— Если ваше величество позволит дать мне совет, то одну из книг я бы рекомендовал вручить отцу Валарашу. — произнес Главный министр. — С вашим государевым благословением на подвиг, выражением уверенности в том, что миссия его по заселению Большой Степи завершится благополучно, и прочими приличествующими случаю словами.
— Прекрасная идея! — восхитился я. — Именно так и поступим. Ну а последний том Бахмет презентует главе гильдии философов. Если верить клепсидре, он еще во дворце, вот-вот закончит урок с царевичами.
Я сунул книгу в руки дворцовому библиотекарю.
— Пойдем, будешь сейчас постигать высокое искусство пролезать в задницу без смазки.
— Простите, повелитель? — изумился тот.
— Государь имеет в виду, что в твоем возрасте пора уже уметь и льстить, и давать взятки. — пояснил Штарпен.
Золотого человека я себе в премьеры выбрал — с полуслова своего царя понимает.
Глава 3
— Злые Соловьи. — гортанно прокомментировал Эсли, сын Тимна. — Крылья на шлемах во всей Большой Степи только их племя и носит.
Новое пополнение в моем королятнике[7] — неделю назад вместе с сестрой прибыл.
— А ты что же, родич, отличительные знаки всех племен знаешь? — полюбопытствовал Нвард.
— Их не так уж много, племен. — пренебрежительно отозвался парень — Всего пятьдесят два. Несложно запомнить.
Гонористый пацанчик, и резкий как понос. Со стражей Ежиного Гнезда разлаялся по приезду — это прям песня. И пляска.
Мое величество с Люкавой аккурат через дворцовый двор понесло — путь от часовни сокращали после утреннего молебна, — когда этот нахальный щегол к воротам подъехал.
— Ты куда прешь? Слепой совсем? — донесся до меня удивленный возглас караульного.
— Зачем слепой? Хорошо вижу. — раздался в ответ насмешливый мальчишечий голос, с явно выраженным закским произношением.
— Ну так куда прешь?
— Глупый совсем? В ворота еду. Царь твой меня ждет.
— Ага. Эт точно. — с издевкой в голосе ответил второй Блистательный. — Все глаза высмотрел, незнамо кого дожидаючись. Не зли меня, паря, разворачивай коня и проваливай.
— Смелый витязь. — все с той же насмешкой ответил мальчик. — Но неумный. Спрашивал бы сначала, кто перед тобой, прежде чем гнать.
— Ух ты! Яйца курицу учить начали! — хохотнул гвардеец.
— И кто тот петух, что тебя топчет?
На миг у ворот воцарилась тишина, которую прекратил рев гвардейца:
— Да я тебя!‥
— А ну попробуй!
Последняя фраза была заглушена громким конским ржанием и во двор Ежиного Гнезда, исполинским прыжком, влетел низкорослый всадник в добротной кольчуге, оседлавший нечто, напоминающее приснопамятного Черныша. Только это был не бык, а конь, и вот его-то я бы на корреру точно выпускать не стал — до того зверюга казалась злобной.
Подняв своего скакуна на дыбы, наездник, обнажив саблю, заставил жеребца сделать несколько шагов, разворачиваясь к воротам.
— Па-адхади! — выкрикнул он. — Разрублю до пояса!
Стражи врат, которые уже бежали к заку с обнаженными мечами, в этот момент заметили меня — ну и знак, стойте, мол, который я им подавал, — и притормозили.
Узрев их замешательство наездник расхохотался и опустил свою вороную зверюгу на все четыре копыта.
— Ладно, не сердитесь, уважаемые. — небрежно бросил парень, выглядящий не старше чем Утмир. — Я Эсли, сын Тимна, буюрука Зеленых Коней, меня ваш царь-монах на службу позвал.
— А, племянник капитана Латмура. — сказал один из гвардейцев, убирая клинок в ножны. — Так бы и сказал.
— Я бы сказал, да ты меня сразу гнать начал. — парнишка повернул голову в сторону дворца, прищурился, цокнул языком, и с явным неодобрением произнес: — Ну и юрта…
— А ты что же, юноша, один приехал? — спросил я, приближаясь.
— Почему один, почтенный? С сестрой. — заченыш пожал плечами. — Только мы в город уже на закате въезжали, остановились в корчме, Аймаут там пока. Хорошая корчма, хоть и у самых ворот — в нее даже ваш царь с внуками ходит. «Коровья лепешка» называется.
— Куда только старый дурак не ходит… — пробормотал я.
Так вот, собственно, компания царевичей пополнилась Эсли, а свита Тинатин его сестрой-двойняшкой, и если для Аймаут проблем с придворной должностью не возникло, то насчет места для сына буюрука пришлось поломать голову. Парнишка себя иначе как воином не мыслил, но назначить его в Блистательные было никак невозможно. Троица бы с ними, с доспехами — снабдил бы я ими почетного заложника, — но ведь кроме наличия оружия и боевых навыков (что-то мне подсказывает, имеются они у молодого человека) там же еще кучу дисциплин, включая стихосложение, сдавать надо. А других боевых должностей, чтоб вот прямо при дворе, у нас не имеется.
Решение пришло откуда не ждали. От Валиссы.
— Лисапет. — укоризненно произнесла она, выяснив чего это я за завтраком весь в задумчивости и не реагирую на ее шпильки в свой адрес. — Я удивлена, что вы не видите столь очевидного решения. Придворная должность, совмещающая в себе обязанности личного порученца и телохранителя при дворе имеется.
