Самаэль бредет сквозь этот исторический памятник. Странная мозаика истории. Ни одна стена не соответствует другой, всякий исходный концепт погребен под мешаниной кирпича и металла, цемента и прорех. Во дворце Демагога много дыр. Тут и там эклектично роятся подвески и подпорки, старательно не давая верхним этажам пасть жертвами гравитации.
Картины и трофеи раскиданы по какому-то непознаваемому замыслу: некоторые под углом, некоторые вверх ногами. Некоторые частично перекрывают друг друга, волею случая создавая коллаж. Некоторые трофеи все еще дышат; когда-то они являлись гордостью двора Демагога, теперь же понижены до коридоров или альковов. Их кормят, когда есть чем и когда работники о них вспоминают.
Проводница ведет Самаэля по переходам – те извиваются и закручиваются, подобно уродливым узлам на струнах. Повсюду окна – на внешних и внутренних стенах, начинающиеся маленькими канавками на полу и кончающиеся большими впадинами на потолке, спаянные стеклянные пузыри, раскрашивающие мир сюрреалистичными цветами. Сквозь них Самаэль видит заброшенные незаконченные части дворца, лестницы и двери, ведущие в никуда.
Ищейка шагает рядом, сообщая о своем беспокойстве посредством сущностной связи и виляющего хвоста.
Когда он проходит мимо, один из экспонатов оживает. Это парень – такой тощий, что все ребра легко можно пересчитать, со впавшими глазами и щеками.
– Ты?.. – произносит он в величайшем напряжении.
Проводница отрицательно машет рукой и идет дальше. К ее негодованию, экспонат не утихает.
– Ты?..
Самаэль останавливается, раздражая женщину, которой приходится его ждать.
– Я – что?
Он открывает рот как рыба.
– Ты?..
– Пойдем, – окликает проводница, подгоняя его жестами. – Неразумно заставлять Демагога ждать.
Он кивает, и они идут дальше, оставляя мужчину на его пьедестале. Самаэль почти дошел до конца коридора, когда парень подобрал нужные слова.
– Ты настоящий?
В этот раз он не останавливается. Конечно, он настоящий!
Несмотря на раздробленные пластины и гротескную конструкцию брони Самаэля, мужчина видит в ней что-то знакомое.
– Ты рыцарь?
Вопрос повисает в воздухе, оставшись без ответа.
Они проходят через галерею дверей, припаянных к стенам и всегда открытых. Неясно, так надо, потому что это что-то символизирует или всем просто наплевать.
По пути Самаэль размышляет. Рыцарь ли он? Нет. А может, да? Может, все же стоит им стать? Эта мысль его беспокоит. Слишком уж здорово звучит «рыцарь Самаэль», чтобы просто так отбросить эту затею.
Последний вопрос он слышит ушами Ищейки. Псиное Отродье пятится назад, как, честно говоря, хотел бы сделать и Самаэль.
– Сдержишь ли ты свою клятву?
Он никогда не приносил клятвы. Его создателю не нужны были клятвы, чтобы обеспечить его верность. Его создали, чтобы подчиняться. Но в его разуме и так уже вертится целый неудобоваримый клубок различных мыслей, и этот вопрос – лишь один из них.
Дворцовые покои Демагога сделаны целиком из стекла, наворованного за многие годы и переплавленного в огромную неравномерную сферу с утолщениями тут и там. Любой предмет, видимый сквозь это стекло или отраженный в нем же, превращается в кошмар. Комната опасно балансирует на верхушке дворца. Уродливый пузырь, удивительным образом сочетающийся с захламленным окружением.
Во дворе слуги-полукровки и полулорды держатся поближе к стенам. Низшие инфернали – в пестрых, по большей части, животных оболочках – группируются ближе к центру. В течение многих лет Демагог принуждал их к регулярному обмену сущностями, утверждая свою власть. Это привело к постепенному размытию границ самосознания. Обезличиванию потенциальных соперников до примитивной толпы.
Над ними возвышается сам Демагог – гора трясущегося в котловане жира. Его руки – длинные иссохшие палки с тонкими разветвленными пальцами, а ноги – два атрофированных обрубка. Сиреневая голова, похожая на созревший прыщ, косится на одну сторону.
На скамье перед ним лицом ко входу сидят три неподвижных, будто статуи, человека. Они – голос Демагога, живые рупоры правителя Нового Горизонта. Один – человек с полными руками и ногами, откормленный и бородатый; второй – молодой, рыхлый и лысый. Третья – маленькая девочка, завернутая в черное.
Самаэль предстает перед ними.
Исполнив свои обязанности, его проводница сразу же исчезает.
Длинным пальцем Демагог пронзает маленькой девочке голову. Сущность вливается в нее, оживляя и зажигая ее глаза нечеловеческим светом.
– Что, что, что? Что такое? Он из Дворца Рухнувших? Еще один?
Девочка подбородком указывает на другую часть комнаты, и Самаэль понимает, что он не единственный гость. Удручающе далеко от остальных отстоит Заусенец. Он не шевелится, но его тело излучает недовольство. Вокруг него увивается изношенная оболочка розовокожей кошки – трется о ноги, пытаясь привлечь внимание, и точит когти о поношенный плащ.
