– Оставить стрельбу, белый флаг. Они сдаются! – выкрикнул Соколов в ларингофон.
Танки и пехота остановились, пулемет Омаева замолк. Разом стихло лязганье металла, стрекот выстрелов. Из люка показалась голова в шлеме, в руке немецкий танкист зажал тряпицу и отчаянно ею размахивал, что-то выкрикивая. Алексей откинул крышку люка, вынырнул по пояс из танка и громко приказал на немецком языке:
– Экипажам покинуть танки. Поднять руки! Вы окружены советскими войсками. Бросайте на дорогу личное оружие. Потом двигайтесь к нам. Вы в плену у Красной армии, но мы сохраним вам жизни.
Во влажную грязь дороги полетели автоматы, маузеры немецких офицеров. Соколов подсчитал, сколько человек вышли из танков. Когда все оставшиеся в живых из немецкой колонны были на дороге и без оружия, он спрыгнул на броню танка, а потом на землю. Повернулся к лейтенанту Завьялову:
– Петр Максимович, пускай твои ребята всех повяжут, оружие возьмите себе на вооружение. Идем, поговорим с ними, я немецкий знаю.
Язык противника Алексей учил еще в школе. С увлечением штудировал и зубрил ученик спряжения и новые слова, даже не подозревая, как через несколько лет ему пригодятся эти знания.
Они с Завьяловым зашагали к сбившимся в кучку пленным. При виде танкиста с командирскими петлицами высокий худой танкист взволнованно заговорил, показывая пальцем на остальных.
– Как мы их в штаб сдавать будем? – вслух размышлял Завьялов. Немецкого он не знал, поэтому был озабочен лишь тем, как теперь распоряжаться захваченной техникой и куда девать пленных. – Ты же кричал ему «хенде хох», что он говорит? Ну зачастил, зачастил, как из пулемета.
Соколов кивнул и перевел:
– Просит оставить их в живых. Он слышал о зверских пытках над пленными и просит, чтобы его поражение было принято достойно. Он не хочет больше проливать кровь своих солдат и наших воинов.
Высокий с офицерскими погонами командир одного из танков вытянул из-под формы крест на длинной цепочке и снова заговорил.
– Бога боится, что его на том свете черти поджарят, – выкрикнул за спиной Завьялова низенький, перемазанный грязью с ног до головы солдат.
– Забоялись. Четыре года нас на мясо пускали, а теперь боженьку молят.
– Расстрелять их! К стенке!
– Патроны тратить еще, одной веревки на всех хватит!
– Да я их голыми руками! – взвизгнул кто-то в ярости. – Они же мать мою, сестру забили насмерть!
Солдаты, выступившие из леса, все ближе и ближе подходили к пленным. Рядовые и офицеры в ужасе жались друг к другу, понимая по перекошенным лицам и сжатым кулакам советских бойцов, что сейчас их разорвут на части.
– Отставить, – как ударом хлыста остановил солдат хриплый голос командира пехоты. – Рота, стройся! Равнение на меня.
Авторитет Завьялова был непререкаем, с недовольным ворчанием солдаты отошли от немецких военных и выстроились на дороге в неровную линию. Каждое слово давалось Петру тяжело из-за сожженного пороховыми газами голоса, от боли в горле, казалось, связки сейчас лопнут.
– Военопленные будут переданы в штаб, приговор им вынесет трибунал. Я знаю, что каждый из вас пострадал от немецких захватчиков. Но мы, в отличие от них, не животные, а люди! Бойцы Красной армии! И накажем врага по всем правилам! Сейчас короткий отдых, потом выдвигаемся маршем на Лоев выполнять приказ командования! Ко мне взводные, отчитаться о потерях. Раненых перенести в «Ханомаг». Осмотреть немецкую технику, изъять оружие!
Строй солдат рассыпался между деревьев, выполняя приказы сурового командира. Они были измучены двумя тяжелыми схватками – отбили плацдарм, а теперь и вовсе неожиданно пришлось атаковать немецкую колонну. Бойцы искали место, чтобы ненадолго присесть, сделать глоток воды, выкурить самокрутку, дать отдых гудящим ногам. Чуть тише Петр Максимович продолжил: – Немецкий бронетранспортер останется у нас. Кто водить умеет?
Взлетели несколько рук. Завьялов отметил взглядом каждого:
– Пятнадцать минут привал, потом объясню боевую задачу. – Он повернулся к взводным и сказал: – Найти среди бойцов двух надежных водителей. Трех человек направить на оказание помощи раненым. Пять человек пусть свяжут веревками от плотов всех пленных. Пересчитайте, сколько единиц оружия фашистов нам досталось. Его учесть лично, выдать действующему составу роты. Доложить мне результат через десять минут.
– Есть! – Взводные бросились выполнять приказ.
Лейтенант Соколов в очередной раз восхитился Петром, как он в одно мгновение может он организовать своих подчиненных, выдать четкие указания и таким голосом, что работа сразу же кипит. Вот это военная дисциплина!
Завьялов повернулся к Соколову:
– Алексей, предлагаю пленных связать, загрузить в «полуторку» и отправить на командный пункт. Раненых туда же на броневике. Согласуй со штабом. Где твой радист?
– Я тут! – выкрикнул Руслан Омаев с другой стороны дороги.
