Заметив на туалетном столике свои часы, я вновь поднялся с кровати и взглянул на циферблат. Было шесть часов чудесного летнего вечера.
Я распахнул одно. Где-то гудели моторы бомбардировщиков, тяжело и глухо ухнула сброшенная бомба, трещали зенитки.
Я подумал о Старике и вспомнил, что вчера, как только вышел на берег, тотчас же позвонил ему. Все, что я смог выудить у него, это что я должен как можно скорее повидать Сэмми и как можно подальше держаться от него, от Старика. Казалось, Старик намекал на что-то еще. Но на что именно?
Постепенно я начал чувствовать себя немного лучше. Отправившись в ванную, я принял сперва горячий, потом холодный душ и почувствовал себя еще лучше. Позвонив вниз и попросив принести крепкого черного кофе, я побрился, умылся и подобрал чистую одежду. Одевался я довольно тщательно, так как чувствовал, что после прошедшей ночи мне следовало сделать кое-что для восстановления моего реноме. Конечно, во время войны каждый понемножку выпивает, но, кажется, лично я выпил вполне достаточно для того, чтобы в проглоченном мною вине смогли свободно плавать две яхты.
Я все еще чувствовал небольшое головокружение, но от виски пока решил воздержаться.
Я уже почти оделся, когда принесли кофе. С наслаждением выпив его, я принялся подбирать разбросанные по комнате вещи, с особым вниманием проверяя карманы. После встреч в какой-либо компании я частенько находил в своих карманах кое-что полезное, – визитную карточку, письмо, заметку. Так было и на этот раз. В левом кармане пиджака я обнаружил кусочек бумажки, на котором было написано: «С-23, Киннаул-стрит, С. К.».
Я усмехнулся. Это было уже немного лучше. Выходит, у меня все же хватило ума выудить у Сэмми его адрес, и, видимо, самое лучшее, что можно предпринять, это немедленно направиться прямо к нему, поужинать с ним и как следует поговорить.
Недолго думая, я снял свою шляпу с Наполеона, отчего тот сразу приобрел более серьезный вид, и вышел из дома.
Был тихий прохладный вечер.
Я шел не торопясь, всей грудью вдыхая чистый, свежий воздух, и чувствовал себя все лучше и лучше. Голова быстро прояснялась, и мысли становились отчетливыми и стройными.
Киннаул-стрит представляла собой старомодную улицу с довольно красивыми, уютными и низенькими домиками, расположенными по обеим ее сторонам.
Номер 23, очевидно, был совсем недавно заново окрашен.
Я нажал кнопку дверного звонка, но так как никто не появлялся, принялся достаточно энергично стучать в дверь. Результат был тот же. Тогда я толкнул ту половинку двери, которая должна была открываться, и, к моему удивлению, она легко и беспрепятственно распахнулась.
Я вошел в переднюю, прикрыл за собой дверь и принялся шаркать, кашлять, а затем громко спросил:
– Кто-нибудь дома?
Вновь никакого результата.
Я поднялся по ступенькам, открыл дверь в коридор и снова окликнул:
– Есть ли кто-нибудь дома?
В квартире царила полная тишина, и никто мне не ответил.
Оставалось самому приступить к обследованию квартиры и поискать комнату Сэмми. Двинувшись по коридору, покрытому мягким ковром, я заглянул в первое помещение справа. Это была со вкусом обставленная гостиная. Рядом находилась столовая, а за ней располагалась какая-то полупустая комната.
Заглянув в предпоследнюю комнату слева по коридору, я сразу увидел спальню Сэмми. На зеркале, стоявшем на туалетном столике, висел хорошо знакомый мне галстук. В прошлую ночь именно этот галстук красовался на шее у Сэмми, и я тогда бурно восхищался им и допытывался, где он его приобрел. Галстук был изготовлен из плотного шелка, прошитого белыми и черными узорами.
Комната выглядела еще хуже, чем моя после пробуждения. Одежда и обувь были разбросаны повсюду. Несколько пустых бутылок валялось на полу, стакан и полупустой сифон помещались на туалетном столике, а на заваленном всякой всячиной столе возвышалась недопитая бутылка бренди. Очевидно, Сэмми организовал дополнительное осушение бутылок.
Расхаживая по комнате и переступая через различные предметы, я продолжал думать о Сэмми.
Уже несколько раз в глаза мне бросалась малозаметная среди прочего хлама, но странная вещь, стоявшая на туалетном столике. Это была небольшая круглая чаша из черного дерева. Подобные чаши или коробочки обычно используются для хранения запонок, пуговиц, брелков. Но в этой чаше ничего подобного не было: в ней находилась небольшая кучка белого лебединого пуха и лебяжьих перьев. Именно эта нецелесообразность и приковала мое внимание. Приглядевшись к кровати, я тотчас заметил, что кончик одной из подушек был распорот, а из образовавшейся дыры высовывался комок лебяжьего пуха и перьев.
Я закурил сигарету и задумался.
Приглушенный звук хлопнувшей двери прервал ход моих мыслей. Вскоре послышались чьи-то шаги в коридоре, и в открытую мной дверь в комнату Сэмми вошла женщина.
