Утмир уже открыл было рот, но Энгель его опередил.
— Уши, это, благодарю, государь. Уши, они от этого пухнут и торчат. Посадим его на клотик, к ушам лини протянем — холкас он с одним парусом, а с тремя-то полегче будет. — с предельно серьезным лицом ответил сын Главвоенмора.
— Ах ты!‥ — Утмир несильно ударил друга кулаком в плечо, потом они оба улыбнулись — Я тоже соскучился, Энька.
Возвращается потихоньку его неуемная кипучесть, и это, пожалуй, хорошо. А то, посттравматический синдром, дело ведь такое, непонятно чем в дальнейшем обернется — особенно у подростков.
— Ладно, по абордажным трапам что скажете? Получается?
Морской воевода и глава гильдии столичных философов переглянулись.
— В самом устройстве, повелитель, ничего сложного нет. — со вздохом ответил Щума. — Оригинальная идея, и я, поверьте, от нее в восхищении, этак вот, без абордажных крючьев и тарана врага на сцепку брать…
— Еще и не прыгая с палубы на палубу, а пройти как по мосту. — добавил Михил.
— Однако?‥ — если сначала так хвалят, однозначно жди подляны.
— Однако, на пентекор его, таких размеров, чтобы смог выполнять свою прямую функцию, вместить невозможно — там просто столько места свободного нет. — продолжил Золотой Язык. — Что же касается трехрядки, то там тоже выходит не без определенных проблем.
И входит, и выходит, замечательно выходит, как я понимаю… В смысле, нифига не выходит.
— Мы произвели испытания на макете, и по всему получается, что такой абордажный мост нарушает остойчивость корабля. — со всей военной прямотой рубанул Михил из Гаги. — При сильном волнении трехрядка с этой боевой загогулиной непременно пойдет на дно. Кормовой балласт для остойчивости класть нельзя, ибо нос, государь, задирается так, что таран торчит над водой.
— Разумеется, вариант с разборным «вороном», ваше величество, мы обдумали тоже. — продолжил, как ни в чем не бывало, Щума. — Сделать его таковым, притом, перед боем легко собираемым, не является чем-то сложным. Но тут встает другой вопрос.
— Дай угадаю. — мрачно усмехнулся я. — Куда его такой разобранный девать, верно?
— Увы, повелитель, да. — развел руками философ. — На палубе места недостаточно, а в трюме…
— А в трюме гребцы, да и как «ворон» туда запихивать непонятно. — кивнул ему я.
— Будь корабль больше, например о четырех или пяти рядах весел… — вздохнул Золотой Язык.
— Такие тоже потихоньку проектировать надо, и делать это непременно. — сообщило мое величество. — Но — без спешки и фанатизма. Сейчас нам их и строить негде, и врагов у столь избыточных по размерам посудин не имеется. Вот когда трехрядки у всех появятся, тогда да.
Тогда можно и Кракена выпускать.
— Корабль на пять рядов весел! — восхищенно ахнул Энгель. — Эх, вот бы на таком у кормила хоть раз постоять!
— Постоишь еще, какие твои годы. — буркнул я.
— Момент еще есть один. — подал голос Гилль из Шхея. — Трехрядки борт у пентекора выше сильно. Захватит «ворон» его, да. Солдаты с горки как в атаку ездить станут.
— А кто говорил, что «вороны» надо готовить к ближайшей войне? О будущем, господа хорошие, думать надо, наперед. А то вечно командиры готовятся к прошедшей войне. — усталость и возрастные болячки редко делают людей склонными сочувствовать чужим неудачам. — Я-то таких баталий, поди и не застану. Наверное.
Над столом повисла неловкая тишина.
— Отчеты с подробностями завтра с утра предоставите — сегодня отдохну, пожалуй. Посижу на бережке, помедитирую себе по-стариковски… На холкас новый поглазею заодно. — я повернулся к внуку и погрозил ему пальцем. — Если умудришься на его испытаниях утонуть, обратно можешь не возвращаться.
— Не волнуйтесь, ваше величество. — вступился за друга сын Морского воеводы. — Никто ему утонуть не даст.
— Ах, Энгель-Энгель. — с улыбкой покачал головой я. — Ты же знаешь этого шкоду. Он запросто вместе с собой и корабль утопить способен. А потом скажет, что это нечаянно.
Вечером, когда я сидел в кресле на берегу и любовался утопающим в морской воде светилом, ко мне приплелся Утмир. Плюхнулся рядом, пятой точкой прямо на песок, некоторое время сидел молча, затем тяжело вздохнул, и, не поворачиваясь ко мне, произнес:
— Дедушка, ну не обижайся. Я ведь тоже чему-то научится хочу. Все ведь, смотри, ну все при деле. Асир управлять обучается, Нвард его охраняет, Энгель кораблем командует, Тинка, так та вообще замужем… Один я во дворце как неприкаянный. Может мне суждено когда-то самому Морским воеводой стать? Вот вдруг, а? Это в конном бою я, такой перекошенный, не нужен низачем, а за кормилом корабля это даже достоинство.
— Это ты по-настоящему перекошенных да горбатых не видел, вот на себя мнимое уродство и наговариваешь. Да и в чем достоинство-то?
Внук повернулся и поглядел на меня с хитрым прищуром.
— А тебе, когда ты еще в моем возрасте был, разве философы про рычаги ничего не рассказывали?
— Может и рассказывали. — задумчиво протянул я. — Только я тогда гораздо больше вином и девчонками интересовался.
