ющие сквозь грязь, все одинаково жалкие.
Некоторое время она нарезает над ними круги, задаваясь вопросом, зачем она заморачивается и что именно стоит спасения.
Ответом ей служат воспоминания о Бреши – от них сжимается желудок и сводит зубы. Она спускается на землю и идет мимо ме́хов-уборщиков, бешено, но тщетно пытающихся контролировать постоянно растущий хаос, создаваемый постоянно растущим населением.
Здания выстраиваются по высоте, где высота соответствует степени важности, а размер пытается компенсировать более серьезные недостатки. Массасси шагает к самой высокой, пронзающей облака башне из золота и стекла.
При ее приближении открываются двери, и администратор, проверяя свои записи повторно, понимает, что все же помнит ее, – и да, ей действительно назначена встреча.
Массасси заходит в перемещательную трубу, и та выстреливает ее вверх. Она пролетает этаж за этажом, полные автоматизированных офисов: все они поглощены выполнением микрозадач, являющихся частями частей более глобальных проектов.
Труба доставляет ее на последний этаж. Окна с толстыми стеклами выходят на облака, и ее передергивает. Ибо только она способна оценить то, как томительно медленно усугубляются искажения в линии горизонта.
Она заходит в большой офис, наслаждаясь эффектом неожиданности, произведенным на всех собравшихся вокруг виртуального стола.
– Что это значит? – надменно лает один.
Долгий путь до этого места дал ей достаточно времени, чтобы придумать ответ. В сознании всплывают непроработанные речи, полные объяснений, доказательств и призывов. Но теперь, оказавшись здесь, она понимает, что у нее нет ни желания, ни терпения все это объяснять.
Из двенадцати людей только четверо присутствуют на собрании физически. Их она обрабатывает первыми: заполняет разумы своим светом, жертвует гибкостью некоторых из своих новых приспешников ради полной и безусловной верности.
Восемь людей в ужасе отключаются от собрания, исчезая из виду. Вскоре они вернутся, пошлют ассасинов впереди своих армий, мобилизуют все, что у них есть, против новой угрозы. Однако пока что она обеспечивает себе победу.
Четыре головы склоняются как одна, и Массасси садится с ними, начинает всерьез разрабатывать план, делится замыслами, которые станут делами – делами, которые распространятся за пределы границ и дадут рождение империи.
Глава двадцать вторая
Макси идет в переговорную вслед за Жестокой Судьбой. Пока первые лица города разговаривают, ее мысли блуждают где-то в другом месте, подкрепленные неизвестным до сих пор чувством вины.
– …что еще хуже. В любом случае это авантюра, а я не люблю полагаться на удачу.
Жестокая Судьба качает головой.
– Один мертв, двое в тяжелом состоянии. По-моему, одного мора с них и так хватит.
Они входят в переговорную и направляются к своим привычным местам. Макси чувствует дикое желание кого-нибудь избить, потрахаться или сбежать – что угодно, лишь бы не находиться здесь и не чувствовать себя виноватой. Она начинает теребить одно из колец на руке.
– Ты в порядке?
– А? – Она поднимает глаза и съеживается под внимательным взглядом. – Не волнуйтесь, начальница, я в норме.
– Как бы не так. – Жестокая Судьба кладет руку ей на плечо. – Как дела у Серры?
Макси содрогается, радуясь тому, что ее секрет не раскрыт, изумленная, насколько мало она думает о своей раненой дочери.
– Попинали ее неплохо. Но для нее это так, пустяки. Сейчас с ней Грейнс. Говорит, что вряд ли нож задел какой-то жизненно важный орган.
Она опускает взгляд.
– Но она потеряла много крови.
– По крайней мере, она в надежных руках. Нам она нужна. Еще пара смертей – и народ восстанет, и тогда никакие речи не помогут.
Наступает спокойное молчание, затем Макси добавляет:
– Вот никак в толк не возьму, начальница, мы же на их стороне. Почему они не понимают?
– Потому что до усрачки боятся.
Жестокая Судьба убирает руку с плеча Макси – ей нужно подкрепить слова жестами.
– Ты не видишь мор – ты не можешь его побороть. Он убивает людей без разбору – плохих и хороших, тупых и умных. Это нечестно. Люди этого не понимают. Они напуганы, озлоблены и хотят ответов. Они видят, как болеют их семьи, в то время как вы даже не потеете. И это тоже нечестно. Это не ваша вина, это мор. Просто вас легче винить, вот и все. Так думает большинство.
– Вы и правда так считаете, начальница? Такое ощущение, что многие хотят нас уничтожить.
– Что ж, я этого не хочу. Вы нужны Вердигрису, Макси. Всегда были и всегда будете нужны. При всем при том я могу отпустить тебя на пару часов. Почему бы тебе не навестить Серру или немного подремать? Завтра снова будет долгий день.
Макси кивает, стараясь скрыть облегчение, и спешит на выход.
– Мы прорвемся, – добавляет Жестокая Судьба, – даже если для этого придется навести шороху.
Макси внезапно останавливается, так резко крутанув кольцо на пальце, что сдирает кожу.
– Начальница… мне кажется… у нас очередная проблема.
– Что случилось?
