Разрез получился небольшой. Его по уму, конечно, стоило бы зашить, но пока можно было обойтись давящей повязкой и пластырем. По окончании операции Даурский допил остатки водки и вернулся в комнату, чтобы прилечь на диван. Виктор помог ему дойти. Семена Андреевича прилично пошатывало.
Даурский закрыл глаза, но Виктор не дал ему возможности уйти от общения.
— Дядя Семен! Там, в лесу, ты назвал ее Механиком.
Даурский медленно, нехотя посмотрел на Виктора и тяжело вздохнул, понимая, что придется говорить.
— Давай, дядя Семен, рассказывай. Сегодня ты пришел вовремя, но завтра тебя не окажется рядом. Если ты хочешь меня от чего-то спасти, то для начала развяжи мне глаза. Слепому мне не выжить.
— Сынок, — медленно ворочая языком, проговорил Даурский. — Это долгий разговор. Я… Я сейчас просто не смогу. Давай завтра.
— Сейчас! — потребовал Виктор.
Даурский с досадой крякнул.
— Ну, спрашивай.
— Ты же, дядя Семен, не просто так приехал и забрал меня из интерната. Ты имел к нему отношение. Ты знаешь, что такое Механик. Интернат работал на разведку, где ты служил? И ты был в нем типа эмиссаром?
Голова Даурского клонилась на грудь, он вздергивал ее, как норовистый конь, но с силой тяжести справиться не мог. Он действительно вырубался.
— Дядя Семен!
— И да, и нет, — смог он выговорить. — Это не проект разведки. Но она имела к нему отношение. Они пользовались плодами некоторых наших разработок.
— Ваших разработок? — ошарашенно переспросил Виктор.
Даурский поморщился. Ударная доза алкоголя в ослабленном раной организме заставляла его говорить лишнее. Но он все же должен помочь. Спасти. Уснуть…
Он вздрогнул, пытаясь вырваться из объятий беспамятства.
— Вить, сынок… Прости меня. Я виноват… Очень… Я очень… Витя… Ты в опасности. Дай бумагу и ручку!
Макаров передал требуемое. Даурский слабой рукой накорябал в блокноте несколько слов.
— Что это?
— Это адрес. Там он…
— Кто?
— Да он же! Романов! Михал Михалыч. Он профессор педологии…
— Педагогики?
— Педологии, блин! — Глаза Даурского возмущенно сверкнули. — Найди его. Скажи, кто ты. Скажи, от меня. Скажи — Старый послал. Он поймет.
— Дай номер, я предупрежу.
— Нет номера, — Даурский засмеялся тонким, бессильным смехом.
— Он старый черт, ему сто лет скоро… Наверное. Но он живой! И он… У него мозг как паровоз! Хоть на дровах, но едет! Вот… Езжай к нему. Скажи — от Старого приехал. Скажи, кто ты…
Наставник и друг откровенно заговаривался. Начал повторяться, какую-то педологию придумал.
— Ладно, я съезжу, — без особого энтузиазма сказал Виктор.
Даурский вдруг сел прямо и посмотрел на Виктора почти трезвыми глазами, собрав в кулак все внутренние резервы.
— Витя! Слушай меня! Все очень серьезно! В программе сбой! Эта идиотка тебя криво запустила! Результат непредсказуем. Сейчас в тебе два человека.
Макаров не стал перебивать и сообщать, что этих людей не два, а три. А Даурский продолжал, вцепившись в обивку дивана пальцами.
— Если ничего не делать, то вторая личность — мы называем их «АЛ» — Альтернативная Личность — может взять верх и ты перестанешь быть тем, кем ты был еще неделю назад. А может быть и хуже. Инициация произведена не по трафарету… ритуалу… тьфу… Через жопу она была произведена. Поэтому результат непредсказуем. Личности могут войти в конфликт и пойти вразнос. Никто не знает, чем это кончится.
Виктор перестал дышать, переваривая сказанное.
— Найди Романова. Он объяснит суть и скажет, к кому тебе пойти дальше. Времени нет. Может быть, счет вообще на минуты. Вали прямо сейчас!
— Ты говоришь меньше, чем знаешь!
— Потому что если я сейчас не заткнусь и не засну, то просто сдохну, твою мать!
Даурский обессиленно откинулся на спинку дивана. Он даже не побледнел, а прямо-таки побелел. Виктор аккуратно уложил его на правый бок, чтобы не нагружать рану, и накрыл пледом.
— Я скоро, дядя Семен. А когда вернусь, ты все мне расскажешь.
Даурский слабо улыбнулся и едва слышно прошептал:
— Возвращайся. Я буду ждать.
И заснул.
