Малыш хороший путь указал, – Научиться прощать. Потому как, груды говнища за душой ноне, разве что у младенца новорожденного нету. Потому как за годы свои, все мы столько-чего натворили, что ежели начать каждого по вине его судить, – весь мир под корень резать придется.
А ты вот, – прощать не хочешь. Потому как обида, тебе смысл жизни…, да что там, – саму душу, заменила. Отнять у тебя эту злобу твою на магов, да на Ярла, да на Одноухого, Седого и всех остальных, – и что за душой то останется? – Пшик из комариной задницы!
– Много ты о моей душе знаешь!
– Гы-ы. Тоже мне цаца. Я таких как ты в бытность свою, стока перевидал…. Через мои руки столько молокососов пуганных прошло, скока ты и не видел. Все вы будто щенки с одного помета. За папку у вас Страх, за мамку Обида. И всяк мнит себя особенным. Будто только его одного, жизнь не глядя стоптала. А оглянуться по сторонам, да понять что таких как вы тыщи, сотни тыщ, а то и ….., скока там дальше то идет…? Ну в общем, что таких как вы человеков, – вся земля! И что чем свои обиды лелеять, – лучше бы чужую боль облегчить, – тады и самому легче станет. Но где уж вам о других думать, вы все о себе.
– Да? И Полтинник выходит, который теперь Седым прозывается, – тоже все только о себе думает? Что ж ты тогда с ним друг, не разлей вода?
– Да Седой, хотя бы себе не врет что ему только до других дело есть. Он честно говорит, – «Хочу жить так, чтобы не жизнь меня, а я жизнь, под себя подгибал». И думает, что чем выше на насест заберется, тем больше власти в свои руки возьмет. А то и не понимает, что жизнь-то по любому на нем отыграется. Что Власть, над другими, не тоже самое, что и власть над собственной судьбой.
Вона как, он за эту зиму с морды спал. Все крутится да вертится, чужие беды решая. А попробуй не порешать, – вмиг с насеста скинут, из курятника выгонят, а то и в суп пустят. Он потому на своем энтом Троне, пока усидеть смог, что закваска у него правильная, – отрядная. Привык он об людях своих заботится больше чем о себе самом. В отрядах, только такие командиры и выживали. Ты отрядом никогда не командовал, тебе это не понять. Ты сразу Армией крутить вздумал. А там об отдельных людях думать не надо. Там отельный солдатик, – пшик, зернь игральная, монетка разменная. Потерять обидно, но сердце кровью не обливается. А хороший командир, – он любого сопляка теряя, – будто с кусочком души расстается. Потому я Седого и держусь…, пока. Пока он с королевскими этими делами, вконец не опаскудился, и не начал, поверх людских голов смотреть, людей в упор не замечая.
…Тока, как не пыжься, – а один хрен начнет. Потому как, чем больше отряд, тем больше проблем и бед. А уж в королевстве-то…, их так и вообще, море целое. Как тут не начать людей за муравьишек считать, которых скока не задавишь, – еще народятся.
…Думает он над жизнью своей властвовать. Да еще дурень того не видит, – что то, что вы там задумали с миром сделать, – это либо его в пыль перемолотит, либо убьет, к Злыдневой теще. Но прежним Седым, он уже никогда не станет. Прогнет его жизнь королевская так, как и Маги прогнуть не смогли. Вот потому-то, когда это наше дело закончится, я и уйду на фиг, в кабак кашеварить.
-…. И сколько еще…?
– Да уже не долго. – Ответил Кудрявый. – Отсюда еще дней семь-восемь будет…..
МАЛЫШ. СЕДОЙ. ЯРЛ.
-… И на земле воцарится Мир!!!! – Закончил свою часть выступления Малыш.
Находящаяся в состоянии транса толпа, разразилась восторженными воплями. Даже постоянные участники представления, каковыми давно уже стали все, начиная от престарелого жреца, и заканчивая солдатом охранения или поваренком из обоза Ярла, слышавшие эту речь, уже наверное третий десяток раз, не смогли удержаться от криков радости и восторга. Замечательное известие что мир спасется, продолжало наполнять всех слушающих эту чушь, неизменным Щастьем и Восторгом.
Затем на первый план вышли Седой с Ярлом. Эти двое не были заражены столь же пламенным энтузиазмом, что и остальная толпа, ибо знали слишком много правды, о том что творится с миром. Однако на сцене явно развлекались, забывая на какое-то время о тяжести взваленной на свои плечи Задачи, и ловя кайф, от чувства управления толпой.
Малыш, наблюдавший за этим выступлениями со стороны, давно уже приметил, что обоим нравится находиться на сцене. Правда каждому по своей причине. – Седой развлекался, а заодно учился. Ему не просто нравилось изображать что-то на глазах у толпы. Нравились использовать особые интонации и специальные жесты, которым его научили Ярл, Малыш, и парочка скоморохов. Попутно, он учился быть королем. Изображать величие и всезнание. Повелевать толпой, слушать ее, подчиняться ее желаниям, и через это, ей же и управлять.
Ярл же просто развлекался. Посмеиваясь и над верящей любой произнесенной глупости толпой, и над самим собой, эту глупость произносящим. Ибо ему, с его огромным опытом, учиться уже было нечему.
