– Излишне. А вы подберите себе работу полегче. Прощайте!
Она закрыла дверь, дважды быстро повернула в замочной скважине ключ, и через секунду послышались ее удаляющиеся шаги.
Я откинулся на подушку и оглядел потолок. Затем поднялся, взял с письменного стола свой маузер, выбил дверь плечом, погасил свет и через пару минут выбрался через окно в нижнем этаже в пустой дворик, а оттуда на улицу.
Уже наступило утро, и на улице начиналось обычное движение.
Добравшись до машины, я закурил сигарету, включил мотор и двинулся к себе в отель.
Еще через несколько минут, попросив портье не тревожить меня без особой нужды, я улегся спать.
Было уже позже полудня, когда меня разбудил резко задребезжавший телефон. Я открыл глаза и подумал, что случилось что-то важное, ибо в противном случае вряд ли портье соединил бы мой телефон с городом.
На мое «алло» в трубке прозвучал спокойный и приветливый голос Старика:
– Вы продвигаетесь вперед, Келле. Поздравляю.
– Благодарю вас. А насколько хорошо я продвигаюсь?
– Скоро узнаете. Ваш материал еще не обработан. Думаю, через час-два все будет закончено. До свидания.
Я повесил трубку и вновь улегся в кровать, думая, что, должно быть, это для меня самое безопасное место в настоящий момент. Перевернувшись на другой бок, я вскоре опять заснул.
Около трех часов телефон вновь зазвонил. Это был Голвейда.
– Хей… Мистер Келле… Дела у меня не очень хороши… Но что я мог поделать? Сами знаете, что очень трудно висеть у кого-либо на хвосте, не имея никакой помощи. Я…
Я прервал его:
– Все ясно, Голвейда. Вы получили возможность убедиться, что тетушка обладает некоторой изворотливостью. Но не беспокойтесь. Ничего ужасного в этом нет. Лучше расскажите по порядку, как она от вас ускользнула.
– Вы были правы. Сегодня она появилась у кинотеатра вскоре после полудня. Там начался первый сеанс. Она прошла туда через служебный вход и пробыла в здании очень недолго. Я тем временем решил ходить между улицей и аллеей, чтобы держать под наблюдением оба выхода. Неожиданно она появилась из главного входа и прошла мимо меня. Пройдя несколько шагов прямо, я повернулся и попался ей на глаза. Не знаю точно, но мне показалось, что она о чем-то догадалась. Я удвоил осторожность. Она оглядывала меня не больше секунды, а затем пошла по главной улице, не торопясь и не оглядываясь. Пройдя пару кварталов, она зашла в один из магазинов, который был плотно окружен домами и постройками. Не видя другой возможности, я решил примерно через полминуты также зайти в этот магазин.
– И обнаружили там другой выход?
– Вот именно. Я бросился через него, попал в какой-то большой двор, затем на соседнюю улицу, но…
– Ничего, Эрни. Неудача небольшая. А эта ведьма от нас не уйдет. Вы же возвращайтесь немедленно. Можете отдохнуть несколько часов. Даже обязательно. Сегодня в восемь часов будьте у меня.
– О’кей, мистер Келлс. В восемь буду у вас.
Я чувствовал, что, несмотря на звонки, я чудесно выспался и набрался сил не на одну бессонную ночь, которая, возможно, ожидала меня впереди.
Занявшись душем, одеванием, завтраком и просмотром газет, я терпеливо поджидал посланца от Старика.
Новый телефонный звонок оторвал меня от «Таймса». Это был Фриби.
– Мистер Келле, я уже звонил вам, но портье сказал, что вы отдыхаете и если у меня нет ничего особенно спешного, то мне лучше позвонить после четырех.
– Это так, Фриби. Что нового?
– Меня беспокоит все это дело.
– Что же вас беспокоит, Фриби? Не делает ли наша очаровательная миссис Бетина Вейл то, чего мы от нее не ожидали или не желали бы?
– Она вообще ничего не делает. Это-то меня и беспокоит. Эта женщина должна чего-то опасаться, чего-то бояться. Она должна пытаться найти какой-то выход или связаться со своими друзьями. Или просто попробовать исчезнуть. Не правда ли? Так вот, она ничего не делает. Ровным счетом ничего. Она преспокойно живет в своей квартире. Никто у нее не бывает. Иногда она выходит из дома в ближайшие магазины за покупками. И все. Она ведет себя, как обычная, нормальная женщина, и нет никаких признаков того, что ее что-либо тревожит или что она к чему-то готовится. Вот все, что я считаю нужным сообщить вам.
– Что ж, все правильно, Фриби, – сказал я. – Вы должны учесть, что имеете дело с весьма неглупой особой. Могу вам с уверенностью сказать, что она превосходно осведомлена о том, что вы заняты слежкой за ней. Можете в этом не сомневаться. Ее задача как раз и состоит в том, чтобы держать вас приклеенным к своей особе и всецело занять вас наблюдением за действиями и бездействиями. Она рассчитывает на то, что, пока мы концентрируем все свое внимание на ней, мы не станем обращать внимания на кого-то еще. В этом все дело.
