Гном подробно описал постоялый двор "Дух приключений", который находился буквально на самых окраинах архаддирской столицы на правом берегу, если подниматься по течению, прямо у воды. Он заверил, что пройти мимо этого заведения не сможет даже слепой.
— Там не опасно?
— Господин Солезамо, там собираются люди, которым лучше не заглядывать в глаза, а то и кинжалом в печенку можно угоститься. Вы сами как думаете? Но местечко приметное. К тому же самые подозрительные личности там ни у кого подозрений не вызывают, шумные авантюристы со специфической репутацией… да что я тут рассыпаюсь в описаниях? Вы в Парс-де-ре-Нале были? Вы по Архаддиру путешествовали? Можете придумать еще какое-нибудь место, чтобы все мы его нашли и не заблудились?
Молчаливое замешательство показалось гному красноречивым ответом.
— Решено, собираемся в "Духе приключений", а что дальше делать — посмотрим…
— Нужно будет встретиться со связным, — поправил гоблин, — который устроит нам встречу с агентами Тайного кабинета. Мы уже сильно опаздываем, но я уверен, нас будут ждать в городе. Так что, расходимся?
Троица некоторое время молча стояла в тупике, никто не спешил. Тобиус как-то странно колебался — да, телохранители, приставленные, чтобы следить за ним, проявили очень похвальную гибкость ума и приняли необходимые решения, но серый маг как-то не спешил уходить первым. Он уже начал подозревать себя в том, что немного попривык к этой компании, когда Вадильфар из Криксенгорма пожал блестящими металлом плечами и зашагал прочь, бросив напоследок:
— Удачи вам, господин Солезамо, вы уж постарайтесь не пропасть. За тебя, моховик, не волнуюсь, такое, как ты, везде без мыла проскользнет.
— Иди-иди, паршивый подземный карл, — проворчал из глубин капюшона гоблин.
Они остались вдвоем и еще немного помолчали.
— Вообще-то мы нарушаем все данные нам указания относительно вас, господин Солезамо, — наконец проговорил Вилезий, растягивая звуки и тем самым выдавая свои сомнения, — но Инвестигация в расчет не входила. Надо уметь адаптироваться к внезапному изменению обстоятельств, иначе смерть… Вы ведь не подведете нас?
— Я обязался исполнить это поручение, и я это сделаю. Или сдохну. Слишком многое на кону, верно?
— Да. Не мне, простому солдату, рассуждать о подобном, но я все же скажу, что ваше поручение носит… глобальный характер. То есть от того, справитесь вы или нет, зависит политическая обстановка в Вестеррайхе.
— А мы уже опоздали на две недели. Вилезий, я просто чувствую, как ты давишь на меня, скручивая в тугую пружину.
— А и верно, не стоит вам расслабляться, господин Солезамо. Удачи.
Гоблин согбенной фигуркой выскользнул из тупичка, кутаясь в темно-серый плащ, в который не так давно облачился вместо пятнистого "лесного".
Тобиус вышел последним, глубоко натянув на голову капюшон и опираясь на посох — простой деревянный, с обитой металлом пяткой, не очень прямой, не очень длинный, зато прочный и неприметный. Притворно хромая на правую ногу, он побрел по улицам Фельена, и взгляды окружающих не задерживались на его блеклой фигуре. Так волшебник добрался до припортовых районов, а затем и до самого порта.
В царившей округ кутерьме укрыться от лишних взглядов было несложно, главное условие скрытности заключалось в движении, ибо порт кипел жизнью от снующих туда-сюда строителей и телег со стройматериалами, просто так никто на месте не топтался и из общего потока не выпадал. Выбрав удобное место с видом на причалы, он притворился, что вытряхивает из сапога камешек, привалился плечом к стене строившегося дома и стал выглядывать гукор. Корабль казался подлатанным и готовым к отплытью, капитан стоял на носу, сцепив руки за спиной, а рядом с ним маячила фигура в черном плаще с капюшоном. На груди у чужака поблескивала цепочка с энколпионом в виде символа Святого Костра.
— Сколько же вас набилось в этот пропахший гниющими водорослями городок? — пробормотал Тобиус, натягивая сапог.
Его внимание привлекло небольшое нарушение человеческого потока слева, где по отстраивающейся улице шагал мужчина, на голову возвышавшийся над прочими. Обритый по-монашески гигант медленно вертел головой, на его широком карминовом поясе висел массивный молот, а под белой рясой угадывались очертания брони. Монах Ордена святого равноапостольного Иоанна даже не пытался скрыться. Хотя спрятать такого монстра среди простых людей было не легче, чем акулу на прилавке с сельдью, — неизвестно, чем кормили своих послушников старшие монахи ордена, но те всегда вымахивали под семь футов.
Стараясь не совершать опрометчивых действий, волшебник пошел прочь. Инвестигаторы уже были на судне, и не стоило сомневаться, что, задержавшись в порту, он приметил бы еще не одного клирика с внимательными глазами. Подобраться к самой воде незамеченным оказалось трудно, многие причалы были разрушены, река оставила на берегу множество больших и малых камней, горы гниющих водорослей и ила, который еще не успел окончательно высохнуть и затвердеть, однако взвалив на плечо пустую корзину и делая вид, будто он несет тяжелый груз, волшебник смог осуществить задуманное. До самого последнего момента его никто не окликнул и не остановил, а когда быстрый поток оказался у ступней, Тобиус нырнул в Наль без всплеска.
