Звякнула связка. Неизвестный подошел к двери тринадцатой квартиры и вставил ключ в замочную скважину.
«Наконец-то!» — затаив дыхание, обрадовался бывший генеральский водитель.
Глава шестнадцатая
Москва Июль 1945 года
Информация, добытая Бойко и Баранцом, отняла у сыщиков всего четверть часа. После чего Иван Харитонович взгромоздился на любимый подоконник и повторил версию событий вокруг московских товарных станций, услышанную от Александра.
В свете последних событий версия больших возражений не вызвала. И даже понравилась.
Один вопрос, уперев руки в боки, задал умница Егоров:
— Все шелково, гладенько. Но объясни, Саня, почему Фишер сосредоточился на складских работниках железной дороги?
— Полагаю, он рассуждал примерно так, — ответил бывший разведчик, — золото мог найти любой из любопытных трудяг — обходчик, мастер, стрелочник, диспетчер… Но ради сохранения ценной находки он наверняка обратился бы за помощью к знакомому кладовщику.
— С какого рожна?
— Дома или где-то в лесу прятать золото опасно — могут найти. Если найдут домашние — начнутся расспросы, что да как. За пределами дома — боязно. А на складе — в самый раз. Все склады охраняются (ключи только у заведующего), на ночь запираются, опечатываются. Чем не надежное хранилище?
Позабыв прикурить папиросу, Василий размышлял, жуя край бумажного мундштука. В конце концов, с логикой майора согласился. Зато Бойко как всегда пошел в наступление.
— Ну‑у, не знаю… — протянул он. — Там помимо работников «железки» вокруг поступающих с запада эшелонов трутся десятки охранников. И они запросто могли сковырнуть тайник. Что ж он их трясти не начал?
— Теоретически — да, тайник могла оприходовать и охрана, — ответил за друга Старцев. — Только практически не совсем понятно, как и куда они вынесут с охраняемой территории тридцать семь килограммов золота. Это непросто сделать, даже по одному слитку. Двенадцать килограммов! Куда ты его спрячешь? Трусы такой слиток не выдержат, в голенище он не влезет.
— К тому же трудно было бы скрыть от других известие о такой находке, — резонно заметил Горшеня.
— Точно, — поддержал Баранец. — Через неделю об этом знало бы пол-Москвы.
— Нет, железнодорожников я сразу исключаю, — отрезал Егоров. — На «железке» за время войны наладили такой пропускной режим и такую охрану, что мама не горюй.
— А по дороге? — не унимался Олесь. — Почему вы решили, что золото приехало в Москву под днищем «Хорьха»? Чертов эшелон пропыхтел по «железке» из далекой Венгрии! Это две тысячи километров пути! И неизвестно, где и сколько он простоял, заправляя котлы водой и загружая тендеры углем! Да за это время ваш «Хорьх» могли обчистить сто раз!.
Не удержавшись, в жаркий спор вмешался самый младший сыщик — Костя Ким:
— Все воинские эшелоны на стоянках подлежат усиленной охране. Я лично читал в газете приказ Верховного.
И тут Васильков, не принимавший участия в споре, внезапно встал на сторону Бойко:
— Олесь прав. До Москвы на этом эшелоне золото, вероятнее всего, не доехало.
Оперативники разом уставились на майора.
— Поглядите, мужики, какое дело, — взялся спокойно объяснять тот. — Как мы поняли, Фишер вовсе не дурак и тщательно выбирал из работников товарных станций тех, кто мог либо сам обнаружить тайник, либо припрятать золотишко на складе или дома. И что же в итоге? А в итоге золота он у них не нашел. Мы ведь с вами побывали в домах всех его жертв и хорошо видели, как они жили.
Тут возмутился всецело доверявший мнению друга Иван:
— Эк, хватил! Что ж они, по-твоему, найдя слитки, сразу побежали в ближайший ломбард?
— Нет, конечно, — усмехнулся Александр. — Но и глубоко закапывать их они не стали бы. Тут важно понимать психологию простых людей, уставших от войны, от лишений, от жизни впроголодь. И внезапно получивших от судьбы царский подарок. Если допустить, что кто-то из жертв Фишера нашел золото «Хорьха» и утаил его от государства, то, согласитесь, мы заметили бы это. По обстановке в доме, по одежде, по продуктам, по скарбу, по общему достатку.
— Полагаешь, они отпиливали бы от слитка по крохе и шныряли к скупщику или прямиком на базар? — прищурился Старцев.
— Так или примерно так. Но обязательно воспользовались бы свалившимся богатством.
— Не соглашусь, — мотнул головой Иван. — Люди разные, и психология у них тоже разная. У меня давеча соседка по подъезду отдала Богу душу. Высохшая, тощая, как жердина — непонятно, в чем жизнь теплилась. Мы, помнится, и копеечки ей собирали в помощь, и продуктами делились. Так у нее опосля смерти зашитыми в подушку двенадцать с половиной тысяч целковых обнаружили. Вот так. Ни родственников, ни друзей — все для себя собирала. Фантик к фантику. Нет, чтоб пожить последние годы по-человечески, а излишки снести сиротам в ближайший детдом. А ты — психология.
— Сколько было соседке? — терпеливо отреагировал Васильков.
— А черт ее знает… Лет семьдесят пять, а то и больше.
