— А как же «мы все одна семья»? — продолжал нарываться Виктор.
— Ты сам себе — семья, — отрезал Вася-Вася.
— И все же — вы в курсе, по какому эпизоду инквизиторы будут меня топить. Помощи не прошу. Но хоть в этом вопросе можете намекнуть?
— Пока по работорговцам. И смерти подозреваемого в последнем деле. Что еще всплывет — не моя головная боль.
— И все же — мы одна семья, — прищурился Макаров. — Когда один из нас тонет, остальные не могут рассчитывать, что окажутся не при делах.
Васильев медленно снял с носа очки, чрезвычайно аккуратно сложил их, положил на стол. И только тогда посмотрел прямо в глаза Виктору.
— Ты уверен, что хочешь продолжить этот разговор? — вкрадчиво спросил полковник юстиции. От его голоса по спине Макарова пробежали мурашки, но он уже сделал ход. Отступать поздно.
— Более чем уверен. Мне нужны друзья, Василий Романович.
— У тебя оригинальный способ заводить друзей.
— Если они не заводятся сами, надо иногда им помочь завестись, — улыбнулся Виктор, демонстрируя беспечность. — У друзей бывает плохая память. Иногда им бывает нужно помочь вспомнить.
— Что именно?
— Да много чего. Например, что устным распоряжением начальства им было запрещено получать оружие и они оказались вынуждены бороться с маньяками голыми руками.
Глаза Васильева сузились.
— Или, например, что некоторые товарищи знали о возможной связи попавшего под проверку бывшего члена семьи с погибшим фигурантом дела. Но никак не дали хода этой информации. Фактически, скрыли важнейшие улики.
Лицо Васильева побагровело. Он с полминуты буравил взглядом Макарова. А потом вдруг расслабился.
— Ну ты и жук, — покачал он головой. А по тону нельзя было понять, восхищается он «жуком» или готовится его раздавить. — Свой собственный прокол, который может тебя пустить на дно, обернуть себе же на пользу. Лихо. Интересно, кто тебя таким приемчикам научил?
— Сам, все сам, — развел руками Виктор.
— В общем, не переживай. Эта тема не всплывет. Если ты думаешь, что полковник Васильев настолько корчагинец, что готов утопиться, чтобы утопить такого, как ты, то ты плохо меня знаешь.
— Ни на мгновение не допускал такой мысли, — усмехнулся Виктор. Ответная усмешка Васи-Васи добра не обещала.
— Более того, — добавил полковник, — я помогу тебе выпутаться по мере сил. Но только помни…
— Что?
— Ни семьи, ни друзей у тебя тут нет. Все исключительно на взаимовыгодной основе. Пока ты мне нужен — получишь поддержку. При малейшем сбое — получишь пинок в задницу и валун на шею, чтоб не всплыл. Доступно?
— Более чем. Лучшего я и желать не могу. Разрешите идти?
— Ступай. И не вздумай руку протянуть на прощание.
Макаров пожал плечами и вышел из кабинета. Неприятный разговор оказался даже проще, чем он опасался. Друзья? Зачем нужны друзья? Партнеры — это гораздо конструктивнее и надежней.
В кабинет Снежковой Макаров пошел сам, не дожидаясь вызова. И даже вошел без стука, нацепив маску ироничной нетерпеливости — мол, у меня, конечно, очень много действительно серьезных дел, но я понимаю, что вам без меня никак, поэтому нате меня, работайте. Но без дерзости и снисходительности — перебор по очкам равносилен поражению. Это в футболе чем больше забьешь, тем лучше. А в картах, как известно по песням, губит не очко, а к одиннадцати — туз.
Впрочем, на инквизиторшу это никак не подействовало. Она молча ткнула пальцем на стул возле ее рабочего стола, достала не слишком толстую папку, развернула ее, положила на стол диктофон и, сказав деловым и равнодушным тоном «Начнем», спокойно посмотрела Виктору в глаза.
Пристальный взгляд — обычный прием при допросах. Но так делают следователи или опера, когда пытаются надавить и даже раздавить авторитетом жертву. В этом же взгляде не было ничего такого. Ни угрозы, ни презрения, ни притворного сочувствия. Тяжелый, но не агрессивный взгляд человека, приступающего к неприятному в общем-то делу.
Отвечая на формальные вопросы, которые всегда задаются по требованию протокола, Виктор незаметно изучал Снежкову. Интересный персонаж. В общем-то такие Виктору нравились. Крупная женщина, но при этом с очень женственными очертаниями, которые не портил даже мундир. С такими габаритами часто встречаются эдакие «полицайки», больше похожие на надзирательниц, в том числе манерами, лексикой, движениями. Нет, в этой все органично, только большое, сильное. Так крепкая крестьянская лошадь кажется грузной, а мощный боевой конь, превосходя в полтора раза в размерах, выглядит стройным и грациозным.
Как и предупреждал Васильев, крутить она Макарова начала по делу с торговцами живым товаром. Но ничего путного не срасталось, Виктор достаточно легко парировал все претензии. Причем, подкрепляя их выдержками из статей внутренних инструкций и других документов, — память у него всегда работала отлично, а в последнее время он вспоминал даже то, чего не знал никогда.