– Ясно. Выходит…
– Выходит, что задача ваша трудна и опасна. Продолжайте наблюдать и будьте крайне осторожны. Сегодня вечером, как обычно, обязательно позвоните мне. Возможно, будет новый план действий.
– Понял, мистер Келлс.
Я вновь принялся за «Таймс», но звонок заставил опять снять трубку. Голос портье предупредил, что ко мне направился какой-то незнакомый мужчина.
Это был фельдъегерь, один из специальных посланцев Старика.
Он вручил мне запечатанный конверт, я расписался в получении и угостил его бокалом вина.
Когда он ушел, я поспешил устроиться у окна и вскрыл пакет.
Первый снимок, как оказалось, представлял собой письмо. Оно было написано от руки. При первом взгляде па почерк я почувствовал, как мое сердце забилось сильнее. Это было подлинное письмо Коллинса, агента, с которым я проверну.!1 два-три дела в начале войны. Год тому назад Коллинс был направлен нашей службой во Францию и ушел там в глубокое подполье. Ничего о нем не было слышно с тех пор, и мы опасались, что, несмотря на всю его опытность, он мог быть раскрыт и убит.
В письме кратко говорилось, что приложенное к нему является фотокопией с секретных немецких документов, сделанной лицом, работавшим вместе с Коллинсом. Это лицо выполнило роль связующего звена между Коллинсом и французским Сопротивлением и заслуживает абсолютного доверия. Далее в письме говорилось, что один из прилагаемых документов содержит список сотрудников внешнего отдела гиммлеровской службы, входящих в группу, размещенную в Лондоне. В этом списке названы те имена, под которыми они будут действовать в Англии. В одном случае известно и настоящее имя агента, которое внесено в список, а также приводится один из ставших известным личных адресов. Кроме того, дается краткое описание примет всех участников группы.
Я бросил нетерпеливый взгляд на список и сразу обнаружил, что миссис Бетина Вейл была не кто иная, как фрейлейн Лизл Эрнст. Описания всех сотрудников этой банды были кратки, но настолько точны и выразительны, что я тотчас же распознал среди них и голубоглазую тетушку, и Великого Равалло, и белолицего, носившего, оказывается, имя Стэнли Воткинса. В списке было описание знакомой мне роскошной леди, которую я встречал у Бетины Вейл, и еще трех мужчин, о которых я ничего до сих пор не знал. Кто были эти трое? Встречал ли я кого-либо из них? Какую роль они играли в группе – руководящую или исполнительскую? Все это еще предстояло выяснить.
Следующий отпечаток представлял собой копию приказа немецкой секретной службы. Он содержал инструкции группе агентов, направляемой в Лондон. Говорилось, что они должны добывать точную информацию о дальности и направлении полетов «Фау-2», точках попадания и результатах действия. Здесь же указывались даты запусков «Фау-2» и рекомендовались примерные пункты наблюдений.
Я бегло просмотрел эти сведения. Что касается пунктов, то почти три четверти их были расположены в различных районах Лондона, остальные – в разных точках Суррея. Здесь же была приложена карта Лондона и Суррея с обозначением нужных пунктов.
Последней датой наблюдения значилось сегодняшнее число; это вполне согласовывалось с моими предположениями о том, что группа форсирует завершение своей пакостной деятельности.
Отложив в сторону фотодокументы до их последующего более тщательного изучения, я вернулся к письму Коллинса.
В письме говорилось, что благодаря сотрудничеству с силами французского Сопротивления удалось добыть все фотокопии немецких документов и перевести их (как и само письмо) на микропленку. Сделано два экземпляра фотокопий. Один экземпляр Коллинс был намерен хранить в соответствующем тайнике, а другой предполагал как можно скорее переправить нам в Лондон. Этой переправой, писал он, займется особа, с которой он до сего времени сотрудничал и которая заслуживает абсолютного доверия. По прибытии в Лондон она, помимо фотокопий и данного письма, сможет дать нам дополнительную информацию, которая, как Коллинс надеется, окажется достаточно полезной. В настоящий момент, указывалось в письме, заканчивается разработка плана переброски этой особы с французского побережья в Англию.
Чувствуя нарастающее волнение, я отложил письмо в сторону и закурил.
Теперь, думал я, все это дело распутано и находится полностью в наших руках. С такой информацией и с теми ее обрывками, которые удалось собрать за эти дни мне, дело уже можно считать завершенным.
Прекрасное самочувствие и приподнятое настроение подтолкнули меня к бутылке виски. Налив себе полный стакан, я сделал несколько глотков и вновь взял письмо, чтобы дочитать его до конца. Я определенно помню, что в ту минуту почувствовал: в последнем абзаце меня ожидает еще какой-нибудь сюрприз.
Не исключено, что именно это неосознанное чувство заставило меня оттянуть момент чтения.
Интуиция меня не обманула. Да и вообще – была ли это интуиция? Скорее, опыт. Ведь любое лицо, направляемое к нам, должно было иметь определенные приметы для идентификации. Читая письмо Коллинса, я ждал сведений о таких приметах и почему-то не очень спешил их найти. Почему? Да потому, что, найдя их в конце письма, я вдруг почувствовал себя весьма и весьма неважно. Пожалуй, впервые я узнал, испытав на самом себе, что такое шок.