Она поворачивает лишь голову, чтобы видеть Жестокую Судьбу боковым зрением.
– Эм-м, я не уверена. То есть, может, это ерунда.
– Когда у нас что-нибудь было ерундой, а? Говори, я переживу.
– Я слышала, что в городе появился Первый.
– Что? Когда?
Макси отступает на шаг назад.
– Эм-м, наверно, сегодня ночью…
– И ты мне говоришь об этом только сейчас!
Макси бормочет извинения, но Жестокая Судьба уже на ногах.
– Я хочу, чтобы все задницы из совета были здесь через полчаса, и хранительница в том числе. Если нужно, приволоките их силой. Никаких оправданий!
Жестокая Судьба смотрит на лица собравшихся – все устали, нервы на пределе, и терпение вот-вот лопнет. Эззи очень внимательно, жадно слушает. Плохой знак. Макс, похоже, в ярости, Макси подавлена, а доктор Грейнс сверлит ее взглядом, когда думает, что она не видит. Только Кавэн кажется довольной, а под ее всегда безупречными ногтями – свежая земля.
На другом конце стола сидит бледная девочка вместе со своей тенью-гармонатой. Они молчат, поэтому их сложнее считывать.
И вот эти люди смогут решить проблемы, с которыми столкнулся город? Она подавляет готовый вырваться наружу смех и начинает говорить:
– Итак, вот в чем дело, да помогут нам солнца: у нас есть мор, который надо вылечить, люди, которых надо успокоить, а теперь еще и Первый пробрался в город.
Она переводит взгляд с одного лица на другое, намеренно задерживаясь на Макси на мгновение дольше.
– Может быть, еще какие-нибудь проблемы?
Все дружно мотают головами.
– Хорошо. Кавэн, как дела с зерном?
– Как вы прекрасно знаете, у нас долгосрочные проблемы с жизнеспособностью… – она осекается, поймав взгляд начальницы.
– Короче говоря, все вновь работает. Насекомых нет, спасибо хранительнице.
– Хорошо. Грейнс, твоя единственная задача до тех пор, пока я не поручу что-либо еще, – найти лекарство. Если понадобятся люди – или еще что, – ты это получишь.
– Но, – говорит Веспер, потирая глаза, – как же я? Я могу их вылечить.
– Конечно, можешь, но в городе Первый, и чем дольше ты здесь находишься, тем хуже ситуация. Как скоро ты сможешь уйти?
Диада поднимает глаза.
– Как только откроете ворота.
– Вам что-нибудь нужно?
– Все уже собрано.
– В таком случае нам пора открыть ворота.
До ворот Веспер сопровождает огромная толпа. Некоторые идут в благоговении, чтобы выразить почтение Семерым и их служителям, большинство же просто желает посмотреть на представление.
Первый тоже тут, ему легко слиться с толпой. Только меч, Злость, раздражен близостью инферналя, которого он не мигая выслеживает сквозь суженное веко. Первый чувствует направленную на себя ненависть, но если отвлечься, то эмоция скрывается, заглушается, не в силах принести реальный вред.
Куда больше его волнует то, как синхронно движутся некоторые люди, объединенные любовью к девочке. Их сущности отмечены эхом песни Злости.
Первый решает вернуться в город и выкорчевать все подобные веяния, пока они не успели укорениться.
По сигналу Жестокой Судьбы открываются Великие южные ворота. Девочка останавливается и с улыбкой машет на прощание сопровождающим, пока ее спутница не берет ее за руку и не уводит прочь.
Первый как ни в чем не бывало появляется впереди, вливаясь в начало группы.
Поклонники Веспер всё кричат, пока троица путешественников не скрывается за границами города.
Первый смотрит, как начинают закрываться ворота, и готовится бежать. Он аккуратно оценивает расстояние, так, чтобы протиснуться ровно за мгновение до того, как они сомкнутся. Даже если его станут преследовать, он сумеет прикончить хранительницу и ее умирающую защитницу задолго до того, как подоспеет помощь.
Он выходит из толпы и движется с нечеловеческой скоростью – со стороны кажется, что его ноги сливаются воедино.
Щелкнув, затягивается его шарф: с одной стороны он удерживается его шеей, с другой – оборачивается вокруг зеленой руки Макси.
Двигаться вперед не получается – тело тянут назад, ноги бегут вперед.
Но Первому плевать на боль. Он зависает над землей под невообразимым углом, затем разворачивается, перехватывает шарф и тянет Макси на себя.
Узурпетка не привыкла к такому обращению, особенно от тех, кто в два раза меньше ростом. Но удивление быстро вытесняется болью: Первый хватает ее за руки и оттягивает ей пальцы куда сильнее, чем предусмотрено природой.
Вновь освободившись, Первый опять поворачивается к воротам и мчится к проходу, стараясь как можно быстрее преодолеть оставшееся расстояние.
Слишком поздно. Он чувствует сгустившуюся атмосферу, видит, как в руках толпы появляется оружие. Посеребренные пистолеты и гранатометы с крыльями.
В обычной ситуации он бы засек ловушку, поскольку привык считывать смертных, как будто они – дорожные знаки, но его отвлекла Злость.