Для начала оба рассказали, как люто ненавидели друг друга долгие годы. Причины этой ненависти не указывались. Седой, а вернее «тот самый Полтинник», четко ассоциировался у народа с Армией, в то время как Ярл, был ее исконным противником. Тот факт, что оба этих засранца, толком даже не знали друг дружку раньше, не мешало им грозно хмурить брови, и театрально хвататься за мечи, показывая публике, как же они раньше не любили друг дружку. Затем они рассказывали о Прозрении и Прощении, столь же театрально обнимались, и клялись в вечной дружбе. У них это выходило особенно искренне и душевно, учитывая фактическое отсутствие взаимных претензий друг к другу. Оба старых пройдохи, давно уже простили и попытку покушения, и пытки, и все прочие, мелкие неприятности доставленные другому. У Вождя, который на первых порах, тоже был привлечен к представлению, столь же искренне изображать прощение и дружбу не получалось. Перед Седым он робел, а с Ярлом общался, словно с ядовитой змеей. Потому-то он, после первых трех представлений, был выведен из сценария, и отправлен вместе с Кудрявым, на поиски Чудных Магов. Что должно было существенно сократить время поисков. Ибо Малыш с Ярлом и Седым, планировали подобраться к месту Последней Битвы, с противоположной стороны.
После выступления Королей, (как называлось это в сценарии), – выходил тот самый жрец, что проводил коронацию Малыша. За несколько месяцев, нахождения «при светлой Персоне Пророка», как он сам именовал нынешнего Красного Короля, он уже поднаторел в правильных ответах, на обычные вопросы, задаваемой публикой, которые она не посмела бы задать самому Пророку, или Королям.
Старикан был умным человеком. Он не просто проникся духом нового учения…. Он, наученный долгой жизнью, прекрасно понимал, что есть обычная публика, и есть круг посвященных. И то что известно одним, должно быть тайной для других. Потому на своей новой работе, весьма удачно умудрялся совмещать искренний священный трепет перед Учением, и цинизм в отношении его Подачи публике. Благодаря чему, он и Ярл, и стали главными идеологами нового учения. Суть которого сводилась к словам «Ты должен простить». …"Или мы тебя заставим», – добавлял обычно Ярл. Уже знавший под каким лозунгом поведет свои войска на захват новых земель.
Жрец, при этом умудрялся одновременно и состраивать недовольные гримасы, и благожелательно кивать головой. Он был не против «заставить», он просто считал неуместным говорить об этом вслух.
Сам Жрец, больше внимания уделял ритуалам. Это он обрядил новообращенных Учеников, в белые хламиды. Он написал тексты молитв и гимнов, беззастенчиво обворовывая прежних богов и учения. Он разработал правильные ритуалы молений и жертвоприношений.
И это он придумал невынимающийся меч. Который, собственно представлял из себя обычный короткий меч копейщика, только накрепко привязанный за крестовину к столь же белоснежным ножнам, прочным ярко-красным шнурком.
Существенное изменение в данную конструкцию внес Седой, как-то поинтересовавшийся обучением Учеников, в которые как правило набирали молодых, и крепких молодцов. Необходимость именно в таком виде учеников, объяснялась тем, что им предстояло нести учение в самые дальние земли, преодолевая все трудности пути. Но воинская дисциплина, совмещенная с жизнью аскета, делала их больше похожими на армию, чем на жреческое сословие.
Седой в шутку предложил делать ножны мечей для этих ребят не из кожи, а из твердого дерева, или металла, благодаря чему меч превращался в увесистую дубинку. Ярл хохотнул, хлопнул Седого по плечу, и повелел сделать пробные образцы. Которые постепенно начали заменять старую версию ножен.
Эти мечи назывались миротворцами. И у них было несколько символических значений. Само их наличие, показывало готовность защищать мир. А невозможность обнажить оружие, – как бы символизировало готовность делать это мирными методами. Ну а тот факт, что завязочки можно было и развязать, – ясно давал понять закореневшим в своих заблуждениях людям, что даже терпение жрецов не бесконечно, и даже сторонники учения Прощения, прощают далеко не все, и не всем. И в этом случае, красным станет не только шнурок.
… Вот и сейчас, отвечая на вопросы толпы, – Жрец приглядывался к определенному контингенту зрителей, подбирая новые кандидатуры в Ученики. Рядом с ним, стоял и благожелательно улыбался Малыш, одним своим присутствием подтверждая правильность слов Жреца, и легитимность его полномочий. Самому Малышу отвечать на вопросы толпы запретили….. Ну не то что бы запретили. Просто посоветовали это не делать. Мол не царское это дело, отвечать на вопросы быдла. – Ты у нас, вроде как уже почти Божество. Тебе с быдлом общаться не солидно. Чем больше будет посредников между тобой и толпой, тем проще толпе будет поверить в Тебя.
Малыш не возражал. Как и не возражал против всего организованного Ярлом балагана, Учеников и прочего. Он понимал, что старые циники вроде Ярла, Жреца и Седого, организуют распространение его идей, куда лучше, чем получилось бы у него.