— Имеется. — не стал спорить я. — Но нынешний стремянной меня вполне устраивает.
— Я вовсе и не предлагаю вам гнать Тумила с его должности. — покривилась невестка. — Он хороший мальчик и вас с ним многое связывает. Однако стремянной может быть не только у царя, но и у его наследника, вы не находите?
— Ну вот еще! — возмутился Асир. — Я пока еще сам в состоянии в седло забраться. Да меня не то что Вака, меня собственный конь засмеет!
Вы посмотрите на этого Чака Норриса! Давно ли на женской половине дворца обитал?
— Смех, он для долголетия, в общем-то, полезен. — флегматично отозвался я, ковыряясь вилкой в тарелке. — Если только мне, конечно, рыбы не наврали. А стремянной нужен для торжественных выездов и тому подобных мероприятий — вовсе не для залезания на лошадь. Ты царевич, а не неудельный витязь какой-то, тебе положено свиту иметь.
— Ты себе стремянного хотя бы по душе выбирал… — буркнул наследничек. — И княжьего сына, а не безродного степного конее…
Асир запнулся, бросил взгляд на мать и немедленно поправился:
— Коневода.
— Не хочу тебя, братик, огорчать, но после Тинкиной свадьбы Эсли нам с тобой будет довольно близкая родня. — хмыкнул Утмир.
Тот, как выяснилось, об этом обстоятельстве тоже отлично помнил, и перед занятиями у Ваки, без лишних слов, вручил Асиру витой шнур из зеленой ткани и конского волоса, а на вопрос что это такое просто пожал плечами.
— Твоя сестра за моего двоюродного брата замуж выходит, имеешь право носить.
— Спасибо. — вежливо поблагодарил наследник престола. — Но все же, это что?
Эсли похлопал по такому же шнуру, по бицепсу опоясывающему левый рукав его кафтана.
— Любой будет видеть, что ты из Зеленых Коней и уже забрал жизнь первого врага. Станешь жениться — невесте подаришь.
Носит теперь, кстати. Коне… вод малолетний. Демонстрирует окружающим собственную крутизну и приверженность суровым традициям. Может ещё и невесту приглядывает, чтоб шнурок вручить? Оно, конечно, с одной стороны, чего бы и нет — мальчик он миловидный, не в нашу породу пошел, в мамину, тут и по любви, а не по расчету, себе супружницу сыскать возможно, — а с другой стороны я искренне разделяю вычитанное мной в какой-то фентезийной книге мнение, что лучше уж грыжа, чем ранний брак[8].
С третьей же стороны, если жена попадется наподобие моей невестушки, так шнурок и по иному назначению применить можно, в Отелло-стайл. Куда ни погляди — полезная штуковина.
Так что ничего удивительного, что юный зак, во время выезда моего величества на царскую охоту, держится возле наследника престола и делает вид, что поддерживает светскую беседу — в настоящий момент с Энгелем, рассказывающим окружающим о засаде на порогах Яхромы.
Суровый мальчишка — очень серьезно к обязанности Асирова бодигарда относится. Во время вчерашней премьеры Утмировой пьесы тоже больше вид делал, что смотрит, а на деле зыркал по сторонам, высматривая, не злоумышляет ли кто против объекта охраны.
Я, кстати, запамятовал полюбопытствовать, что же такое младший из царевичей понаписал, и в результате с изумлением созерцал вольное переложение «Джека и бобового стебля» в стиле «…А потом Джек срубил бобовый стебель, добавив убийство и экологический вандализм к уже упомянутым краже, обольщению несовершеннолетней и незаконному вторжению на чужую частную собственность, но избежал наказания и жил долго и счастливо, не испытывая никаких угрызений совести по поводу свершенного. Это лишь еще раз доказывает: если вы — герой, вам все сойдет с рук, потому что никто не будет задавать неудобные вопросы»[9].
Дурак-примас аж прослезился:
— Ах, царевич! — проникновенно воскликнул он, когда представление закончилось. — Как же тонко вы в своей пьесе указали на то, что даже не самый праведный человек, если искренен в своей вере, может одолеть любое богомерзкое чудовище!
Да уж, трактовка произведения, политкорректно выражаясь, неожиданная.
— Я непременно упомяну о преподанном в представлении уроке во время завтрашней полуденной проповеди в Пантеоне. — добавил Йожадату.
— А вот с этого места поподробнее! — потребовал я. — В какой-такой проповеди? Двор завтра с утра отбывает на охоту, а ты что же, отец мой, бросить нас собрался? Без своего пастырского присмотра оставить? Очень это с твоей стороны нехорошо.
Ибо сказано было: «Держи друга близко, врага еще ближе, а за инициативным дурнем с полномочиями и вовсе гляди в оба и никуда от себя не отпускай». Кем сказано? Царем каким-то, он еще, вроде бы, раньше в монастыре обитал — никак имя не вспомню.
— До мирских ли мне забав, повелитель? Заботы о пастве — вот весь мой досуг и все мое утешение. — прозвучало прямо как «я сам служу, хожу в ратушу к девяти, и, не скажу что это подвиг, но что-то героическое в этом есть» в «Том самом Мюнхгаузене». — К тому же с вами отправляется преподобный Валараш, чья высокая просветленность общеизвестна. В его достоинствах и добродетелях пастыря я ни мгновения не сомневаюсь и со спокойной душой могу остаться в Аарте.