Васильков со Старцевым засели в землянке над картами с недавно разведанной обстановкой: гадали, кумекали, как и где лучше переходить нейтральную полосу… С этим определились, а дальше поспорили. Иван предлагал продвинуться подальше от высотки и поискать «языка» поглубже во вражеском тылу, где враг менее бдителен. Александр стоял на своем: надо лезть в самое пекло и тащить фельдфебеля прямо из окопа. Старцев к тому времени в разведке служил без году неделя и уступил.
Построили личный состав, рассказали о поставленной задаче, разделились на две группы. В группу захвата, как всегда, попали сильные, выносливые ребята — шесть человек. В более многочисленную группу прикрытия — все остальные. Дождались темноты, перемахнули через бруствер и поползли…
Немцы пускали в черное небо ракеты, левый склон высотки оглаживал луч прожектора, но группы без приключений добрались до обозначенных рубежей. Прикрытие во главе со старшиной осталось на нейтральной полосе; группа захвата: Васильков, Старцев и четверо бойцов — двинулись дальше.
Незаметно просочившись на позиции противника, повернули вправо, добрались до последней линии окопов. На дальней линии всегда было проще взять «языка» — там по ночам почти все спали. Правда, и тащить его приходилось дольше.
Выследили фельдфебеля, подползли, оглушили. Повезло: все получилось тихо, без единого громкого звука. Уставшие, с огромным трудом доперли немецкого бугая до группы прикрытия. Те были посвежее и скоренько доставили «гостинец» комдиву.
Под утро выяснилось, что в плане сведений фашист оказался бесполезным. Мало того что он был всего лишь унтер-офицером, так еще и служил в санитарном взводе. Командир дивизии рвал и метал, орал на разведку, как на врагов народа. Благо не дошло до трибунала — даже он понимал, что в темноте во вражеских окопах определить специальность «языка» невозможно.
Пришлось разведке следующей ночью опять готовиться к вылазке. И тут Васильков проявил чудеса своей интуиции.
— Саня, при всем уважении, но это же самоубийство! — напирал и пытался отговорить боевого товарища Старцев. — Мы разок там уж побывали! Нас ждут там! Это ты понимаешь?
Васильков стоял на своем:
— Знаю, что есть другие проходы. Но мы пойдем ровно тем же коридором и ровно в то же время. Поверь мне, немчура думает, что мы сунемся в другом месте…
И, как это ни удивительно, но он оказался прав.
Привычно разбившись на две группы, разведчики миновали нейтральную полосу и беспрепятственно проползли на немецкие позиции в той же точке, где сделали это в прошлый раз. Они полностью повторили предыдущую операцию, за исключением финального аккорда: «языка» взяли в другом окопе, чтобы снова не притащить санитара.
Звание свежего «языка» оказалось повыше — обер-фельдфебель. Он занимал должность помощника командира роты и хорошо знал расположение всех огневых точек, обустроенных на высотке. Комдив наконец-то был доволен.
А еще пленный фашист выдал крайне интересную информацию: оказывается, после наглой вылазки группы Василькова немецкая разведка получила приказ выследить ее и уничтожить. Немцы рассчитали все правильно: после первой неудачи с санитаром русские попытаются исправить ошибку и придут снова.
Разделившись на три отряда и усилившись пулеметчиками, фрицы законопатили все три соседних прохода, устроив в них засады. Они были абсолютно уверены, что русские не отважатся идти проторенной дорожкой и обязательно выберут другую — по соседству. Они прождали бойцов Василькова почти до утра и снялись с позиций лишь тогда, когда им сообщили о пропаже обер-фельдфебеля.
Старцев долго не мог в это поверить. А после того случая всецело доверял интуиции более опытного боевого товарища.
Когда Старцев закончил рассказ, комиссар удивленно покачал головой, снова посмотрел на часы и поднял трубку телефонного аппарата.
— Борисов, записывай, — приказал он секретарю. — Полковник Кононов, командир стрелковой дивизии из состава 2‑го Украинского фронта. Записал? Выясни, где находится этот человек. Если будет возможность, сразу соединяй…
Телефонный аппарат зазвонил через десять минут. Урусов выслушал доклад секретаря и кивнул Старцеву на вторую трубку.
— Возьми, послушай, — сказал он, пока в трубке трещало и свистело. — Твой Кононов служит в Краснодаре начальником штаба Кубанского военного округа.
Иван поднял вторую трубку, приложил к уху. Через несколько секунд треск стих и послышался ровный мужской голос:
— Алло! Алло! Полковник Кононов на проводе!
— Товарищ полковник, вас беспокоит начальник Московского уголовного розыска комиссар милиции третьего ранга Урусов.
Звание «комиссар милиции третьего ранга» соответствовало армейскому званию «генерал-майор». Полковник почтительно поприветствовал:
— Здравия желаю, товарищ комиссар.
— Товарищ Кононов, нам необходима ваша помощь. Есть несколько вопросов.
— Понял, товарищ комиссар. С удовольствием, если ответы в моей компетенции. Слушаю вас…
Старцев подвинул поближе к Урусову открытый блокнот, где значились известные обстоятельства угона «Хорьха» от штаба дивизии Кононова. Но Урусов, обладая феноменальной памятью, даже не взглянул на записи.