Довольный тем, что операция по захвату удалась, он спешил к командиру с докладом. Его сотоварищ по обстрелу, Шайдаров, отдуваясь, тащил пулемет.
– Младший сержант Омаев, – нахмурился командир, – почему оружие отдали?
Руслан в смущении опустил глаза, покосился на Шайдарова, не выдаст ли. Тащил пехотинец чужое тяжелое оружие, проиграв спор.
Еще по дороге к огневой точке ребята горячо поспорили. Оба меткие стрелки, оба азартные. Руслан доказывал, что сможет из пулемета попасть точно по крохотным щелям, служившим в танках в качестве телескопических прицелов на борту. Этот визор он знал, как никто, ведь в него младший сержант наблюдал за полем боя и вел прицельный огонь. Конечно, он был уверен, что сможет не просто попасть, а еще и по движущейся цели. Шайдаров фыркал, хоть и почуял в резком чеченце достойного стрелка.
После того как они с быстротой молнии, пригнувшись, перебежали дорогу, Руслан пристроил ДТ и навел прицел. Его напарник воткнул два автомата на двуногие сошки и начал стрелять по целям длинными очередями. Он по-пластунски перебирался от одного орудия к другому и обратно и споро нажимал на гашетку. От скоростной стрельбы немцам казалось, что огневой удар по ним нанес целый взвод советских стрелков, а не два человека.
Руслан выиграл спор, послал пули прямиком в узкую щель визора на борту «Тигра». Поэтому экипаж крайнего танка так и не показался из люка, прямым попаданием выстрелы прошили тела до того, как танкисты поняли, что на колонну напали. И в качестве наказания за проигрыш Шайдаров выступил оруженосцем у младшего сержанта.
Но Соколов метнул в подчиненного грозный взгляд:
– Рацию срочно, Омаев.
Пока Алексей докладывал в штаб о захваченных силах противника, Завьялов принимал доклад от взводных. Еще минус три единицы личного состава, фашисты успели серьезно ранить трех человек. Пришлось стонущих людей наскоро перевязать и аккуратно уложить на дно немецкого «Ханомага». Рядовые согнали пленных немецких танкистов и пехоту в грузовик, веревкой связали им руки. Выбранные из числа стрелков двое водителей успели осмотреть транспорт и уже расселись по кабинам, тревожно поглядывая в небо – не начинается ли воздушная атака. Петр Завьялов подошел к усталому и перемазанному грязью корреспонденту, который одной рукой пытался перемотать стертые до крови ноги портянками поудобнее:
– Товарищ Кирилюк, сейчас машину с пленными в тыл отправляем, в медсанбат. Может, вы сопровождающим вернетесь? Боев насмотрелись, героев увидели.
– Нет, я с вами, все нормально. – Парень с усердием вскочил, чтобы показать, что еще полон сил. Хотя ноги у него горели огнем, внутренности до сих пор потряхивало от взрывов и залпов, всего с головы до ног покрыла корка из влажной грязи, но он не мог вот так развернуться и уехать с передовой, где идут жаркие бои. Здесь настоящая война, страшная, ведущая счет человеческим жизням.
– Ну как знаете, – пожал плечами лейтенант. Как объяснить парню, что видел он только самые цветочки. А что будет впереди, неясно, засада фашистов может ждать за каждым поворотом.
Завьялов вернулся к Соколову, который беседовал на немецком с офицером с крестом. Командир группы повернулся к Петру:
– Раненых и захваченных фашистов по приказу штаба формируем в одну машину. «Ханомаг» переходит в вашу роту. Отправляем пленных в машине, в сопровождении двух человек, не считая водителя. – Он откашлялся, смущенный требованием штаба. – Сказали, чтобы ты выбрал идеологически правильных. А сами выдвигаемся по рокадной дороге в сторону Лоева, там присоединяемся к танковой дивизии и двигаемся на взятие Речицы.
– Ясно. О чем разговор? – кивнул Завьялов на худого офицера.
– Узнавал, есть ли еще дальше колонны или расположения войск, – пояснил Алексей. – Говорит, что нет. Основная часть войск засела в глубине укрепления в городе, их послали в обход, чтобы усилить левый фланг. Но русских они не ждут, основные части перекидывают по железной дороге от Речицы, где крупная станция, к Гомелю. Там вермахт ожидает удар от нашей армии.
– Получается, что дорога до Лоева чистая?
– На кресте клялся… – задумчиво протянул Алексей.
– И ты ему веришь? – хмыкнул Петр. Он привык, общаясь со своим особенным контингентом, не верить ни одному слову солдата, проверять каждого в бою. В штрафной роте часть бойцов всегда из прожженных зэков, которые лгут, глядя прямо в глаза. Алексей же внутренне только снова удивился – всего лишь два года разницы у него с Завьяловым, и какое у них разное восприятие людей. Из-за слов и скепсиса недоверчивого лейтенанта он почувствовал себя глупым, наивным мальчишкой.
Солдаты сгрудились на полянке вокруг Омаева и Шайдарова. Те, как бойцы на ринге, стояли нахохлившись друг против друга. Соревнование в меткости никак не давало им покоя, каждому хотелось доказать свое превосходство над другим.
– Ну давай, на спор, выбирай любую цель, – задирал парня охотник.
– Я уже тебе показал, что умею. Мало потаскал пулемет? – Руслан сдерживал растущий в нем азарт, помня о том, как недавно его отчитал Логунов за такой спор.