Судя по лицу Утмира, он в это высказывание ни на пол-бита не поверил.
— И не обижаюсь я, а переживаю. Если с тобой что случится, Валисса меня точно убьет. А я не то чтобы боюсь Смерти, но в момент его прихода по мою душу предпочел бы отсутствовать.
Встречались уже однажды. Хоть боль почувствовать не успел, и то спасибо.
У Лисапета с вестибулярным аппаратом, оказывается, все почти нормально. Я имею в виду то, что морской болезнью — да и то вовсе не в тяжелой форме, — я промучился лишь первый день путешествия. Подташнивало, да, но род Крылатых Ежей не опозорил.
Пока внук развлекался травя шкоты, подтягивая концы и разыскивая ключ от клотика, а я изучал отчетность верфи и прикомандированных философов, да давал ценные распоряжения, пентекор Энгеля успели тимберовать — ну или пересобрать с заменой устаревших досок, кому как милее, — и спустить на воду. После спасения стервозницы (с дочкой) из условно-сопредельной державы Мокроногому дежурство было выделено в районе Аарты, куда он и обязан был теперь выдвинуться.
Как, наверное, все понимают, в умах тут же родилась мысль, что отчего бы пожилому монарху, с его радикулитом и прочими болячками, не отправиться в свою столицу морем, на новеньком холкасе, со всеми удобствами, да еще и в сопровождении боевого корабля?
Эшуард из Лысых Енотов встал на дыбы и был готов на такую идею лечь грудью, как на фашистский ДОТ, но оказался в меньшинстве, и отбыл посуху с именным царским указом сопроводить до Аарты личную государеву кобылу, Репку.
Я вот не припоминаю, чтоб на меня, после коронации, хоть кто-то орал. Даже те кто покушались, и те были вежливее и не ссылались на какие-то там долг и приказ.
На повышение Латмуру мужика порекомендую, однозначно. Тем паче, что четверых бойцов на корабль он отспорил. Без лошадей, конечно, так оно и понятно — кого тут, случись чего, верхами на палубе атаковать?
Зато Утмир был счастлив. Ему, наравне с матросами, позволили… Ну, как, «позволили»? Я был не против, а шкипер, он же Морской воевода, не возражал… В общем, лишняя пара рабочих рук на корабле нарисовалась.
Первый день после отплытия, почти весь, мне было слегка не до этого, зато когда я вышел на палубу вечером, то чуть сразу дуба не дал. Внучара, в одних портках, стоял на рее держась правой рукой за мачту, что-то там наблюдал и докладывал своим звонким мальчишечьим голосом. Снизу ему в ответ басил помощник кормчего.
— И давно так, Михил? — мы с князем присели за небольшой столик под навесом в центре корабля.
— С утра, государь. Как отплыли. — ответил Морской воевода.
— А, позволь полюбопытствовать — просто я человек сугубо сухопутный, многое не понимаю, — зачем?
— Запоминает береговые ориентиры, повелитель. — ответил князь.
— И что, вот так, весь день не слезал? — удивился я.
— Ну что вы, ближние они с Энгелем за два дня разобрали. Нет, часа два как залез. С парусом до этого помогал.
— А, положим, ночью он что делать будет?
— Спать. — ответил Михил. — Все ориентиры за один проход запомнить нельзя. Царевич это понимает.
Мы не разговаривая поели, покуда я формулировал следующую фразу.
— Считаешь, выйдет из него толк, если на корабли пойдет?
Морской воевода помолчал, размышляя.
— Трудно сказать. — наконец ответил он. — Потенциал у царевича есть. Моря не боится, высоты тоже, для купеческих кораблей этого, в общем-то, довольно. Но вот каково ему будет весло? Грести на боевом корабле не каждый способен. Кроме того, государь, простите если я непочтителен, но море, это совсем не то что в атаку, с копьями наперевес. Тут, если шторм, не сбежишь и не отступишь, не пробьешься сквозь ряды врагов. Полагаю, что для человека царской крови такая служба слишком опасна.
Я отпил воды из кубка и призадумался. На берегу Утмир явно и недвусмысленно заявил претензию на взрослость и силой его уже не удержать — не смотрите что шкет шкетом. Не великий я педагог, ни в той (насколько знаю), ни в этой жизни у меня детей нет, но что такое пубертатный период помню неплохо. Тут надо хотелкам не мешать, а умело их направить.
— Знаешь, князь, а ты прав. — ответил я. — Твоему сыну сколько было, когда ты его первый раз, за весло, на банку, посадил?
Михил нахмурился, припоминая.
— Месяц… Нет, государь, на два месяца он был тогда старше царевича.
И чего теперь удивляться, что Энгель голыми руками подковы гнет?
— Тогда знаешь что? Пусть Утмир и проверит, тяга это у него или придумка. Завтра отправь его на пентекор простым матросом. До самой до Аарты. Запросится с весла, значит блажит. Нет… Ну, значит так тому и быть, дозволю.
— Не стоит ли вашему величеству самому сообщить царевичу ваше решение? — усомнился Михил из Гаги.
— Нет. — отрезал я. — На этом корабле ты первый после Солнца.
Глава 8
Утро четвертого дня плаванье поприветствовало меня мигренью и стремительно усиливающейся ломотой во всем теле — я аж на палубу еле выполз, чтобы совершить предписанные саном обязательные обряды. Настроение, сами понимаете, при этом было не ахти, а тут еще Михил, прищурившись вглядывающийся в горизонт и с лицом как у моргенмуффеля