— Бойко!
— Я здесь.
— Дело настоящего Хлынова еще у тебя?
— Так точно. Сегодня собирался отвезти и сдать военкому.
— Тащи сюда!
Бойко ринулся к своему столу, достал из ящика личное дело капитана Хлынова, которое взял у военкома под роспись. Отыскав страницу с фотографией, положил рядом с фото Фишера.
Если не вглядываться в детали, то лица двух мужчин и впрямь имели большое сходство.
Егоров обладал самым большим сыскным опытом, поэтому и вступился за остальных:
— Извиняй, Иван, но тут нужно быть криминалистом, физиономистом и еще черт-те кем, чтоб обнаружить разницу.
— И потом снимку настоящего Хлынова лет пять, не меньше, — добавил Васильков. — Наверняка в сорок первом делали. Вон, погляди, у него еще петлицы с кубарями.
На эти замечание ответить было нечем. Старцев тоже не смог отыскать различия между живым инвалидом-оборотнем и настоящим участником войны Хлыновым, глядевшим с черно-белой фотокарточки личного дела. Да и чего теперь брызгать слюной и сотрясать криком стены? Надо что-то предпринимать, исправлять положение.
Взяв себя в руки и разогнав мыслительный процесс, Иван принялся по-деловому суетиться.
— Вася, срочно заказывай машину. А лучше две или автобус. Олесь, тебе и Ефиму отдельное задание.
— Слушаем.
— Раскопайте все данные по настоящему Федору Хлынову. Идите к Урусову, снова поезжайте к военкому… Делайте что хотите, но выясните, что произошло с капитаном и где он находится в данный момент. Если живой, конечно.
— Ясно. Сделаем…
Спустя десять минут на север столицы, в сторону Красностуденческого проезда, мчались два служебных автомобиля. В первом помимо водителя ехали Старцев, Васильков и Ким. Во втором — Егоров и Горшеня.
Торопились и скоростной режим, конечно, не соблюдали. Летели на полных газах, порой проскакивая светофоры на красный. Благо движение в этот час было слабым. Пару раз на перехват выбегали постовые милиционеры, пытаясь взмахами жезлов остановить нарушителей. Но водитель первой «эмки» истошно сигналил и требовал уступить дорогу. Завидев номерные знаки МУРа, орудовцы покорно уступали…
Старцев опять вращал свою тросточку, зажатую между колен. Влево-вправо. Влево-вправо. Васильков не лез в душу, понимал — переживает. Но тот, как оказалось, переживал о другом.
— Черт… Знаешь, Саня, я все-таки надеюсь, что настоящий Хлынов жив.
Тот качнул головой:
— Не знаю. Не уверен.
— Но он же до конца сорок четвертого воевал в разведке! Столько лет ходил под пулями и ничего!
Помолчав, Васильков негромко сказал:
— В нашу дивизию перевели одного молодого комбата. Ты не застал его, это случилось после твоего ранения. Так вот этого парня все считали заговоренным от пуль. Ей-богу. Из любой смертельной передряги выходил живым. Ни пулям, ни осколкам не кланялся, а ни разу не задело. Помню, уже в Германии брали городок на возвышенности. Он прямо на моих глазах встал во весь рост и в начищенных до блеска сапогах пошел на противника под сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем. Батальон, естественно, за ним. Рядом разорвался снаряд, его взрывной волной отшвырнуло на несколько метров. Он поднялся, отряхнулся и с улыбкой сказал: «Вот сволочи, попадать начали!» И снова пошел вперед… Я тогда просто обалдел. А в следующем бою его зацепило, и рана оказалась смертельной. Так вот, Ваня…
За пару кварталов до цели машины разделились и подъехали к дому № 4 с разных сторон. Остановились на некотором удалении. Приготовив оружие, сыщики покинули автомобили и осторожно подошли к калитке.
Сразу насторожила тишина. В прошлый раз огромная нервная псина за забором моментально почуяла чужих и принялась лаять и греметь цепью. Сейчас же подавали голос только соседские собаки.
Ухватившись за верхний обрез калитки, Васильков заглянул внутрь участка.
— Никого.
— А псина?
— Не видать. И конец цепи на тропинке валяется. Или сбежала, или хозяин увел…
Егоров с Горшеней помогли майору перебраться через забор. Отомкнув тяжелый крюк на калитке, тот запустил во двор остальных…
Старцев оставался у входа в дом, остальные быстро проверили сарай и баню — пусто.
Дверь в дом оказалась запертой. Трое держали на прицеле окна, Иван Харитонович сделал шаг в сторону и постучал раз, другой…
Тишина.
— Ломаем…
С хлипким замком справились мигом. Аккуратно проникли в сени. Дав глазам привыкнуть к полумраку, двинулись в горницу…
Сыщикам хватило беглого взгляда, чтобы понять: хозяин спешно собрался и покинул жилище, прихватив с собой самые необходимые вещи.
На кухонном столе в беспорядке лежали кастрюли, тарелки, кружки, несколько полусгнивших картофелин, заплесневелая корка хлеба, сломанная деревянная ложка… На полу белела просыпанная соль.
Такой же бардак обнаружился и в маленькой спальне, где на незастеленной кровати валялись различные вещи: ватные штаны, офицерская шинель, форменная шапка-ушанка, порванная рубаха, носки… На старом, потерявшем цвет половике были разбросаны валенки, старые ботинки, еще какая-то обувь.