На вид незнакомке можно было дать лет сорок. Выглядела она довольно привлекательно и оставляла впечатление значительности. На ее спокойном и невозмутимом лице резко выделялись большие голубые глаза. Она была в шляпке и, очевидно, только что вошла в дом. Не выразив ни единым жестом своего удивления при виде меня, она произнесла мягким, мелодичным голосом:
– Добрый вечер. Не могу ли я быть вам чем-либо полезной?
– Благодарю вас. Я пришел сюда повидать моего друга.
– Вы имеете в виду мистера Кэрью? – спросила она, снимая шляпу.
– Совершенно верно. Мне хотелось бы повидать мистера Кэрью. Я звонил, стучал, звал, но никто не ответил. Дверь оказалась открытой, и я вошел, надеясь увидеть его у себя в комнате. Но здесь его не оказалось. Не знаете ли вы, где он? Мне он нужен крайне срочно.
– Крайне срочно? – переспросила она ровным голосом, в котором не звучало ни удивления, ни любопытства, ничего вообще.
– Вот именно! – сказал я. – Его тетя сегодня после полудня была убита бандитами.
Это было первое, что пришло мне в голову.
– Понятно, – произнесла она тем же ровным, без всяких интонаций, голосом.
– Такое несчастье! – вздохнул я.
– А я и не знала, – продолжала она, – что у него есть и другая тетя. Но если вы так говорите…
– Что значит «другая тетя»? – перебил я ее.
– Другая – это значит не я, – любезно объяснила она? – Я полагала, что у Сэмми только одна тетя, я,
Я усмехнулся.
– Хорошо. Это очень забавно, не так ли? Но в таком случае другая, о которой он мне говорил, не могла быть его тетей. Возможно, она была его кузиной.
– Возможно, – согласилась она.
– Но меня интересует только один вопрос – не знаете ли вы, где он может быть в настоящее время?
– Нет, не знаю. Все, что мне известно, это то, что он пришел сегодня утром в таком опьянении, что я опасалась любого несчастья. Он лег в кровать, а я ушла по своим делам. Вернулась я только что и думала, что застану его спящим. Теперь для меня и для вас ясно, что он уже встал и ушел. Но куда он ушел, я, разумеется, не знаю.
– Выходит, вы не знаете и когда он вернется?
– Не знаю.
– А нет ли здесь поблизости кафе, бара или чего-либо в этом роде под названием «Пух», «Пушок», «Перья» или «Перо»?
– Как же! Есть, есть! Это мысль. Он вполне мог пойти туда опохмелиться.
– А как это заведение называется?
– «Пучок перьев».
– Далеко отсюда?
– Нет, сразу за углом, на Малбри-стрит.
– Очень вам благодарен. Если я его разыщу, то сейчас же приведу домой, и притом в отличном виде.
Я кивнул ей и направился в коридор.
– Думаю, – сказал я, оборачиваясь, – что Сэмми весьма счастлив, имея такую тетю, как вы. До свидания, тетушка.
Я вышел из дома и направился на Малбри-стрит.
Начало розысков Сэмми мне весьма не понравилось. Целый ряд мелочей настойчиво указывал на то, что дело здесь далеко не в порядке и что я могу столкнуться с совершенно непредвиденным оборотом событий.
Я невольно ускорил шаги.
Малбри-стрит обладала особой, присущей только ей одной атмосферой, которая сразу увлекала всякого вступающего в ее пределы и воздействовала на него вполне своеобразно. Если человек раньше ничего и не знал об этой улице и даже не слышал о ней, то, попав на нее, сразу же ощущал, что что-то задело таинственные струны его памяти и в голове начали невольно всплывать давно забытые картины, смутные образы, манящие видения прошлого.
Малбри-стрит расположена почти в самой середине Лондона, в нескольких минутах ходьбы от Пикадилли, но здесь было спокойно и тихо, как если бы эта улица находилась где-то в отдаленном уголке страны.
Улица была странно искривлена и окружена маленькими, загадочными в своем полнейшем спокойствии домиками.
Здесь было целых четыре небольших второразрядных бара с вывесками у входных дверей. Еще издали я легко смог прочесть на одной из этих вывесок: «Пучок перьев».
Разумеется, я был далек от того, чтобы испытывать радость по поводу приближения к цели моих розысков. Чувство беспокойства не только не оставляло меня, но, наоборот, заметно возрастало.
В «Пучок перьев», расположенный между двумя небольшими домиками, вели пять каменных ступенек.
Бар был очень мал. За столиками разместилось с полдюжины каких-то людей.
Молодой человек с черными волосами и тонким белым лицом сидел за столиком у окна и, видимо, решал какой-то кроссворд. Его костюм был модным и щеголеватым. «Анютины глазки» – обозвал я его про себя.
Угрюмого вида мужчина, сидевший за другим столиком, лениво потягивал пиво маленькими глотками.
Довольно привлекательной наружности блондинка, блузка которой была слишком тесной и короткой, разместилась на высоком стуле, выставляя напоказ превышающую дозволенный стандарт часть своих ног. Она была совсем пьяна и казалась счастливой в связи с этим.
В противоположном от «Анютиных глазок» углу сидел мужчина в костюме из грубого сукна со значком торгового флота на отвороте пиджака.
За ближайшим от входа столиком двое мужчин оживленно беседовали о скачках.