– Но подожди! – произносит девочка, снова обращая взгляд к Самаэлю. – Его не было, когда мы прорвались в этот мир. Это не соперник. Он даже не из ордена Нефрита и Пепла. В лучшем случае, пепельник. Кому ты служишь, пепельник?
Он отвечает на автомате:
– Я не служу.
– Не служит? Научится. Узнает.
– Достаточно. Мне надо идти.
– Ему надо? Надо идти? Куда ему надо? Почему он идет? Он заговорит, или его вынудят заговорить.
Во дворе нарастает напряжение, двор готовится исполнить распоряжение Демагога. Плащ Заусенца, сотканный из множества кож, колеблется, готовый раскрыться, но пока неясно, в чью сторону.
Инферналю почти невозможно солгать, Самаэлю это известно. Он решает сказать правду в надежде, что этого будет достаточно.
– Я ищу море.
– Он пойдет позже. Сейчас он будет ждать. Ради моего удовольствия.
– Зачем?
Все, даже инфернальная кошка, замирают, напряженно ожидая продолжения.
– Он спрашивает зачем? Зачем? Потому что я так желаю. Ты пришел вторым, не последним. Мы проведем собрание. До этого пепельник будет ждать.
У него нет выбора, их слишком много на него одного.
Если бы ему предстояло сражаться бок о бок с Заусенцем, то у них был бы шанс. Но он не доверяет Заусенцу. Не хочет просто так расставаться с жизнью, по крайней мере не продав ее подороже. Поэтому он ждет и пытается найти ответ на вертящиеся в голове вопросы.
Что я такое?
Пепельник? Рыцарь? Король?
Ищейка рычит, уставившись на дверь позади него. Он тоже это чувствует. На подходе инфернали – знакомые. Донельзя отвратительное ощущение кого-то могущественного и множества подобных ему – низших.
Он ждет их, и в голове вертятся подобные урагану мысли, а руки нащупывают рукоять меча.
Веспер снится падение. Всё ускоряющееся падение в пустоту. Иногда девочка мчится ей навстречу, иногда пустота стремится ее поглотить. Несущественные детали, меняющиеся из ночи в ночь, Веспер забывает. Лишь падение неизменно и неизбежно.
Она резко просыпается в поту. В углу, напротив кровати, к стене прислонен меч, пристально на нее смотрящий.
Он не выглядит довольным.
Веспер трет глаза. На мгновение комната ей кажется слишком осязаемой, слишком… настоящей? В глубине души она удивлена, что комната еще не исчезла.
Глаз медленно закрывается, крылья сворачиваются, возвращаясь в нормальное положение.
Она садится, потягивается. Комната – снова обычная комната, меч – мрачное спящее создание.
Веспер заворачивается в одеяло как в плащ. Затем поднимает за ножны меч, стараясь не задевать сам клинок. Она не знает, что произойдет, если коснуться рукоятки, но подозревает, что ничего хорошего. Она помнит, как отец его боялся, помнит, что он, в отличие от нее, был избран Семерыми. Впервые осознает всю полноту происходящего. В ближайшем будущем ей придется использовать меч, и вполне вероятно, что это приведет ее к гибели.
Козленок сопровождает ее по темным пыльным коридорам к Диаде.
– Думаю, нам пора, – говорит она.
– Наконец-то.
С операции Диады прошло две недели. Это время прошло в ожидании и спорах о ее здоровье и необходимости двигаться дальше.
Нер провожает их до границ Дивенбурга.
Ноги тащат их к границе, а Веспер между тем болтает с ней.
– Огромное тебе спасибо за помощь.
– Мы можем вернуться, если желаешь. Здесь нечего стыдиться. Ты можешь жить со мной, и я смогу обследовать твою подругу.
– Я бы очень хотела остаться, правда. Но мне кажется, меч хочет, чтобы мы шли дальше. И вообще меня ждет семья.
– Наверное, это здорово.
У Веспер в глазах вспыхивают огоньки.
– Ты можешь пойти с нами!
Нер качает головой, но она настаивает.
– Так ты сможешь помочь Диаде, и нам не придется расставаться. Идеально!
– Идеально? Нет-нет-нет. Очень мило с твоей стороны, но это тело слишком хрупкое для путешествий, и, кроме того, что бы я делала с Коротышкой и другими детьми? Им я нужна больше, чем тебе.
– Они могли бы пойти с нами.
– Не говори глупостей.
– Где ты нашла всех этих детей?
– О, я их не находила. Их нашли другие или создали из обрезков. Я просто за ними присматриваю. Это одна из немногих моих функций, которые все еще кому-то нужны.
Диада настороженно замирает.
– Некроинженер, заботящийся о детях?
– И что?
– Я в это не верю. Более вероятно, что ты их собираешь для запчастей.
– Да. Я думала, это очевидно. Даже лучшие методы хранения органов не идут ни в какое сравнение со свежим материалом.
– Это отвратительно.
Веспер в ужасе кивает.
Нер цокает языком.
– Неужели? У них есть кров, еда и куда лучшая жизнь, чем была бы без меня. Они годами живут в относительном комфорте. Годами! Неужели это чем-либо отличается от выведения животных, моя маленькая фермерша? – Она демонстративно смотрит на козленка.
Веспер хмурится.
– Или это хуже военной подготовки солдат?