— В таком возрасте, Ваня, в голове не психология, а Альцгеймер. Она могла попросту забыть о накоплениях, потому что исчезла цель в жизни. Мы же говорим о сравнительно молодых людях. Всем убитым железнодорожникам от двадцати восьми до сорока с небольшим. В таком возрасте люди еще радуются жизни, чего-то хотят, строят планы…
Иван никогда не забивал свою буйную голову сложными вещами, к которым относил и психологию. Будучи по природе человеком прямолинейным, он недолюбливал бесконечную палитру серых оттенков, находящуюся между абсолютно черным и абсолютно белым. Население Земли он делил на пять примерно равных категорий. «Вот мы, вот наши союзники, — говаривал он. — Посередине нейтралы, на которых никакой надежды. Дальше союзники наших врагов и в конце списка самая последняя сволочь».
— Ладно, убедил, — махнул рукой Старцев. — И ну их к черту, эти заумные рассуждения. Признаюсь, меня больше заинтересовала твоя мысль о не доехавшем до Москвы золоте. Давай лучше об этом. Где же оно, по-твоему, затерялось?
— Объясняю. Смотрите внимательно. — Александр плеснул в кружку остывшего чая и поставил ее в начало ближайшего стола. — Представьте, что это «Хорьх» на товарном дворе станции города Веспрем. Фишер обнаружил его там и, осматривая, убедился в сохранности тайника. Верно?
— Ну да. Иначе за каким чертом он полез бы с уговорами к коменданту, — ответил за всех Егоров.
— А потом, судя по признанию самого Фишера, комендант снабдил его бумагой и отправил в мэрию к представителю советской военной администрации. Припоминаешь, Иван?
— Да-да, было дело.
— То есть он не мог знать, что в это время происходило с «Хорьхом». Согласны?
Стоявшие вокруг дружно закивали.
Александр демонстративно выпил чай из кружки, вернул ее на стол и накрыл картонной папкой.
— Поход в мэрию к представителю советской администрации занял несколько часов, а, вернувшись на вокзал, Фишер едва успел сесть в теплушку, — продолжил он.
Иван снова подтвердил:
— Точно, и про это он говорил.
— Значит, Фишер не имел возможности повторно убедиться в сохранности тайника, и поэтому, — Васильков протащил накрытую кружку через весь стол, — не исключен вариант, что «Хорьх» ехал из Венгрии в Москву уже пустым, без золота в тайнике.
Сбросив со стоящей в конце стола кружки папку, он закончил показательный урок:
— О пропаже Фишер узнал уже здесь, получив свою машину с большим опозданием. Это опоздание и сыграло роковую роль: он всерьез полагал, что тайник обнаружили железнодорожники, пока платформу с «Хорьхом» гоняли из Лихоборов во Владыкино и обратно. Исходя из этого он стал выслеживать ни в чем не повинных людей, допрашивать их и убивать.
— Так кто же очистил тайник? — не выдержал Бойко.
— А кто, по-твоему, выпал из нашего расследования на этапе Веспрем — Москва?
Старцев, Егоров и Бойко переглянулись.
— Комендант, что ли? — первым догадался Иван.
— Именно, — кивнул Васильков. — Мы настолько проигнорировали его, что даже не выяснили звание, фамилию и где он проходит в настоящее время службу…
Василий закусил губу, обдумывая свежую, весьма неожиданную версию.
Не вышел за привычные рамки и Олесь, тут же вставив любимое словечко:
— Сомнительно. Но проверить стоит…
На выяснение личности человека, занимавшего должность коменданта железнодорожной станции венгерского городка Веспрем весной 1945 года, ушло не более часа. Хотя поначалу задача казалась непростой и в решении довольно долгой.
В разные ведомства из Управления на Петровке были отправлены Горшеня, Баранец и Ким.
— Хватит отсиживаться за нашими спинами! — с наигранной строгостью стукнул по столу тростью Старцев. — Вперед! И без сведений о коменданте не возвращаться!
Минут через сорок пять зазвонил телефон.
— Майор Павел Иванович Судаков, — отрапортовал посланный в Управление комендантской службы Горшеня. — Служил на станции города Веспрем с момента его взятия войсками 3‑го Украинского фронта по 8 мая 1945 года.
— Молоток, — улыбнулся Иван Харитонович, записывая данные. — Диктуй дальше.
— Приказом за номером 62–20 от 8 мая 1945 года переведен в Москву на должность дежурного помощника коменданта Московского гарнизона. Приступил к исполнению обязанностей 12 мая. Далее — адрес проживания. Это надо?
— Ты обалдел, что ли, Ефим?! Это самое главное!
— Записывайте: Москва…
В трубке послышался треск, забивающий голос Ефима.
— Алло! Алло, Горшеня! Ты меня слышишь?
— …Москва. Иван Харитонович! Москва…
— Да понял я, что Москва! Улицу давай!
— Улица Машкова…
— Так-так! Записал: улица Машкова! Что дальше?
Внезапно треск стих, и старлей гаркнул в ухо майора:
— Дом 14, квартира 13!
Отодвинув подальше трубку, Старцев быстро записал данные в блокнот и приказал:
— Свяжись с Баранцом, Кимом и поезжайте по этому адресу. Встретимся на месте…