то же время… она была воином, как и ты. Сильной, гордой и страстной настолько, что ее страсть диктовала ей безумные, порой бессмысленные поступки. Прежде чем мы разделили ложе, она несколько месяцев продержала меня в темнице, где я с голоду охотился на крыс и ел пауков, а при следующей встрече я взял в руки булаву и хорошенько помял ей кости, желая еще и череп проломить.
— Ого, какие страсти…
— Семь лет прошло с нашего расставания, и с тех пор я ничего подобного не чувствовал.
— Лестно, — призналась незнакомка.
Волшебник поднялся, беря сумку.
— Это была одна из самых странных встреч в моей жизни, и я рад, что она случилась.
— Я тоже рада, — ответила нежданная компаньонка и уже ему в спину добавила: — У тебя и у самого милый зад!
Когда Бейерон говорил, что неплохо было бы Тобиусу отправиться на встречу с зеленокожими банкирами, волшебник не подозревал, что в сопровождающие ему достанется принцесса Ривенского королевства.
Перед встречей с ее высочеством серый магистр бережно хранил образ, оставшийся в его памяти, а именно — лицо и хрупкую фигурку девушки-подростка, чей расцвет только начинал набирать силу. Первый же взгляд затмил воспоминание. За прошедшие годы Хлоя Карторен выросла, превратившись в прекрасный цветок. Она встречала его в дорогом, но не вычурном наряде, молодая женщина с волосами цвета воронова крыла, лицом "сердечком", вздернутым носиком, ртом, созданным для нежных улыбок, и темной родинкой на правой скуле. Тобиус приблизился, опустился на одно колено и коснулся губами кончиков ее пальцев.
— Вы стали еще прекраснее, чем я вас помню, миледи.
Подняв голову, он увидел большие карие глаза, блестящие от слез. Хлоя медленно погрузила пальцы в его седые волосы и пролепетала:
— Бедный чар Тобиус, через что же вам пришлось пройти!
Не зная, следует ли отпускать рвущуюся на губы улыбку, маг поднялся.
— Не стоит меня жалеть, а то поверю, что достоин жалости, и стану ничтожеством. Право, у вас должны были найтись более важные дела, чем таскаться со мной по городу.
Волшебник жестом фокусника изъял из воздуха носовой платок белого батиста и протянул ей, дабы принцесса промокнула слезы.
— Я только вчера приехала из Орлипорта, следила за постройкой кораблей. Чар Тобиус, у нас будет флот!
— Осведомлен. Теперь лорды Селии вновь станут носить звание адмиралов не по традиции, а по праву. Отрадно.
Вскоре они ехали в роскошной гербовой карете с эскортом из всадников гвардейского кирасирского полка. Хлоя делилась впечатлениями от поездки в маркизат Селия, улыбалась, смеялась, пыталась убедить волшебника, что сердце ее не разрывается от чувства жалости к нему. Тобиус улыбался, смеялся и делал вид, что ничего не замечает. Порой она задавала вопросы, а он отвечал, точнее, рассказывал. Про Ору, про войну.
Они ехали в Сияющий Перекресток, небольшой и очень опрятный район, где традиционно селились члены гоблинской диаспоры Ордерзее. Он расположился как раз на перекрестке двух широких улиц, давших району имя, и еще на двух десятках улочек, прилегавших к ним. Лицом района были сверкающие витрины ювелирных лавок, принадлежавших исключительно гоблинам, и фасады отделений гоблинских банков, среди которых особо выделялся небольшой дворец ордерзееского отделения банка "Рифсгрин и правнуки".
Перед посетителями распахнулись двери в роскошный холл, где на красном ковре встречал их богато разодетый гоблин в золотых солнцезащитных очках. Помимо дорогого наряда с манжетами шатрадского кружева и старомодным воротником-жабо, он привлекал внимание сплошь золотыми зубами и париком двух различных цветов — кислотно-зеленого и кислотно-фиолетового. По меркам своего народа этот гоблин являлся богатым модником с безупречным вкусом.
— Ваше высочество, ваше могущество, благословен день, когда вы решили озарить наш мрак своим визитом! — хрипло запел зеленокожий, пускаясь в пляс вокруг Хлои и делая вид, что искренне пытается поцеловать постоянно ускользающую от тонких губ руку принцессы. — Меня предупредили, что ваше время на вес бриллиантов, так что прошу в кабинет!
Первым, что замечал посетитель после бросающейся в глаза роскоши, было то, что внутри здания банка не хватало дневного света. Окна имелись снаружи, а внутри интерьер лишь намекал, что где-то они есть, хотя на самом деле все окна гоблины тщательно перекрывали. Помещения, отведенные для встречи с посетителями, освещались магическими светильниками всех сортов, от настенных до паривших взад-вперед, а все клерки, работавшие в этих помещениях, носили солнцезащитные очки. Быт гоблинов, как существ, рождавшихся и развивавшихся в кромешной тьме подземелий, вообще исключал свет как необходимость, а уж солнечные лучи были так неприятны им, что представители этого народа не покидали спасительного мрака без широкополых шляп и плотных плащей.
Кабинет кроме роскошной мебели украшали ростовые портреты сородичей господина в парике, таких же расфуфыренных и безвкусно богато одетых, длинноухих, горбоносых, длиннопалых и невысоких банкиров. На столе среди прочего сверкала табличка, которая платиной по золоту сообщала на двух языках, вестерринге и каффелахе: "Лазерий Рифсгрин".
Среди блестящих вещиц вроде большой шкатулки с курительными принадлежностями, мраморного бюстика, подставки с золотыми перьями и чернильницы, выточенной из обсидиана, лежал гроссбух.
— Я взял на себя смелость подготовить все заранее, и если вы не окажете нам честь, отведав чаю или кофе с кондитерскими изде…
— Боюсь, что времени на это нет, — ответила принцесса. — Мы очень торопимся, господин Рифсгрин.
— Что ж, в таком случае, ваше могущество, образец подписи, пожалуйста.
Гроссбух был повернут к волшебнику, тот принял перо и несколько неуверенно поместил под строчками клинописного текста свое личное клеймо — силуэт летящего мотылька. Еще ниже он приложил левый большой палец, после чего на бумаге остался едва заметный сгусток голубоватого свечения. Вернув гроссбух на законное место, Лазерий Рифсгрин взял с отдельной подставки особое гусиное перо, размерами сопоставимое с коротким мечом, и провел неписчей частью по листу, отчего все написанное несколько мгновений мягко светилось.
— Благодарю, ваше могущество, теперь вы полноправный клиент банка со всевозможными привилегиями, к нашему взаимному удовольствию. Примите, пожалуйста, и вот это! Последнее нововведение, книга денежных гарантий! Внутри имеется множество долговых бланков, которыми вы, помещая на них сумму и подпись, сможете расплачиваться! Как только обладатель подписанной вами гарантии предъявит ее в любом отделении нашего банка, он получит на руки указанную вами сумму.
Тобиус принял и покрутил в руках продолговатую книжку, забранную в обложку тонкой дорогой кожи, украшенной золотым вензелем банка.
— Со всеми привилегиями? — спросил он, пряча гоблинское новшество в сумку. — Я думал, что для этого нужен солидный счет и долгие годы безукоризненного доверительного сотрудничества.
Обладатель ужасного, но модного парика чуть заметно качнул головой, должно быть, бросив мимолетный взгляд на принцессу, сидевшую слева от Тобиуса в роскошном красном и подобострастно мягком кресле.