Внизу лестницы Грохель долго возился с замком, и офицер СС снова прижал холодный металл пистолетного дула к голове техника. В полутьме подвала они, спускаясь, не сразу разглядели, что за две фигуры копошатся у пульта.
При появлении немцев Шайдаров, прикрывавший инженера и участкового у противоположного выхода, ведущего на перрон позади вокзала, дал очередь из ППШ прямо в черные силуэты посреди дверного проема. С криком офицер СС схватился за плечо, отдернул руку – кровь! Он с грохотом скатился по ступеням, вжался в угол и тоже выстрелил из «маузера» в ответ. Пуля попала участковому прямо в грудь. Пашутин отлетел на метр, вскрикнул и рухнул у пристенка, уронив пистолет.
Герр Грохель ахнул, рассмотрев у пульта управления фугасными зарядами исчезнувшего инженера.
– Он обесточил, обесточил пульт. Это русский инженер! – Техник Грохель закрутил головой, замахал руками в сторону Корзуна, взглядом ища в полутьме офицера СС.
В ответ раздались выстрелы из автомата, Николай Шайдаров вслепую, ориентируясь на немецкую речь, дал короткую очередь. В ответ в сторону двери на перрон загрохотали выстрелы. Николай пригнулся, метнулся на другую сторону ступенек и выстрелил. В темноте мелькали вспышки пламени из одного угла, потом из другого. Штрафник палил в сторону входа и по углам, штурмовик СС отвечал не глядя, стреляя на звук автомата. Михей Петрович вскрикнул от боли в ноге, упал, потеряв равновесие. Брюки быстро стали пропитываться горячей кровью из раны, рукой он касался чего-то мягкого, а потом в ладонь вдруг легла тяжелая рукоятка.
– Вот пистолет, убейте его! Пульт! Нельзя, чтобы снова подключили пульт, – в темноте простонал Пашутин. – Я ничего не вижу, ранен в голову. Мы должны спасти город, людей.
– Да, да, – прошептал Корзун, он с трудом приподнялся на колени и прокричал в темноту: – Я отключил пульт, я все сделал! Он обесточен! Город спасен от взрывов! – Он ничего не видел, только вспышки выстрелов в темноте. Дрожащими руками инженер взвел курок и выкрикнул: – Эй, официр, их бин хир!
Крик, ругательство, вспышки выстрелов. Инженер успел разрядить обойму в темноту, прямо в огоньки от выстрелов «маузера». Туда же отправил длинную очередь из автомата Шайдаров.
Стрельба смолкла, немецкий штурмовик затих в углу, так и не выполнив приказ своего командующего. Герр Грохель тоже замер навсегда у входной двери, безуспешно пытаясь убежать из этого огненного ада.
Пашутин тихо позвал инженера, пошарил рукой – рядом лежало неподвижное тело. Участковый нащупал лицо Корзуна, из губ инженера исходило слабое дыхание.
– Вы не предатель, простите, простите, что вам не поверил, – прошептал участковый, чувствуя пальцами, как дыхание Корзуна становится все слабее. – Вы очень мужественный человек. – Его шепот становился все тише, из серьезной раны на голове мужчины потоком пульсировала кровь, заливая лицо и одежду старика. – Для меня честь умереть рядом с вами в бою. Вы погибли как герой! Спасли город ценой вашей жизни!
Лихорадочный шепот слышал и Николай, он вжался спиной в стену, сжимая автомат. Всего лишь несколько часов он знает этих людей, они чужие ему, но старый инженер и бывший участковый бросились навстречу смерти ради спасения жизней других, в том числе и ради его жизни.
Николай Шайдаров не боялся смерти, считал себя удачливым. Но от чужой гибели, предсмертного последнего вздоха по спине побежал холодный пот. Он подумал о том, что после войны советские люди поставят памятник каждому безымянному герою. Пусть потомки видят и не забывают ни одного, кто погиб, кто сражался, кто шел на врага, не думая о себе!
Глава 10
За дверью черного входа в подвал выстрелы танковых орудий раздавались все тише и тише. Застучали сапоги, и в подвал хлынул свет с улицы, Завьялов заглянул в помещение:
– Рядовой Шайдаров, доложите о выполнении боевой задачи. Как ты тут, Николай?
– Товарищ командир, пульт управления обесточен. – Чуть тише стрелок пояснил: – Оба погибли, эсэсовец пристрелил и Пашутина, и инженера Корзуна.
Петр Максимович уже спускался по лестнице вниз. В солнечном свете с улицы стало видно, что в огромной кровавой луже лежат рядом инженер и участковый. В углу скорчился, уронив пистолет, немецкий офицер, а на ступеньках – техник в кителе. Завьялов наморщил лоб при виде шеврона СС на рукаве мертвеца – в городе штурмовая танковая бригада, которая вот-вот нанесет контрудар. А это значит, что бой только затих, но не закончен. Он бросился по ступенькам вверх, чтобы доложить об открытии Соколову.
Алексей тем временем хрипло командовал в ТПУ:
– Передышка, командирам танков сообщить о потерях!
По броне кто-то ударил, в танке отозвалось эхо. Соколов наполовину вынырнул из люка, внизу стоял Завьялов.
– Немецкие танки в городе! В подвале застрелили офицера штурмовой группы.
