не искренне… Знаете, сюда много ходит мужчин просто, чтобы отдохнуть. Только душой, понимаете? Поболтать с хорошенькой девушкой, ничуть не боясь козней с ее стороны и какого-либо подвоха. Некоторые и вовсе приходят поплакаться в жилетку. Очевидно, иных «жилеток» у них не имеется, хотя большинство из таких людей – именно женатые, семейные люди…
– Удивительное дело! – едва не воскликнул Иван Федорович. – Вам бы врачом работать по психологической части, платные консультации людям давать относительно жизненных перипетий и сложных ситуаций и обстоятельств. Или же идти в сыск. С вашим знанием людей и их типов вам цены не будет…
– Нет уж, увольте, – улыбнулась Прасковья-Жозефина. – Я, конечно, в какой-то степени помогаю людям, но полностью отдаваться этому делу вовсе не намерена…
– Почему? – поднял Иван Федорович взор на содержательницу публичного дома.
– Люди не стоят того, – твердо ответила мадам Жозефина, и ее взгляд сделался острым и почти жестким. – Ведь, по большей части, это злые, меркантильные, завистливые и гадкие существа, ищущие только пользы для себя и сугубо личной выгоды. Нет, – усмехнулась она одним уголком губ, – тратить годы своей жизни на людей и на помощь им я ни в коей мере не расположена.
– Ясно, – кивнул Воловцов и отчего-то тоже помрачнел. Верно, потому что сказанное Прасковьей-Жозефиной про людей было не так уж и далеко от истины…
– А какие у нас девочки! – продолжала та, явно гордясь своим персоналом. – Вы таких нимф нигде не найдете! По крайней мере, здесь, на Грачевке, да и на Сретенском бульваре тоже. Не говоря уж о подобных моему заведениях на Трубной и Головином переулках… Кстати, девочки у меня меняются каждые два года. Чтоб не надоедали нашим постоянным клиентам. Все на должном уровне. Никаких недоразумений с полицией, все законно, к тому же все мои девочки имеют заменительные билеты и медицинские освидетельствования по поводу венерических болезней. Так что можете не опасаться и оставить все сомнения за дверьми моего заведения…
Волошина на несколько секунд замолчала, глядя на Воловцова, отчего судебному следователю сделалось неловко. Похоже, он ей и правда нравился…
– А хотите, я предложу вам девочку, как раз из новеньких? – загорелась взором Прасковья-Жозефина. – Она пришла к нам всего неделю назад из дома свиданий Адольфины Поляковой, что на Сретенке. Зовут девушку Кити, она из столбовых дворянок…
Воловцов вскинул брови, что было замечено мадам Жозефиной и истолковано как недоверие.
– Не верите? – почти обиженно произнесла она. – И напрасно. И такое бывает… Кити у нас на особом счету. Я никогда не обманываю своих клиентов, поэтому со многими из них нахожусь в дружеских и даже доверительных отношениях. И вас я не намерена обманывать, поскольку вижу в вас человека серьезного, с которым, я надеюсь, мы подружимся, и вы станете у нас частым гостем. А постоянным клиентам у нас полагаются скидки…
– Ничего не имею против того, чтобы подружиться с вами, мадам Жозефина, – улыбнулся хозяйке веселого заведения Иван Федорович Воловцов, не зная, как приступить к расспросу об Иване Жилкине, желательно не раскрывая себя.
– Вот и славно, – улыбнулась Прасковья-Жозефина. – А что касается столбовой дворянки Кити Травиной, то она потомок знатного московского боярского рода Рюриковичей, правда, крайне обедневшего. Кити вот-вот освободится. – Она посмотрела на наручные золотые часы. – Еще четверть часа, и вы можете ее заангажировать. Изволите подождать?
Воловцов поерзал в кресле, что было воспринято Прасковьей-Жозефиной как некое недовольство и нетерпение.
– Ну, а если вы не желаете ждать, могу предложить вам нашу очаровательную малышку Натали, – произнесла содержательница публичного дома и прищурила глаза. – Натали у нас большая выдумщица на разные шалости и любовные кунштюки, так что вы гарантированно останетесь довольны. Так я ее зову?
– У вас очень прелестные часики, – неопределенно произнес Иван Федорович, затрудняясь с ответом насчет большой выдумщицы Натали.
– Это подарок, – мило улыбнулась мадам Жозефина и пристально посмотрела на Воловцова: – А может, вы предпочитаете зрелых и весьма опытных в любовных делах дам? Вы только скажите – и у вас тотчас будет такая…
– Давайте все же подождем Кити, – понял вполне прозрачный намек Иван Федорович. – А часики у вас – хороши. Позвольте взглянуть? – Он мягко принял руку мадам Жозефины в свою и посмотрел на часы. – Конечно, компания «Лонжин». Знаете, совсем недавно я видел подобные часы у моего друга Вани Жилкина. Ну, один в один…
– Так это он мне их и подарил! А Жилкин… он что, ваш друг? – брови мадам Жозефины поползли вверх.
– Ну, как вам сказать, – немного замялся Иван Федорович. – Скорее, не друг, а приятель. Знакомый, в общем… А когда он вам их подарил?
– Вчера, – несколько недоуменно ответила содержательница публичного дома.
– Вот ведь как… – задумчиво произнес Воловцов. – А ведь он мне обещал их продать.