Быстрым и напористым ручейком музыка скрипки лилась по общему залу и, сказать откровенно, была слишком хороша для мелкого трактира, у которого даже вывески не наблюдалось. Немногочисленные клиенты, с вечера отдавшие по паре медяшек за спальное место прямо на скамьях, просыпались от ритмичного мотива и запаха растапливаемых печей, день за окном обещал быть жарким и светлым, как положено летнему дню. Не все спешили во двор к подвесному умывальнику, чтобы привести себя в порядок перед завтраком, один из ночевавших в трактире путников сидел на месте с тревогой в глазах и серовато-белым лицом, словно от великого страха.
— Месье, что будете есть? — вошедший с кухни, потягиваясь, разносчик замер возле стола. — Месье, вы как себя чувствуете?
— Отлично, как будто мне вновь двадцать пять, — хрипло отозвался человек, чьи волосы, усы и борода были седы.
— Шутите? Вы бледны как смерть, месье, может, вам воды?..
— О… да, думаю, вода решила бы все мои проблемы, но лучше все-таки чаю, да покрепче.
Когда разносчик вернулся с большой дымящейся кружкой темного до черноты отвара, клиент уже не выглядел так ужасно. Он причесал усы, собрал воедино растрепанную бороду, зачесал волосы назад, а главное, морщинистому лицу вернулись краски жизни.
— Если доживешь до моих лет, то поймешь, что каждый прожитый день — это еще одна маленькая победа. Но в боях порой так прихватывает сердце, что кажется — все, конец. Однако я еще поживу! Хороший чай! Так что там на завтрак?
Старик сделал заказ и принялся опустошать огромную сковороду с яичницей и беконом, макая хлеб в горячее масло и желтки. Он запивал трапезу крепким чаем и кричал скрипачу, чтобы тот играл свою задорную музыку, раз за разом, обещая щедро наградить после завтрака. Вскоре к трапезе присоединились и другие гости, а когда некоторые из них уже стали покидать трактир, в общий зал ввалился, шатаясь, человек.
По виду то был пейзан, невысокий, очень толстый, в льняной, пропитанной потом сорочке и вязаной жилетке, со старой шляпой, съехавшей на затылок. Тугощекое лицо лоснилось от влаги, волосы слиплись, а в лихорадочно блестящих глазах плескался страх. Пейзан прошел к стойке и, привалившись к ней, заказал большую кружку пива. Завязалась тихая беседа между ним и содержателем трактира, а седобородый старик, шуровавший куском хлеба в опустевшей сковородке, стал делать это медленнее. Прерывая и без того сбивчивую речь прикладыванием к кружке, пейзан поведал хозяину короткую и весьма печальную историю. Когда этот странный посетитель направился к выходу, старик уже накидывал на плечи плащ. Он заплатил хозяину положенное и щедро сыпанул меди с проблесками серебра скрипачу, после чего вышел вон.
Яркое солнце после сравнительно темного помещения безжалостно ударило по глазам, и старик споткнулся, но не упал, а обернулся, ругаясь, и поправил съехавший на глаза капюшон.
— Месье, стойте! — Быстрой походкой он догнал пейзана, который уже залезал на козлы, и ухватил его за плечо.
Простолюдин испуганно отшатнулся и прижался к борту телеги спиной. Седовласый был намного выше и шире в плечах, да и вообще производил впечатление человека, который умеет раздавать тумаки, — это чувствовалось в его движениях, стойке.
— Я невольно подслушал то, что вы рассказали внутри. Хочу помочь.
— П-по-помочь? Вы человек Церкви? — немного восстановив самообладание, спросил тот.
— Скорее я человек околоцерковный, пилигрим, бродящий по королевствам Вестеррайха от одной святыни к другой. Возможности мои ничтожны, но до города, в который вы едете, не менее двух дней пути, а обратная дорога займет еще два дня. Кому будет хуже, если я попытаюсь сделать хоть что-то?
Глаза пейзана бегали из стороны в сторону, он остерегался смотреть долговязому старцу в лицо.
— Оно верно…
— Подскажите дорогу к… откуда вы едете?
— Шем-ду-Махгритэ, месье.
Вскоре телега уже мчалась прочь, оставляя за собой пылевой шлейф, а Тобиус двигался по обочине дороги в противоположном направлении, ему надо было немного вернуться назад, сойти на побочную дорогу и направиться к деревне. Как и в прежние времена, шаг магистра был широк и скор, он мог так идти весь день, останавливаясь лишь на быструю трапезу в теньке либо на оправление естественных нужд, благо выносливости Тобиусу было не занимать. Волшебник мерил свой неожиданный путь шаг за шагом, вдыхая запах нарождающегося зноя, полевого разнотравья и обдумывая мысли не самые радостные и не самые легкие.
Прошлой ночью, расположившись на оплаченной скамейке, он видел сон, а точнее, кошмар, в котором, как в поганом ведьмовском котле, бурлили его страхи, помешиваемые усердием Шепчущего. Началось, как часто это бывало, с темноты, которую живой кровоточащей раной рассекала красная комета. Тобиус ненавидел эту вестницу бед, взошедшую на небосвод без малого десять лет тому назад в очень памятный для него день. Она напоминала магу о том, что он пережил, чего это ему стоило, и что произошли события, объяснения которым до сих пор не появилось. Тогда Тобиус, как он сам верил, пробился в Астрал. Первым за тысячи лет оказался связанным с величайшим источником магической силы из всех возможных, что и пугало, и воодушевляло одновременно. О том он никому так и не рассказал, отчасти боясь быть принятым за безумца, отчасти потому, что если бы ему поверили, волшебник мог до конца жизни лишиться свободы и стать подопытной крысой для старших магов. Никто из них и не вспомнил бы о ценности свободы воли, если бы на кону стоял Астрал.