– Когда я просило Самаэля принести Злость, я не ожидало, что она придет по собственному желанию.
– Привет, – произносит девочка, прочищая горло. – Я Веспер. А ты – тот, кого называют Очертанием?
– Да. А ты начинаешь знакомство с представления, чтобы облегчить наш разговор. Я переняло эту идею очень давно и практически забыло о ней. Как ты понимаешь, у моего народа нет необходимости в таких церемониях. Мы знаем друг друга еще до того, как произойдет контакт.
Она делает первый шаг к нему, но оно предостерегающе поднимает руку.
– Не подходи ближе. Я не готово вновь встретиться со Злостью и не могу говорить так же, как ты, сохраняя правильное строение лица.
– Ты уже сражалось с мечом?
– Не сражалось. Но я видело, как с ним сражается мой господин.
– Ты было там, когда погибла Гамма?
– Да. Я видело, как Узурпатор ее убил, и потом, значительно позже, стало свидетелем ее мести.
– Что произошло?
– Пойдем, покажу.
Комната плохо освещена, и Веспер приходится использовать навикомплект, чтобы разглядеть обстановку. Она видит натянутые под потолком сдобренные древними мухами паутины – у них странная структура, будто сплетший их паук был пьян. Видит, как сквозь трещины в полу пробивается лоза с острыми как бритва ярко-фиолетовыми листьями. Они везде, за исключением пространства, где полулежа располагаются две фигуры, обнимающие друг друга, – родитель из иного мира и его взрослый ребенок, оба давно мертвые.
Веспер медленно движется к ним, аккуратно выбирая места, куда можно поставить ногу. Очертание и Самаэль заходят в комнату вслед за ней, но останавливаются на пороге. Козленок остается снаружи.
Меньшая из фигур полностью закована в броню. Изначально выкованная согласно благородной традиции рыцарей-серафимов, она, так же, как и ее хозяин, была извращена и переделана Узурпатором. Когда-то металл был живым и дышал, но теперь он молчит, скорчившись в последней предсмертной судороге. Для Веспер это выглядит так, будто пластины сперва нагрели, а затем в полузастывшем состоянии заморозили. В некоторых местах броня чрезвычайно тонка и похожа на разбрызганную у открытого рта слюну. В других – собрана в плотные бугры. Фигура внутри брони иссохла и превратилась в кучу непомерно тонких костей.
Обе ее руки отрезаны ниже локтя.
Бо́льшая из двух фигур – это раздувшаяся статуя с серебряной кожей, испещренной зелеными пятнами, которые в свою очередь сменяются буроватыми вкраплениями ржавчины. По всему его телу, переплетаясь, проходят дорожки шрамов, демонстрирующие историю починок, а на спине раскрываются крылья. В отличие от всего остального, крылья выполнены в натуральную величину, являя собой остатки благородного прошлого.
Очертание вдруг заговаривает – так, что Веспер аж подпрыгивает от неожиданности.
– Когда явился мой господин, он победил Гамму и забрал себе ее тело. Но даже величайший в вашем мире был не в состоянии вместить силу моего господина. Поэтому Узурпатор забрал сильнейшего из ваших серафимов, Рыцаря Командора, и присоединил свою силу к его силе, сотворив вот это. Но затем его одолела и отправила сюда Злость, усиленная сущностью Гаммы, ставшая ломом, открывшая все его раны после их первого столкновения. Когда он пришел, господин его приветствовал, вновь объединил их сущности, позволяя Злости исполнить свою месть. То, что осталось от Гаммы, уничтожило моего господина изнутри. Наблюдать за этим было невыносимо, и все же я нахожу, что эта симметрия не лишена красоты.
Веспер начинает хмуриться.
– Если вы не возражаете, я бы осталась одна.
Самаэль и Очертание уходят и закрывают двери, оставляя Веспер внутри.
Она смотрит на меч за плечом. Серебряные крылья плотно облегают закрытый глаз. Навикомплект в сумке, и света нет. Она делает глубокий вдох, затем медленно и аккуратно вынимает меч из ножен и прижимает лезвие плашмя к груди.
Так они стоят в темноте, и удары человеческого сердца отдаются в немом металле.
– Я думаю, тебе стоит это увидеть самой.
Меч холоден и неподвижен.
Она отпускает одну руку и ищет крыло. Пальцы соприкасаются с перьями, проникают внутрь, раздвигают их. Никакого сопротивления, только упрямство. Открыв одно крыло, она его отпускает и чувствует в пальцах легкое напряжение. Сдавливает перья, и крыло движется само, обнажая плотно закрытый глаз.
Веспер ждет, пытаясь не обращать внимания на смесь запахов – чужеродной пыли, разлагающейся материи и своего пота.
Глаз наполовину открывается и смотрит из-под века. Ему не нужен свет, он прекрасно видит и в темноте.
Через пару мгновений он снова закрывается и плотно сворачивает крылья.
Она давит немного сильнее. Острые края впиваются в рукава, доставляя неудобство, и Веспер ощущает заполняющую пространство ярость – ужасающую, разрушительную, бесцельную. Она не сдается и терпеливо давит на крылья, чувствуя, как на смену гневу приходит что-то другое. Меч начинает периодически дрожать, отчего они оба шатаются.
И тем не менее Веспер продолжает давить.