Васильков облазил все углы. Встав на стул, заглянул на шифоньер:
— Ни одного чемодана, ни одной сумки или вещмешка.
Из горницы в спальню заглянул Егоров:
— Я не нашел запасов продуктов. Прихватил все, что имелось в наличии.
— И здесь похожая картина, — мрачно ответил Старцев. — Стало быть, собрал вещички и утек в неизвестном направлении.
Костя Ким вертелся возле Василькова:
— И где же его теперь искать, Александр Иванович?
— Надо поразмыслить, — ответил тот.
Через полчаса, оставив в доме Хлынова Егорова и Горшеню, Старцев с двумя коллегами возвращался на Петровку. Теперь для нарушения правил дорожного движения повода не было — служебная «эмка» ехала по Дмитровскому шоссе с нормальной скоростью.
Настроение у Старцева окончательно испортилось. Получалось, что матерый преступник обстряпывал свои черные делишки и преспокойно проживал на севере Москвы под видом несчастного инвалида войны. Более того, сам Старцев приезжал к нему в гости, сиживал вместе с ним на лавочке под яблонькой, угощал папиросками, говорил за жизнь… И не распознал проклятую вражину.
— Вот же сволочь! — негромко выругался Иван. Зажатая между колен тросточка не прекращала вращаться влево-вправо. — И ведь как замаскировался, а? И с документиками полный порядок, и легенду себе состряпал что надо — не подкопаешься…
Сидевший справа от водителя Ким молчал. Васильков оторвал взгляд от окна:
— Я думаю, что все фокусы с «Хорьхом» в Венгрии — дело рук Фишера.
Иван нахмурился, пытаясь погасить ненужные сейчас порывы злости и сообразить, о чем говорит товарищ.
— То есть ты хочешь сказать, что убийство командира полка Стародубцева и угон «Хорьха» от штаба дивизии Кононова совершил Фишер? — уточнил он.
— Уверен. Почти на сто процентов уверен.
— Принимается. И что нам это дает?
— Знаешь, Иван, кажется, я начинаю понимать его логику и что на самом деле происходило на московских товарных станциях.
Тот с интересом глянул на товарища:
— Давай, Саня, выкладывай. С тех пор как в этом деле выстрелила твоя версия, я готов прислушиваться к каждому твоему слову.
— Представь себя на месте этого… Фишера.
— Трудно, но попробую.
— После всех перипетий (о некоторых мы пока не знаем) разбитый «Хорьх» оказался на железнодорожной станции города Веспрем. Ты с трудом отыскал его, осмотрел и убедился, что золотишко на месте. Подкатил с бутылкой палинки к коменданту, расположил его к себе и уговорил отдать тебе машину. Более того, комендант помог погрузить «Хорьх» на платформу и посадил тебя в теплушку эшелона, следующего в Москву.
Старцев уверенно кивнул:
— Пока я все это легко представляю.
— А твои трудности начнутся позже, когда эшелон прибудет в Москву. Здесь внезапно выяснится, что из-за бюрократических формальностей машину с платформы ты сразу не получишь. Проверки, разрешения, согласования, подписи… Автомобиль из-за границы! Это понимать надо!
— И тут согласен. Даже если он выглядел грудой металлолома — все равно изволь заполнить документики.
— Именно! Тебе говорят, что в лучшем случае ты получишь свой «Хорьх» через неделю. А то и через две. Более того, тебя вместе с остальными попутчиками высаживают из теплушки, а эшелон загоняют в дальний охраняемый тупик, куда путь простым смертным заказан. Ты в отчаянии, ведь любопытные железнодорожники могут залезть на платформу, «потрогать и изучить» интересный экземпляр и случайно обнаружить тайник. Но поделать с этим ты ничего не можешь.
— Так-так-так, — оживился Иван. — И, получив через какое-то время свой разбитый «Хорьх», я не нахожу под днищем золота, верно?
— Истину глаголешь. Ты кипишь от негодования и готов выпустить кишки кому угодно. Однако, поостыв, придумываешь план действий, благодаря которым золото должно снова вернуться к тебе. Начинается твоя жатва. Сначала ты даешь ремонт машине, потом окольными путями выясняешь, кто из железнодорожников имел отношение к эшелону и к платформе с «Хорьхом»…
— Постой, а почему Фишер убивал служащих двух станций, а не одной?
— Вероятно, сначала эшелон прибыл на станцию Лихоборы, а потом его перевели на Владыкино. Или расформировали и во Владыкино перекатили одну платформу с «Хорьхом» — это легко выяснить.
— Справная версия, — оценил Старцев. Настроение его заметно улучшилось, глаза загорелись. — А дальше он, стало быть, выслеживал конкретных работяг, допрашивал, убивал и устраивал форменный обыск по домам, сараям и складам, где те работали.
— Точно. Он был уверен, что это они украли и припрятали его золотишко.
— Здорово вы все расписали, Александр Иванович! — похвалил с переднего сиденья Костя Ким. — Как думаете, нашел он золото или нет?
— А сам-то как считаешь?
— Нашел, раз смылся в неизвестном направлении. Ведь «Хорьх», скорее всего, никто не угонял. Сам заныкал его где-нибудь. Вот на нем и уехал.