деленный период. Выходит, в этом случае я мог бы оказаться для них помехой в каком-то деле. И притом в самое ближайшее время. Но что это могло быть за дело? Никаких намеков на это у меня как будто бы не было.
Теперь я был более чем когда-либо убежден в том, что квартет усиленно стремился что-то разыскать. Квартет, состоявший из Бетины, тетушки, Джанины и белолицего, несомненно, был занят поисками чего-то, что, по первоначальным предположениям, находилось у Сэмми. Затем они пришли к заключению, что это не так. Раскрыв меня, они могли предположить, что это нечто могло оказаться у меня. В таком случае они могли попытаться обыскать меня. Газовый пистолет был бы для этой цели идеален. Ну а если нечто не было бы найдено при мне, то наиболее целесообразным для группы Бетины была надежда на то, что я, оставшись в живых, мог бы навести их на след. Пожалуй, эта версия была наиболее вероятной.
Так я размышлял, по-прежнему внимательно вслушиваясь в тишину.
Бесшумно вытащив из кармана зажигалку и подняв ее над головой, я на какие-то доли секунды высек свет.
Подвал был пуст.
Очень медленно, соблюдая все необходимые предосторожности, я вышел из подвала, поднялся по лестнице в коридор, еще некоторое время выждал в проеме одной из дверей и с удвоенной тщательностью принялся осматривать внутренние помещения.
Бетина, несомненно, ушла. Никакого намерения подстерегать меня у нее, очевидно, не было. Но в чем причина странного грохота? Случаен он или здесь находился еще кто-либо помимо нас?
Полуразгадку этой тайны я обнаружил в комнате, из которой одна дверь вела в кухню. Дверь эта была двустворчатой, и половинки открывались и закрывались в обе стороны. Но в комнате, закрывая одну из створок, были сложены двумя штабелями пустые ящики. Когда я осматривал эту комнату раньше, то заметил, что обе колонки этих ящиков возвышались до потолка. Они не помешали мне открыть вторую створку и осмотреть кухню. Теперь же возвышалась только одна колонка. Вторая рухнула, и ящики оказались разбросанными по полу. Развалиться колонка могла и сама по себе, но… она могла рассыпаться также и при легком нажиме на дверь со стороны кухни. И это правдоподобнее. Я прошел в кухню. Это было угловое помещение. Большое продолговатое окно выходило в сад, – а рядом с ним темнела дверь. Я нащупал рукой запор. На дверь была наброшена массивная щеколда. Не чиркая из предосторожности зажигалкой, я подошел к окну и ощупал его руками.
Разгадка обнаружилась тотчас же. Нижнее стекло было мастерски вынуто, и проход через окно в дом оказался свободным.
Но кто же это мог быть?
Пока ясно было, что неизвестный не принадлежал к обитателям этого дома. Внутреннее расположение в доме он знал плохо. И ясно, что он торопился.
В голову мне пришла мысль о Фриби, но, прежде чем строить какие-либо предположения, целесообразнее было бы просто связаться с ним.
Я прошел к двери, которая выходила на затененную сторону улицы, осторожно приоткрыл ее и внимательно оглядел тупик. Нигде не было ни души. Конечно, Фриби мог скрываться поблизости, что ему и было рекомендовано, и, для того чтобы привлечь его внимание, мне следовало бы показаться на открытом месте. Но из многочисленных темных и скрытых углов тупика за мной мог наблюдать и кое-кто из группы Бетины.
Притворив дверь, я вернулся в кухню, пролез через окно в сад, пересек его и через какой-то двор пробрался в параллельный Намюр-стрит переулок.
Улицы были безлюдны, и я медленно шел домой, вдыхая чистый ночной воздух и понемногу забывая о боли в плече и шишке на голове.
Было уже три часа ночи, когда я вернулся к себе. Первым долгом я направился в ванную, вымыл холодной водой лицо и голову и наложил на шишку компресс.
В гостиной я принялся смешивать виски с содовой, но, как только я взял в руки сифон, на глаза мне попался конверт, очевидно принесенный портье и заботливо прислоненный к вазочке на камине.
Вскрыв конверт, я обнаружил внутри еще один конверт и записку:
«Уважаемый мистер Келлс!
Я нашел этот конверт, адресованный вам, в водосточной канаве вблизи Малбри-стрит. Почтовый штамп на нем отсутствовал. Как вы можете сами заметить, на конверте в углу имеется написанная карандашом просьба к нашедшему отправить письмо почтой. Подумав, что это письмо, возможно, может иметь для вас некоторое значение, я решил немедленно отправить его вам с настоящей запиской.
Уважающий вас Джеймс Твейтс».
Отложив записку, я осмотрел конверт. Он был смят и испачкан в грязи. Карандашом на нем был написан мой адрес, а в углу – приписка:
«Величайшая просьба к нашедшему этот конверт отправить его почтой».
Я был поражен, как, пожалуй, никогда в жизни. Меня ошеломило то обстоятельство, что почерк, которым был написан мой адрес и приписка на конверте, был мне более чем знаком. Рука Сэмми! В этом не могло быть ни малейшего сомнения!