От досады ротный стукнул кулаком по броне. Он надеялся после боя отступить, слишком большие потери в сражении. Танк Русанова обездвижен, его придется бросить при отступлении. Хорошо хоть, экипаж выжил. Но если в Речице танковая бригада Ваффен-СС, то уйти им не дадут.
Соколов оглядел поле боя: кругом трупы немецких солдат, от выстрелов здания и мост местами обрушились, обнажив, словно кости под плотью, железные прутья арматуры. К «пятерке» уже спешили механики других экипажей. Если поврежден трак, то экипаж по уставу без промедления сразу после боя или даже под огнем врага должен принять меры к ремонту и быстрому возвращению танка в строй. Если танк подбит, экипаж должен защищать машину, используя стрелковое оружие, хотя выжить в горящем танке нереально. Редко бывает, что танкисты выживают после попадания в машину подкалиберного или кумулятивного снаряда, в лучшем случае они ранены или оглушены. Так что Русанову повезло, что машина не взорвалась и его отделению не пришлось покинуть бронированное укрытие, попав прямо под огонь пулеметов фашистов.
Все железнодорожные пути были истерзаны после боя, шпалы торчали вверх деревянными остриями из зловонных воронок, откуда остро несло гарью. Сколько они уничтожили автоматчиков, стрелков пулеметов, даже противотанковых пушек, не дав противнику никакого преимущества. Вот что значит неожиданность нападения, когда противник растерян и не может сообразить, из каких секторов ведется огонь.
Этот бой остался за ними, но теперь немцы в Речице направят все силы к вокзалу, и контрудара не миновать. Тем более в городе не просто стрелковые войска, а «Тотенкопф» – танковая дивизия грозного СС.
Завьялов обернулся к командиру ударной группы:
– Ну что, отступаем? Не дадут ведь нам уйти.
Соколов понимал, что счет идет на минуты. Наверняка об их дерзкой атаке уже доложили в немецкий штаб. Он снова опустился в люк и подключил ТПУ:
– Командиры отделений, доложить о потерях! Срочно! Приближаются немецкие танки!
– Я «пятый», машина не на ходу. Без сварки не обойтись.
– «Одиннадцатый», Коробов, что у вас?
– Боекомплект почти израсходован, осталось шесть бронебойных подкалиберных снарядов, восемь осколочно-фугасных и десять осколочных. Около трехсот патронов для ДТ.
– Ясно… «Двадцатка», что у тебя?
– Горючего маловато. – В голосе Кравченко звучала досада.
Да уж, без возможности заправиться танк превратится в бесполезную бронированную махину.
Снизу Бабенко спокойно отчитался:
– У нас все в порядке.
Подсчеты печальные, из танковой роты выбыл танк вместе с экипажем Русанова-старшего, теперь еще один танк встал. Русанов-младший должен перейти вместе с экипажем на время в ряды пехоты. Завьялов сориентировался мгновенно:
– Шайдаров, бери двоих. Сбейте замок вот на этом здании, у него окна на площадь перед вокзалом выходят. Тащите туда немецкие пулеметы, автоматы и устанавливаете в окна. Ваша задача – держать под прицелом квадрат со стороны площади у вокзала. Командир, отправляй оставшихся без машин бойцов, вооруженных пулеметами, на мост.
От сиплого голоса Завьялова молодого лейтенанта подбросило, как от удара, – что же он задумался, надо расставить танки на позиции для обороны от врага! Немцы будут здесь с минуты на минуту.
И тут же тишину разорвал лязг железа и ржание лошадей. Эти звуки раздавались все громче и громче со стороны узкоколейки, откуда час назад пришли танки.
– Экипажи, к бою! – выкрикнул Соколов. – Занять огневые позиции, бой до последнего патрона. Прицельный огонь из укрытий по фашистам! – Приказ Завьялова отправил стрелков самостоятельно искать закрытые пространства для ведения обстрела.
Ржание лошадей становилось все явственнее, стало слышно, как гремят металлические части чего-то тяжелого, что тащат лошади. Ударная группа из пехоты и Т-34 замерла в ожидании: танки ощетинились дулами пушек, на мосту и на крыше здания пулеметчики изготовились к стрельбе.
Соколов не выдержал, отбросил панорамный перископ, откинул люк и прижал бинокль к лицу. Его терзали сомнения:
– Не могут с той стороны немцы идти, да еще так тихо и с лошадьми. У них техники много и пушки не приспособлены для живой тяги, слишком тяжелые.
В бинокль он увидел вдалеке мелькавшие серо-зеленые ватники и шинели. Он покрутил настройки бинокля и смог рассмотреть красные звездочки на пилотках. По дороге ехала запряженная подвода, в ней пара десятков красноармейцев с винтовками. Позади шестиконная упряжка взмыленных лошадей усердно тащила за передки орудие, 76-мм пушку с зарядным ящиком. Еще на одном коне сбоку, чуть привстав в стременах, скакал мужчина. Алексей негромко выкрикнул засевшим в кустах и здании экипировки штрафникам:
– Кажется, наши! Лошади зенитную батарею везут, и с ними пехота!
«Через пару минут они уже будут здесь, – подумал Соколов. – Неужели наши прорвали окружение и к нам идет подкрепление? Надо держаться, осталось совсем немного!»
Лошади из последних сил тянули груз, военный на коне при виде советских танков пришпорил животное. Он подлетел к танку Соколова и отдал честь.