– Рота, вперед! В атаку! Огонь по целям!
Через несколько минут колонна была на другой стороне рва и готова дальше двигаться на немецкие окопы. Как раз вовремя. Видимо, к немцам пришло подкрепление или они очнулись от шока после разгрома наблюдательного пункта. Но затарахтел пулемет, тут же взвизгнула в воздухе мина. Атака возобновилась.
Теперь «тридцатьчетверки» были уже совсем близко к окопу немцев, можно выбрать цель, навести орудие и продырявить дзот или разнести выстрелами деревянные накаты над траншеями. Противник, конечно, может попасть в бойницы, ранить тех, кто внутри танка, или пробить броню из противотанкового ружья с такого малого расстояния. Но при виде танков с красными звездами на бортах фашисты боялись высунуть голову из окопа.
– Всем экипажам осколочными прямой наводкой огонь на подавление!
Бочкин и Логунов, обдирая пальцы, бросились выполнять приказ. Коля вгонял один снаряд за другим в казенник пушки, Василий Иванович наводил ствол и жал на педаль пуска. Им вторили пушки всей роты, изрыгая огонь из дул в сторону противника. Взлетали вверх куски земли, остатки дзотов, немецкие солдаты в спешке принялись выскакивать из траншеи, чтобы бежать прочь от русских, которые шли и шли без остановки на врага. Раздались крики, и перед траншеей вытянулась редкая цепь из автоматчиков. Между ними метался офицер в серой шинели, выкрикивая приказы. Еще выстрел, еще! С грохотом вылетают сотни раскаленных осколков, прошивают все встречающееся на их пути. Т-34, мощные и быстрые, лупят без остановки. И вот уже бронированной огнедышащей стеной нависают над земляным валом траншеи. Цепь из автоматчиков с погонами армии Германии развалилась, их тела лежат, пробитые осколками, трепыхаются в предсмертных судорогах.
Передний край окопов немцев превратился в грязную кашу, деревянные накатки из бревен разлетались в щепки, земляной вал от каждого выстрела терял свою форму, заполняясь черными пробоинами, разваливаясь в неровные кучи. Внутри солдаты и офицеры вермахта перестали растерянно бросаться от одной амбразуры к другой, теперь они пытались бежать. Русские танки шли слаженно, без остановки, словно не боялись огня или выстрелов. Как будто совершали прогулку по полю, а не сражались.
Николай Бочкин, сжав зубы, хрипел от сизой мглы пороховых газов внутри танка, но с ненавистью вбивал один снаряд за другим в пушку, не чувствуя боли в разодранных острыми краями гильз пальцах. На, получай, получай, чертов немец! За невесту Руслана! За разлуку с мамой! За убитых солдат!
Танки уже почти вплотную подошли, карабкаются по земляной стене. Ответные выстрелы противника из пулеметов, ружей, минометов стихли. Немецкие солдаты в растерянности разбегались кто куда, раненые фашисты стонали в окопах, многие замерли в ужасе прямо у орудий или не решались поднять голову из засыпанных землей воронок.
– В атаку! Вперед! – позади разрезал тишину от затихшего танкового огня хриплый голос Завьялова.
В ответ ему громыхнуло «ура» хриплыми, высокими, низкими голосами. Штрафники уже карабкались вверх по раскуроченному земляному валу. В ответ неслись одиночные выстрелы от самых упрямых служак вермахта, но как только падал один солдат, за ним с винтовкой наперевес через край траншеи шел второй.
Танк Соколова вздрогнул, подпрыгнул на присыпанном землей переломанном выстрелом орудии, проехал прямо по верху узкой земляной щели окопа и оказался уже по ту сторону рва. Сзади раздавались стоны и крики немцев. Соколов поплотнее прижал ларингофон:
– Всем экипажам, тише ход, короткая! Это «семерка», повторяю, после окопа немцев короткая! – Он сдвинул шлемофон и крикнул внутрь танка: – Омаев, связаться с командованием, доложить о взятии плацдарма.
Он откинул люк, вылез с биноклем – осмотреть территорию дальше до самого горизонта. Рубеж взят, что впереди?
Они дошли до самого конца плоской холмистой открытой площадки на крутом правом берегу Днепра, что немцы выбрали в качестве плацдарма. Каждый метр берега был изрыт глубокими окопами, соединяющимися с каждым дзотом и дотом. Настоящий земляной город, который они взяли короткой и решительной атакой.
Головы в сторону окопов, откуда неслись крики людей, командир отделения не поворачивал. Слышал лейтенант разные рассказы о зверствах солдат штрафной роты при взятии в плен немцев, как жестоко они расправляются с теми, кто только что стрелял прямой наводкой по живым людям. Убивают их штрафники на месте ударом приклада, жалея даже патрон для вражеских солдат, снимают драгоценности и хорошую одежду. Но не до морали ему сейчас, Завьялов – опытный командир и сам разберется со своими ребятами.
– Товарищ лейтенант, приказ выдвигаться в сторону Лоева. – Омаев сдвинул наушники с черных кудрей.
– Перерыв на тридцать минут. Командирам танков прибыть на совещание к немецкому блиндажу, доложить о потерях, – скомандовал Соколов в ларингофон, отцепил разъем ТПУ и отточенным движением выбрался на броню танка.
– Товарищ лейтенант! Петр Максимович! – крикнул он в глубину окопов. – Приказ из штаба.