– Не повезло вам, – улыбнулась Прасковья-Жозефина. – Может, пока угостить вас кофеем?
– Не стоит, благодарю вас, – улыбнулся в ответ Иван Федорович. – А Иван-то Захарович каков, а? Слова своего совсем не держит, проказник эдакий. Не ожидал я от него такого…
– Вы не обижайтесь на него. – Мадам Жозефина, наконец, убрала свою руку из ладоней Воловцова. – Он мне был должен еще с прошлого разу, вот и расплатился часиками. Он долги всегда отдает…
– Да я и не обижаюсь… Может, у него еще такие часики имеются? – Иван Федорович пытливо посмотрел на женщину, но та лишь неопределенно пожала плечами:
– Может, и имеются.
– И где мне его теперь найти?
– А что его искать, – усмехнулась мадам Жозефина. – В нашем заведении он гость частый. Приходите на следующей неделе, в среду или четверг, точно его застанете…
– Нет, мне раньше с ним повидаться бы надо, – ответил Воловцов.
– Ну, тогда сегодня вечером загляните в бильярдную «Потешного сада». Он там каждый вечер шары гоняет…
– Вот за это спасибо! – Иван Федорович и правда был доволен. Теперь оставалось лишь доделать начатое, однако маску простого посетителя борделя, озабоченного нехваткой женской ласки, придется снять. – Да, и еще. – Он остро посмотрел на содержательницу публичного дома, чем вызвал у нее явное замешательство: – Я, мадам Жозефина, уж вы простите, вынужден изъять у вас эти часики…
– Как так? – удивлению содержательницы публичного дома не было предела.
– А так. Есть подозрение, что часики эти появились у гражданина Ивана Захаровича Жилкина незаконным путем. И часы эти могут служить доказательством, то есть уликой его причастности к совершенному уголовному преступлению…
– А вы, стало быть, являетесь…
– А я, стало быть, и вы абсолютно правы, уважаемая Прасковья Степановна, являюсь следователем, ведущим это дело, – перебил ее Воловцов и добавил: – Документики показать?
– Не стоит, – холодно произнесла Прасковья-Жозефина. Она действительно хорошо разбиралась в людях и умела отличить правду ото лжи…
– Вот и славно, – доверительно улыбнулся Иван Федорович. – Вы, Прасковья Степановна, часики-то снимайте…
Умная женщина Прасковья Волошина не стала испепелять судебного следователя Воловцова взглядом, желая при этом, чтобы Иван Федорович задымился и в конечном итоге обуглился и обратился в кучу пепла. Стараясь держаться как можно спокойнее и не выказывать беспокойства, она сняла часы с руки и положила на столик. Золото, сверкнув желтым бочком, столь уютно смотрелось на инкрустированном перламутром столике, что, казалось, это просто принадлежность стола, некая деталь или рисунок, искусно дополняющий инкрустацию…
– Благодарю вас. – Воловцов взял часы и положил во внутренний карман сюртука. – А теперь, Прасковья Степановна, извольте написать расписочку, что принадлежащие вам часы, подаренные гражданином Жилкиным Иваном Захаровичем, изъяты сегодня господином судебным следователем Воловцовым Иваном Федоровичем в интересах следствия. Затем поставьте сегодняшнее число и свою подпись…
– Не буду я ничего писать, – вполне определенно высказалась мадам Жозефина, темнея лицом. – Не мои это часы, а где их взял Жилкин, про то не ведаю и знать не желаю…
– Понятно, – спокойно произнес Иван Федорович и как бы между прочим добавил: – Тогда собирайтесь…
– Куда это?
– Известно куда: в полицейскую часть, – просто, без обиняков ответил Воловцов.
– Зачем? – продолжала изображать непонимание Прасковья Волошина.
– За препятствие ведению следствия, мадам Жозефина. Часы – это улика, изъятая у вас. И это надо документально подтвердить, для чего я и требую составить расписку. Иначе у вас будет большое искушение и полная возможность заявить, что это часы не ваши, и вы их никогда на руке не носили и вообще в глаза никогда их не видели. И, естественно, никакой Иван Захарович Жилкин вам их не дарил в счет долга за пользование вашими девочками. И я остаюсь, что?.. Правильно. Я остаюсь с носом. А я, знаете ли, сударыня, очень не люблю оставаться в дураках. Это для моей службы крайне чревато и лично мне крайне оскорбительно и обидно… На душе потом так погано, что впору высунуть лицо в форточку и завыть, глядя на луну. Неужели, сударыня, вы хотите, чтобы я выл на луну?
– Нет, я не хочу, чтобы вы высовывались в форточку и выли на луну, – ответила Прасковья-Жозефина, понимая, что человек перед ней серьезный и от своего ни за что не отступится. Она подозвала служанку, велела ей принести ручку, чернила и бумагу и написала расписку именно так, как того хотел Иван Федорович. Потом, подув на чернила, чтобы скорее подсохли, передала уже не просто бумагу, а документ судебному следователю со словами: – Вот, прошу вас. Надеюсь, господин судебный следователь, ко мне претензий у вас больше не имеется?
– Ни в коей мере, – выставил перед собой руки Иван Федорович, как бы защищаясь и одновременно оправдываясь. – Более того, я прошу вас покорнейше простить меня за причиненные неудобства и некоторое волнение, которое я вам невольно причинил.