Те, кто перехватил фургон и перебил его первых владельцев, не были так щепетильны и не считались с особым состоянием груза. Тобиусу было так плохо, что на долгое время он просто выпал из реальности, а когда очнулся, все вокруг стало иначе.
Когда он пришел в себя, впервые за долгое время, то только и смог понять, что больше ничего не чувствует. Возможно, это было временное состояние, а возможно, его тело пострадало так сильно, что нервы начали отмирать. Нормальный человек уже давно и благополучно умер бы, но мутант продолжал жить — ведь именно для этого его подвергли болезненным и опасным изменениям, чтобы он отрастил когти, которыми бы мог упорно цепляться за жизнь. А потом боль вернулась, и Тобиус понял, что бесстыдно разбаловал себя. Он жил с болью много лет, пусть не с такой всепоглощающей и злой, но жил. Его избавили от нее, и он подумал, что спасен, однако мир был полон боли, и никто и никогда не испытает в ней недостатка. Тобиус начал бороться.
Встреча с таинственным работодателем состоялась, но вышла она короткой и бестолковой. Человек с очень низким голосом отчитал мечника за то, что тот так долго провозился, а потом доставил мага в столь бесполезном состоянии. Выразив свое недовольство, таинственный наниматель удалился, напоследок приказав поставить Тобиуса на ноги, либо же он, в свою очередь, сделает калеками нерадивых подчиненных.
К нему приводили лекарей, и простых, и волшебников, первые разводили руками и говорили, что столь запущенные случаи неизлечимы, что обширного некроза не остановить и им странно, что этот несчастный вообще еще жив; вторые готовы были попытаться все поправить, но ничего не предпринимали, ссылаясь на взаимодействие керберита с живой тканью. Они не могли накладывать исцеляющие чары на того, кто соприкасался с этим металлом, и лишь разводили руками.
Однажды Тобиус смог уснуть. Это нечасто ему удавалось, ведь жизнь превратилась в череду мук и страхов, которая не свела с ума лишь благодаря медитации и самоотречению. А еще упрямству. Когда казалось, что сил бороться не осталось, он зубами вгрызался в одну лишь мысль, пульсировавшую в мозгу: "Не подохну, пока эта тварь дышит".
Так вот однажды он смог уснуть, и ему приснился сон, будто приглушенные голоса людей, что стерегли его, обращаются пронзительными, невыносимо громкими и страшными визгами. Так визжал бы тот, с кого живьем срезают мясо, постепенно добираясь до костей, чтобы поскрести острыми ножами по этим самым костям. А потом Тобиус понял, что уже не спит, но вопли безграничного первобытного ужаса не стихают. Открылась дверь, зазвучали тихие, едва различимые шаги, и впервые за долгое время его искалеченный нос будто почувствовал запах. То был запах крови.
— Тобиус, — прохрипел некто, чья гортань и голосовые связки никак не подходили для воспроизведения человеческой речи, — нашел! Боялся, что не успею. Все, закончились твои муки.
Что-то холодное влилось в разверзтую рану, бывшую ртом Тобиуса, и он вновь, в ахог ведает который уже раз, ушел в небытие.
Однако именно после этого раза он очнулся и смог открыть зрячие глаза, в которые бил яркий свет.
— О, вы вернулись к нам, чар. Отрадно. Пожалуйста, не пытайтесь шевелиться и дышать, я еще не закончил.
Он не смог бы пошевелиться при всем желании, потому что не чувствовал тела. Не чувствовал боли. А вот что он чувствовал — так это магию. Слабо, будто "приглушенно", однако чувствовал, и сердце его преисполнялось восторгом от этого. Еще он мог слышать и видеть, но не дышать. Впрочем, отчего-то это его не стесняло.
Перекрывая яркий свет, над волшебником маячила чья-то фигура, деловито проделывавшая некие манипуляции с телом.
— Вот и все. Сейчас вас перенесут в отдельный склеп, где вы сможете полностью восстановиться, а потом мы поговорим. Я рад, что вы выжили, чар Тобиус, я очень рад. Отдыхайте, клянусь именем Джассара, что здесь и сейчас, под моим кровом и моей защитой вам больше ничто не угрожает.
Его аккуратно уложили на носилки и медленно понесли прочь от источника света. Когда глаза привыкли к густому мраку, стал различим лишь низкий потолок, весь из распалубок, поддерживаемый короткими колоннами. Волшебника внесли в маленькую прямоугольную комнатушку, совсем темную и узкую, переложили на некую холодную поверхность — он уже понемногу начал чувствовать свое тело — и оставили в покое.
Медленно, но верно в тело проникал успокаивающий холод, который, как ни странно, нес с собой жизнь. Члены начинали повиноваться, сжимались и разжимались пальцы, начали работать легкие. Тобиус трогал себя, желая ощутить под пальцами живую плоть. Он так давно превратился в изувеченный кусок мяса, не способный даже двигаться, что для возвращения обратно было необходимо почувствовать себя. Он трогал свое лицо, убеждаясь, что оно вернулось, напрягал и расслаблял разные группы мышц, убеждаясь в их полной работоспособности. Внутри тоже все восстановилось, организм заработал, полностью здоровый и живой.