Высокий Завьялов выбрался из окопа, устало прислонился к теплой броне танка. Логунов уже выбрасывал из люка брезент, чтобы накрыть танк маскировочным чехлом. Если будет артналет, то танки не должны быть видны сверху.
Ротный штрафников потер красные от грязи и пороха глаза:
– Полчаса отдыху и выдвинемся. Пленных я оставлю с ранеными здесь под наблюдением часовых, передайте координаты нахождения в штаб.
– Много раненых, Петр Максимович? – уточнил Алексей.
– Восемь погибли, с зачистки огневых точек ни один не вернулся. По раненым сейчас доложу. Взводные! – Голос его зычно раздался над траншеей. – Доложить о потерях! Немецкие автоматы учесть и раздать бойцам! – Он снова повернулся к Соколову: – И давай по-простому, Петр! Я тебе равный и по званию, и по возрасту. Мне двадцать семь лет, какой я тебе Максимович.
Алексей с удивлением взглянул на лейтенанта, он даже и не предполагал, что тот старше его всего на пару лет. Из-за глубоких борозд на массивном лбу, тяжелого усталого взгляда он казался парню совсем взрослым мужчиной, старше его на добрый десяток лет. А вот как оказалось. Может, дело в его трудной должности, ведь командовать штрафной ротой – это значит отправлять почти каждый день людей в бой, зная, что у них нет шансов выжить, да и состав рядовых в части меняется со страшной скоростью. Так сколько же надо внутренней силы, чтобы подчинить себе такой разношерстный и не всегда приятный личный состав из судимых военных, уголовников. Но силы духа и умения командовать людьми у Петра более чем достаточно. Настоящий советский командир!
С двух сторон от танков спешили Радченко, Русановы, Коробов, Буренков, все его командиры отделений, в черных комбинезонах. Лица у танкистов были все еще нахмурены, напряжены после боя. Обошлось без потерь, все экипажи живы, «тридцатьчетверки» на ходу. Но как же пробивает холодный пот от страха, когда выполняешь приказ и идешь прямо на стреляющее в твою сторону орудие, пускай и в бронированной машине. Алексей сам испытал такие ощущения, когда хотелось спрятаться, закопаться в землю от накрывшей паники, но приходилось брать волю в кулак – ведь он образцовый советский командир.
Соколов развернул карту местности:
– Плацдарм заканчивается леском, потом идет рокадная дорога. Танки срочно перебрасывайте в лес, не стоит провоцировать люфтваффе на бомбежку. Потом жду ваш доклад о потерях и неисправностях машин.
Танкисты разошлись по машинам, на ходу выкрикивая указания своим механикам-водителям. И вот уже ходкие Т-34 резво проехали остаток равнины и, нырнув в реденький лесок, затаились между деревьями.
Лейтенант Соколов внутрь танка спускаться не стал, доехал на броне. Парень не отрывался от карты, рассматривал, как же дальше его взводу добираться до Лоева.
Вот на карте обозначен небольшой проселок, он уходит чуть вниз и поворачивает в обход слева небольшого пригорка с лесом, куда сейчас заедут танки. Проселочная дорога извивается большой петлей, огибает поля, тянется во всю длину до самой деревни. Видимо, проселок использовали для сельской техники до войны. А вправо вдоль тех же полей идет серая широкая линия – дорога на Лоев. Чтобы поменьше привлекать внимание с неба, его боевая группа сейчас может срезать путь через лесок, как раз деревья выстроились не густо. И так окажутся на нешироком полотне, что зажато между полем и реденькой лесной полосой, по нему можно сделать марш-бросок до пункта назначения. Будем идти ближе к краю лесу, чтобы в случае воздушной тревоги танки и люди могли нырнуть под защиту деревьев.
В лесу, когда командиры собрались возле «семерки», Соколов пояснил:
– Приказ из штаба – продолжать наступление. Танковая группа с пехотным прикрытием направляется к левому флангу немецких позиций в Лоеве. Потерь личного состава нет?
– Нет, товарищ лейтенант, – ответил за всех Русанов-старший.
– По техническому состоянию есть вопросы? Семен Михайлович, наш механик, может помочь, осмотреть машину.
В ответ командиры экипажей отрицательно закрутили головами.
– Боеприпасов сколько осталось?
– У нас все в порядке, бронебойные есть, половину фугасных отстреляли, – практически хором отчитались Русановы.
Коробов скромно стоял рядом, ожидая своей очереди для доклада. А неопытный Кравченко бросился назад к танку, узнавать у мехвода о состоянии танка и считать оставшиеся снаряды.
– Полчаса на передышку – и выдвигаемся, – сказал Соколов и отпустил танкистов.
Обратно уже спешил суетливый Кравченко, рядом с ним вышагивал такой же, как и он, юноша, – видимо, наводчик.
– Товарищ командир, остались два подкалиберных снаряда, – бодро отрапортовал Кравченко.
Алексей со строгим видом покачал головой и сказал наводчику:
– Иди к двум «пятеркам», скажи, что я приказал отдать вам половину фугасов. Когда парень удалился, командир уже выговорил молодому танкисту за такой неразумный расход боеприпасов: – Мы сейчас выдвигаемся на марш-бросок, потом будет скорее всего еще атака, а у тебя ни одного снаряда. Прицельно стреляйте, экономно. Мы же отрезаны от тыловой службы, им полдня потребуется, чтобы до нас добраться, понимаешь? А без снарядов танк – это же просто бронированное мобильное укрытие, а не действующая огневая точка.