Да, участие следователей СКР в погонях и непосредственном силовом задержании злоумышленников не предусматривается. Но вот ссылка на параграф такой-то из предписания такого-то, где говорится, что при угрозе жизни людей следователь вправе применять силу и оружие, что и было сделано. Автомобиль оперативных уполномоченных не приспособлен для быстрой езды — это техничка, набитая аппаратурой. А машины СОБРа находились в таком месте, откуда выехать могли только через несколько минут, а счет шел на секунды. План «Перехват»? Возможно, он помог бы задержать преступников. Но ведь задача не только в этом, но и в спасении девушек. А от них могли избавиться, как уже случалось с этой бандой. Почему не взяли с собой оперов? А вот тут крыть нечем — все случилось так быстро, что об этом просто не успели подумать.
Вероятно, Виктор слегка перебрал с легкостью ответов, потому что Снежкова начала едва заметно раздражаться. Чуть резче, чем следовало, переворачивала страницы, перестала смотреть в глаза. Надо сбавить темп. Но Виктор не успел.
— Вы приказали следователю Носову принять участие в погоне? — спросила Анна Снежкова.
Виктор пожал плечами.
— Я его даже не спрашивал. Не предлагал. Слова не успел сказать. Только посмотрел. Понимаете, у нас работа такая — принимать решения. Сергей их принимать умеет не хуже меня. Но вы можете у него сами спросить.
Анна промолчала, из чего Виктор сделал вывод, что она уже спрашивала. Причем безуспешно. Как бы ни был зол Серега на Виктора, он не стал бы подличать, чтобы доставить ему проблемы.
— Вы на него только посмотрели?
— Да.
— Вы всегда так четко помните мельчайшие детали того, что произошло недели две назад.
— Только то, что важно. Неважное тоже помню, но не так отчетливо. Это профессиональное — я должен помнить мелочи и на них ловить преступников.
— Но посмотрели на Носова вы, а не он на вас?
— Да.
— То есть решение приняли вы, а ему оставалось с ним согласиться.
— Это преступление? Приказов ему я не отдавал.
Анна жестко усмехнулась.
— Ваши решения, не обязательные к исполнению, часто приводят к неоправданному риску. Причем риску для других.
Виктор не ответил, сцепив руки и сжав зубы.
— Следователю Варюшиной вы тоже не отдавали приказа лезть в логово убийцы.
— Я… я отдал ей приказ, — сдавленно вымолвил Макаров. — Я приказал не приближаться. Это моя вина. Я вызвал группу на другой адрес. Она нашла этого гада сама. И она… Ох, дуреха, ну зачем…
Виктор даже застонал, качая головой.
— Вы должны были задержать этого, как вы говорите, гада, а вы вместо этого… — Снежкова запнулась, встретившись взглядом с Макаровым.
— А я его убил. Голыми руками. Потому что он продолжал стрелять. В нее, в Ирочку, в мертвую! Он продолжал в нее стрелять!
Макаров не кричал, он говорил ровно, мертвым голосом, от которого кровь в жилах стыла. Глядя куда-то мимо Снежковой. Вроде бы в ее сторону, но не видя. И Анна будто оплыла в своем кресле. Плечи обмякли, кровь отлила от лица. Она прислонилась к спинке.
— На сегодня закончим, — она откашлялась.
Виктор тяжело встал и подошел к двери.
— Извините, — послышался сзади тихий голос.
Виктор обернулся. Снежкова смотрела в сторону окна. Казалось, что это сказал кто-то другой, но в кабинете больше никого не было. Виктор чуть кивнул и вышел из кабинета.
Деревянной походкой он дошел до туалета. Пустил воду, умыл раскрасневшееся лицо. Выдернул бумажное полотенце, утерся. Посмотрел в отражение в зеркале. И подмигнул ему.
29
Ночь не принесла покоя. Нет, кошмар больше не возвращался, но чувствовал себя Виктор еще хуже. Снова он не помнил того, что приснилось, только сердце отчего-то щемило и не покидало ощущение какой-то огромной, невероятной утраты. Он должен был быть другим, на него надеялись, в него верили. А он — предатель. И это не ранило его само по себе, ранило то разочарование, почти смертельная обида, с каким на него смотрела…
— Мама… — всхлипнул Витя. Маленький мальчик Витя, который по недоразумению оказался во взрослом теле человека, способного предавать ради результата. И не только способного, но и делающего это расчетливо и с удовольствием. — Мама, прости. Я не мог… я не должен… Почему тебя нет, мама?!
Витя провел рукой по глазам. Ладонь осталась мокрой. Витя уткнулся в подушку носом, заплакал. И снова заснул.
…Разбудил его противный вой телефона. Он рывком сел на кровати, разглядывая серую от влаги подушку. Мама? Какая, к черту, мама? Та женщина с фотографии? Ее нет. И не было никогда. Все его детство ее не было. Незачем ей возвращаться и теперь. И без нее все замечательно получается.
Он протянул руку и взял телефон. Часы на нем показывали пять утра. Проклятая особенность работы следователей, ментов, военных, спасателей, врачей — тебе вечно звонят тогда, когда этого хочется меньше всего.
Вызывал «околоточный» — участковый того района, где он прятал Мишу Лермана. Кольнуло неприятное предчувствие.