Наконец он решил, что пора все же возвращаться к жизни полноценного ходячего человека. Тобиус приподнялся на локтях и сел… на саркофаге, на котором дотоле лежал. Его действительно поместили в склеп, самый настоящие темный склеп, в котором на высоком постаменте стоял большой каменный саркофаг с какими-то надписями на крышке. Спрыгнув, волшебник пошатнулся, оперся на свое бывшее ложе, но не упал, быстро почувствовал утраченное было равновесие. Будто только того и дожидаясь, в склеп вошел немолодой мужчина самого заурядного вида. Он принес и молча уложил на саркофаг одежду, в которой Тобиус вскоре уже шел за ним следом. Оказалось, что он находился в некой обширной крипте, имевшей не один и не два, а десятки малых склепов с саркофагами, а также стенные ниши для них. Там, где ниш не было, стены украшали каменные барельефы, на вид весьма древние, но хорошо сохранившиеся. Провожатый был молчуном[57], это волшебник понял сразу, ибо его хозяин не озаботился сотворением ложной ауры для питомца.
После запутанной сети темных переходов, перемежавшихся большими залами-склепами, уставленными десятками саркофагов, он был приведен в лабораторию, которая сильно походила на хорошо оборудованную прозекторскую. Блестящие хирургические инструменты отражали блики зеленых огоньков черных жировых свечей, а наравне с алтарем, на котором лежал забытый труп летучей мыши, главенство в помещении делил обширный хирургический стол с установленной над ним чашей светильника. Стол был занят чьим-то массивным телом, укрытым белой, местами окровавленной тканью, а над ним нависал, стоя спиной к Тобиусу, местный хозяин.
— Добро пожаловать обратно в мир живых.
— Спасибо, что помогли добраться.
Хозяин рассмеялся и продолжил, не оборачиваясь:
— Я долго придумывал эффектную фразу, но вы без раздумий ответили в том же ключе.
— Само получилось.
— В том и прелесть. Скоро закончу, найдите себе местечко пока.
Тобиус огляделся, но никакой пригодной для сидения мебели не обнаружил и решил постоять.
— Мы долго искали вас, чар Тобиус. Ну и устроили же вы представление той ночью, половину страны на голову поставили.
— Прежде чем продолжать эту беседу, я хотел бы узнать имя своего спасителя.
— Хм? Молх.
— Что ж, мэтр Молх…
— Я не Молх, — перебил его хозяин крипты.
— Я Молх, — донесся откуда-то из-под потолка тот самый жуткий нечеловеческий голос. Его хозяин прятался за работавшим светильником, а потому разглядеть его было невозможно.
— Я попросил Молха найти вас, чар Тобиус, и принести сюда. Дело оказалось трудным, но у моего друга талант к поиску людей. К счастью, было еще не слишком поздно, хотя я удивился плачевности вашего состояния.
— Благодарю вас, господин Молх, — произнес Тобиус.
— Он не господин, и не месье, и не чар, и не мэтр. Он просто Молх, советую запомнить это.
— Хорошо. Хм… разрешите узнать об одном человеке, он должен был сторожить меня…
— Слепец? Молх, ты встретил Слепца?
— Нет. Когда я нашел чара Тобиуса, — донеслось из-под потолка, — его охраняли только люди и гномы. Убить их было легче, чем съесть комара. Но если бы Слепец оказался в том притоне, я бы и его убил.
— Не сомневаюсь. Что же до моего имени, то вы можете называть меня Зарцем, чар Тобиус. Я давно, очень давно ищу с вами встречи.
— Вас зовут Зарц? — Тобиус напрягся, предчувствуя опасность.
— Да.
— А можно, я буду называть вас Гарибом?
Дотоле возившийся с трупом некромант замер на несколько мгновений. Тобиус приготовился призвать свой посох и, если понадобится, отплатить спасителям черной неблагодарностью.
— Я удивлен, чар Тобиус. Что еще вы обо мне знаете?
— Немногое. Вы адепт Аглар-Кудхум и фактотум Шивариуса Многогранника.
Хозяин крипты кивнул и вернулся к работе.
— Во-первых, буду благодарен, если вы будете звать меня Зарцем, хотя да, в Имем-Муахит меня звали Гарибом. Во-вторых, продолжая тему имен: мы уже давно зовем Шивариуса иначе. Он отказался от старых имен и принял новое, которое звучит как Онсерхиэймараэль Эруаисен, что в переводе с языка далийских эльфов значит…
— Второй Учитель.
— Верно. Именно так его теперь именуют ученики и последователи. Именуют с благоговением и трепетом.
— И вы тоже его так зовете?
— Не совсем. Адепты Аглар-Кудхум, посланные в услужение ко Второму Учителю, одарены правом называть его Муаллим Асхани, что опять же значит то же самое.
— Какая интересная… привилегия.
— Не смейтесь, чар Тобиус, Шивариус очень трепетно относится к своему статусу, и малейший признак неуважения в его сторону может оказаться смертным приговором. А главное, что такой его настрой подкреплен чрезвычайным могуществом.
— Неужели он стал так могущественен, что даже некроманты Черных Песков кланяются ему?
— Я, адепт среднего звена, кланяюсь, а вот мой великий учитель Джафар Анхарайат аль Альррамаль Ассаудаль — нет. Шивариус предложил Культу Шакала сотрудничество, и высшие жрецы решили попробовать. Несколько адептов, таких как я, отправились в услужение ко Второму Учителю. Угадайте, кому мы на самом деле служим?