— В середине февраля 1945 года от штаба вашей дивизии неизвестные лица угнали трофейный автомобиль «Хорьх». Скажите, как он к вам попал?
Бывший комдив отвечал неторопливо, обдумывая каждую фразу:
— Помню, товарищ комиссар, случился такой казус в маленьком местечке Гант. Устроились мы там на первую ночевку и… в общем, да, увели прямо из-под носа. Начальник караула за это едва не угодил под трибунал.
— То есть кто угнал, вы не знаете?
— Нет, конечно. Тогда не до этого было — к большому наступлению готовились. Хотя СМЕРШ осматривал следы, допрашивал часового и начкара.
— А откуда он у вас взялся, этот распроклятый «Хорьх»?
— Его приволокли на буксире к новому штабу за несколько часов до угона. До этого на нем ездил командир полка майор Стародубцев, но он вместе с водителем погиб в Будапеште пятнадцатого февраля.
— Ага, понятно, — прогудел в трубку Урусов. — Тогда следующий вопрос: а майор Стародубцев когда и каким образом завладел этим автомобилем?
— Он пользовался им всего пару дней. Одиннадцатого февраля моя дивизия в Будапеште добивала остатки 9‑го Хорватского горного корпуса СС. В ночь на двенадцатое его командование на этом «Хорьхе» попыталось вырваться из окружения. Рота старшего лейтенанта Скрипкина их остановила. Адъютанта прикончили на месте, двух генералов и водителя ранили. Скрипкину за это вручили орден, а разбитый «Хорьх» отдали Стародубцеву — не пропадать же добру. Механики подшаманили мотор, залатали пробоины, поменяли стекла. В общем, постарались для командира полка, привели в божеский вид.
— Так… выходит, до того, как попасть в вашу дивизию, автомобиль принадлежал одному из немецких генералов?
— Пфефферу он принадлежал. Это совершенно точно, товарищ комиссар. Командиру 9‑го корпуса обергруппенфюреру СС Карлу Пфефферу. Я же этого гада даже допросить успел, пока наши врачи над ним колдовали.
— Пфеффер. Карл Пфеффер, — повторил Урусов. И, посмотрев на часы, поспешил закончить разговор:
— Благодарю, товарищ полковник, вы нам очень помогли…
Почти вся оперативно-разыскная группа Старцева занималась последним убийством в Михалковском тупике и последовавшим за ним взломом склада на товарной станции Лихоборы. Два опытных майора и юный лейтенант Ким произвели осмотры мест преступления, как говорится, по горячим следам. Теперь же там без спешки работали Егоров, Бойко, Горшеня и Баранец. Костя Ким, как всегда, был оставлен в рабочем кабинете Управления скучать возле телефона и бегать по кабинетам в качестве посыльного.
Надежд на то, что четверка сыщиков обнаружит что-то новенькое и интересное, практически не было. Разве что на сторону правосудия встала бы нелепая случайность. К концу июля 1945 года в МУРе уже поняли: убийцы действуют профессионально, не оставляя улик и следов.
Васильков работал по реализации своей версии, и Старцев решил ему в этом помочь.
Не без помощи комиссара Урусова фронтовые друзья выяснили подробности о двух плененных в Будапеште немецких высших офицерах. На это ушло несколько часов.
Хельмуту Дернеру на момент прорыва из осажденного Будапешта было тридцать шесть лет. На службу в СС он поступил в 1939 году из полиции в звании капитана. Командовал ротой, участвовал во Французской кампании, был ранен. Награжден Железными крестами двух степеней. С 1941 года воевал на Ленинградском направлении Восточного фронта, где получил еще два креста: Золотой немецкий и Рыцарский. Затем были батальон, полк, дивизия и петлицы штандартенфюрера.
С октября 1944‑го он в Венгрии. И здесь — отчаянные бои, награды, повышение до оберфюрера (это где-то посередине между полковником и генерал-майором; погоны полковника, но генеральские лампасы и белые отвороты на шинельном воротнике).
Незадолго до прорыва Дернера назначают на должность исполняющего обязанности начальника штаба корпуса. Это, несомненно, очень высокий прыжок по карьерной лестнице, ведь новая должность четко соответствует званию «генерал-майор» безо всяких натяжек.
Карл Пфеффер оказался куда более интересной персоной. Обергруппенфюрер СС. Третье генеральское звание, равное генералу войск вермахта. Такого высокого звания за всю историю Третьего рейха были удостоены всего лишь чуть больше сотни человек.
Под вечер в рабочий кабинет оперативно-разыскной группы Старцева поднялся дежурный и под роспись передал Ивану Харитоновичу две телефонограммы. Затаив дыхание, сыщики ознакомились с их содержанием.
С исполняющим обязанности начальника штаба 9‑го Хорватского горного корпуса дело обстояло худо. 12 февраля 1945 года оберфюрер СС Хельмут Дернер скончался от полученных ранений в советском госпитале, развернутом на юго-восточной окраине Будапешта.