Тысячу девяносто семь лет назад
Массасси обвисает в кресле, удерживаемая перекрещивающимися ремнями. В спинке зияют три дырки, соответствуя трем отверстиям в ее теле. Через три новые пробоины в потолке пробивается солнце. Глаз обычного человека скорее почувствует, нежели увидит этот диск, скрытый за толстой пеленой дыма. Но для Массасси оно сияет, подобно прожектору, освещающему ее конец.
Она осознает, что ее сущность жаждет испариться, утратить форму, распасться. Ее удерживает лишь воля Массасси. А так хочется ее отпустить. Прекратить борьбу. Кажется, что она боролась всю свою жизнь, и вдруг внутренний огонь погас. Это такое счастье.
Окружающие ее черные экраны выключены и не позволяют ей в последний раз взглянуть на Брешь. Поэтому она смотрит на солнце.
На его раскаленной поверхности она замечает три темных пятна – небольшие пустоты без света. Она хмурится – или, по крайней мере, представляет, что хмурится, ибо на самом деле ее лицо с открытым ртом не шевелится, – и смотрит внимательнее.
Дырки в солнце – маленькие пятна, и, чтобы их увидеть, приходится напрячься. Она смотрит, и на поверхности начинают разбегаться трещины – миниатюрные пальцы, которые соединяются в единую линию, грозящую вырасти и разделить солнце пополам.
Она видит искажение в движении неба, как будто его тянет к этому перекосу, к этим линиям света, сгибающим небесный свод, пытающимся создать брешь в звездах, отражающую брешь на земле.
Этому не бывать. Дело ее жизни не может исчезнуть с ее смертью. Новая цель придает ей сил, и Массасси концентрируется, еще раз сдерживая сущность, которая освещает раны, сияя, подобно звездам, жестким серебряным светом. Массасси возвращает контроль над телом, вновь запускает сердце, пробуждает мышцы и с размаху бьет кнопку запуска на своей амуниции.
Ее выбрасывает из кресла, и она поворачивается лицом к фигуре со снайперской винтовкой. Маска ассасина, замечает она, свисает с подбородка, тупо смотря на жертву. Пока убийца пытается осознать тот факт, что Массасси еще жива, рефлексы берут свое и он на автомате перезаряжает винтовку, на этот раз целясь в лицо.
Массасси поднимает брови, ее глаза горят, и сущность ассасина превращается в пепел. Еще одна жизнь в копилку к тем, что она уже забрала. Но Массасси не расстраивается, ибо кто будет плакать об одной пролитой капле, когда надо спасать океан?
Опыт говорит ей, что пора уходить. Не так просто удерживать сущность, пока истекаешь кровью. Если бы она верила, что ее подопечные все сделают, как надо, она бы позвала на помощь. Нет. Лучше все сделать самой. В конце концов, она всегда была одна, и ей так лучше.
Снаружи мир разрывается на части от взрывающихся боеголовок. Люди прячутся, люди умирают, а земля содрогается.
Массасси почти не замечает, что врезается в стены, отталкивает их, оставляя кровавые отпечатки ладоней.
К тому времени как она добирается до мастерской, тело начинает подводить. От потери крови вкупе с шоком хочется прилечь. Она сопротивляется и хватает паяльник и металлическую пластину.
Результат ужасен, особенно по сравнению с ее обычными творениями, но это все же работает. Шесть спасительных заклепок из серебра, чтобы заткнуть раны спереди и сзади. В ближайшие годы ее тело потребует восстановления – постоянной медикаментозной диеты и периодической починки органов. Она это принимает, готовая заплатить любую цену, чтобы продлить свою жизнь.
Подтягивая себя к окну, она выглядывает наружу и вновь смотрит на солнце. Три черные отметины более не марают его поверхность, но через лик светила все еще пролегает бледный след тончайшего пророческого шрама.
Проломы в небе тоже исчезают и возвращаются на юг, к Бреши, которая готовится разверзнуться.
Порядок вещей возвращается на круги своя, и Массасси откидывается на окно, упираясь головой в пластекло. Она жива, и, чтобы человечество выжило, ей нельзя умирать. Именно ее сила сдерживает как самих вторженцев, так и ту приливную волну, что выносит их в мир. Теперь она это видит. Пока она дышит, солнце в безопасности.
Глава двадцать шестая
Веспер возвращается в покои Очертания со спящим мечом в руках. Серебряные крылья овивают ее руки. Козленок скачет ей навстречу, с надеждой принюхиваясь к девочке.
Самаэль занимает свое привычное место у левой стены, а Очертание стоит у окна спиной к Веспер.
– Тоска приближается. Когда я смотрю на юг, то вижу, как играет на небе ее сущность. Вижу, как она сражается, чтобы здесь укрепиться. Она все еще очень далеко, чтобы разглядеть ее детально, но у меня появилась интересная мысль. Желаешь выслушать?
Так как обе руки заняты оружием, она пытается протереть уставшие глаза плечом.
– Почему бы и нет?
– Увидев Тоску своими глазами и глазами Самаэля, я было изумлено ее странностью. Тоска показала мне, насколько мы изменились с тех пор, как оказались в этом мире. Если бы то я, которое прошло через Разлом, увидело бы меня нынешнего, оно бы не узнало себя. Я вижу Тоску и не могу ее понять – и чувствую страх. Разве не такова была ваша реакция, когда вы увидели нас?