Не знаю, дрожали ли у меня пальцы, когда я вскрывал конверт. Внутри находилось три-четыре листка бумаги, вырванные, очевидно, из блокнота.
Забыв про виски, я принялся читать письмо, представлявшее шифрованную стенограмму. Такой тип записей обычно употреблялся мною и Сэмми.
Сэмми писал:
«Дорогой Мики!
Дело чертовски дрянное, не так ли? В данный момент я нахожусь в таком месте, из которого вряд ли выберусь. В прескверном исходе мало сомневаюсь. Прежде всего постараюсь кое-что объяснить. Я тщательно избегал тебя в той компании ввиду того, что там находилась женщина, которая внушала мне весьма обоснованные опасения. В этом, правда, я не уверен до конца, но мой опыт и инстинкт подсказывают, что эта женщина почти наверное с другой стороны. И я подумал, что самым лучшим в таком положении было бы не дать ей ни малейшего намека, никакой зацепки. За этим я старательно следил и был убежден, что ты это поймешь и не сделаешь даже попытки заговорить со мной о деле. Я не ошибся.
Моей единственной заботой было сообщить тебе свой адрес, чтобы на следующее утро мы смогли бы спокойно установить друг с другом крайне необходимый контакт.
Но этого не случилось.
После того как я покинул компанию, – а я думаю, что тебе там понравилось и при случае ты бы не возражал вновь туда попасть, – я проводил одну девушку домой и отправился к себе, думая о бутылке превосходного виски, ожидавшей меня дома. Однако кто-то успел превратить это виски в превосходную отраву. Даже будучи пьян, я смог это заметить, правда, к сожалению, уже после того, как осушил целый стакан этой гадости.
После этого сознание и память возвращались ко мне на очень короткие промежутки. Я что-то делал, где-то падал, куда-то пытался выйти, хватался за свой револьвер, даже стрелял, пытаясь привлечь внимание соседей к странным действиям каких-то людей в моей комнате, затем вновь падал под ударами по голове…
Одним словом, был какой-то кошмар, то ли во сне, то ли наяву. По-видимому, моя голова тщетно боролась с действием снотворного или одуряющего, которое было подмешано в мою бутылку виски.
В результате я не в состоянии точно и ясно припомнить действительную картину событий этой ночи. Сон и явь смешались в кучу.
Теперь о причине, по которой я снял комнату на Киннаул-стрит. Когда я вернулся в Англию, то по некоторым признакам буквально в первые же часы пришел к заключению, что кое-кто проявляет особый интерес к моей особе. Это был молодой человек с бледным лицом и претензией на наглую самоуверенность. Чуть позже, узнав, что он живет в одном из домов на Киинаул-стрит, я подумал, что для дела будет лучше, если я остановлюсь где-либо поблизости. Кстати, он же подсказал мне удобное помещение. Моя квартирная хозяйка женщина такого сорта, что кое-что она сможет тебе рассказать. У меня нет никаких данных, но мне кажется, что этой особой следовало бы заняться, особенно если этот бледнолицый окажется действительно персоной, требующей специального внимания.
Когда сознание ко мне вернулось и действие дурмана прекратилось, я обнаружил, что нахожусь в незнакомом помещении, в котором и пишу тебе эту записку.
В комнате высокое окно с железными решетками. По-видимому, я нахожусь на втором или третьем этаже. Изредка сюда доносится шум транспорта. Но трудно определить, откуда и с какого расстояния.
Теперь о главном. Так или иначе, буквально в самое последнее время мне удалось узнать следующее: одна из специальных групп Гиммлера находится здесь с заданием проследить полет и точность попадания «летающих снарядов», именуемых в Германии «Фау-2». Тебе они хорошо известны. В этой группе действуют две-три женщины и примерно столько же мужчин. Группа, повторяю, имеет весьма важное значение. Оно состоит в том, чтобы не только точно засекать место падения «Фау-2», но и немедленно передавать информацию об этом. Кому именно и по каким каналам они намерены передавать эту информацию на континент – мне неизвестно.
Теперь я убежден, что был весьма искусно приглашен в эту компанию и что там находились двое, а то и трое подозрительных людей. Напоминаю адрес квартиры, в которой состоялась эта вечеринка: Гланстон Курт, Сент Джонс Вуд, 324. Хозяйка – миссис Маринет. То, что я принял приглашение туда, нельзя, ни в коем случае считать ошибкой. Но грубейшей моей оплошностью было то, что я не подготовился, как положено, к этой вечеринке и ничего не сообщил Старику. Я не представлял себе столь стремительных темпов. В этом я непростительно виновен, не сетую и, очевидно, расплачусь своей головой.
Если получишь это письмо, на что я мало надеюсь, то, помимо прочего, можешь начинать поиски среди всех присутствовавших у Маринет. Женщина, которой я так опасался, высокого роста, довольно красивая, с белокурыми волосами. Я бы сказал даже, слишком красивая, как бы искусственно красивая. Имени ее я не знаю. Повторяю, определенных данных против нее у меня нет.
Боюсь, что сведений, которые я сообщаю, окажется слишком мало, но все же убежден, что кое-что пригодится для розыска.