Когда он открыл глаза, уже стемнело. Значит, провалялся в отрубе он часов семь, не меньше. Все тело затекло, и чтобы свесить ноги с дивана, ему понадобилось несколько минут. Еще через минуту он понял, что проснулся не сам по себе. Его что-то разбудило. Что именно?
Несколько секунд он сидел в темноте и тишине. А потом попросил:
— Включи свет.
Вспыхнула лампа на потолке. Перед ним стояла та девушка, что подстрелила его в Лосином Острове. На ней была какая-то бесформенная черная одежда и перчатки. Судя по колыхнувшейся занавеске, пришла она не через дверь.
— Механик, — усмехнулся Даурский, тут же скривившись от боли.
— Мне нужна информация, — сказала Ольга.
— Вряд ли я смогу тебе помочь, — пожал плечами Даурский.
— Сможешь, — заверила Ольга. — Это большая удача, что я на тебя вышла, Семен Андреевич. Теперь в живых останется много человек. Ты выведешь меня на руководство проекта напрямую. Как жаль, что я не нашла тебя раньше.
— Потому что я не хотел, чтобы ты меня нашла, девочка. Это не ты на меня вышла, это я на тебя вышел. Тебе нужно остановиться.
— Я остановлюсь. Когда закончу дело.
— Тебе придется делать это без моей помощи. Я очень давно на покое. И у меня нет связи с Проектом.
— Не смеши. Семен Андреевич, я не хочу вас пытать.
— Ну вот, уже на вы, — улыбнулся Даурский. — А то тыкала, как шпана какая-то. Некрасиво.
— Я и не буду вас пытать, — продолжила Ольга, не обратив внимания на слова Даурского. — Но у меня есть необходимые препараты. Даже ваша легендарная подготовка не поможет им противостоять. Лучше скажите сами.
— Я не могу, — вздохнул Даурский. — Несколько дней назад я пообещал кое-кому, что уничтожу организацию. Ту самую, которую хочешь уничтожить ты. Знаешь почему?
— Нет.
— Чтобы оградить от опасности одного дорогого мне человека. Я сделаю это так, чтобы его не накрыло волной. Но перед тобой нет такой задачи — уберечь его. Ты пойдешь на них напрямую. И тогда он может пострадать. Поэтому я не скажу тебе, как их найти.
— У тебя просто нет выбора, — пожала плечами Ольга.
— Выбор есть всегда.
Даурский чуть наклонился вперед, сделал несколько скручивающих движений плечами, кистями и шеей. Ольга едва не рассмеялась.
— Семен Андреевич, не нужно унижаться. Вы собираетесь со мной подраться? Вы же не хуже меня знаете, что такое программа «Механик». Вы отлично сохранились для своих лет. Вы в хорошей форме. Но… раненый, пьяный старик-ученый против Механика — это смешно.
— Я отдаю себе в этом отчет, — ровным голосом ответил Даурский, продолжая разминать шею. Теперь он делал это пальцами, подняв руки. — Как и отдаю себе отчет в том, что против сыворотки правды не может устоять никто. Это физиология. А мы многое знаем о физиологии мозга, правда?
Даурский заговорщически подмигнул Ольге. Ей не понравился его тон, и она нахмурилась.
— На самом деле, мне нужно всего лишь время. Ты рано или поздно найдешь, что ищешь. Но он найдет раньше. Я бы мог попросить тебя дать клятву, что ты повременишь две недели. И тогда бы я помог тебе. Но ведь ты Механик. Злой ребенок. Клятва Механика не стоит ничего. Вы умеете только идти к цели. Поэтому, прости, но ты не получишь информации.
Даурский переместил левую руку на свой затылок, а правую на подбородок. И устало вздохнул.
Лицо Ольги исказилось, она бросилась вперед. Но не успела. Даурский сделал короткое движение руками, раздался хруст шейных позвонков, и Семен Андреевич повалился на пол.
— Сволочь! — в ярости вскрикнула Ольга.
Она сделала движение, будто собиралась ударить мертвое тело ногой. Но сдержалась.
— Вот гад! — В ее голосе бешенство медленно уступало место восхищению.
Может быть, в рукопашной схватке Даурский сейчас и проиграл бы Механику. Но владение собственным телом у него было доведено до совершенства. Сломать руками шею самому себе — это высший пилотаж. Ведь позвоночник берегут очень сильные мышцы. И они готовы к такому рывку — мозг знает об угрозе. Расслабить мышцы и отключить инстинкт самосохранения — на это способны единицы людей во всем мире.
— Чертов старик, — покачала головой Ольга. — Придется снова искать твоего выкормыша. А я думала, что он мне больше не нужен.
41
Профессор Романов, или Михал Михалыч, как представил его Даурский, обитал в крайнем к лесу домишке в глухой деревушке в ста километрах от Москвы. Добрался сюда Макаров уже к ночи. Его всю дорогу не покидало какое-то безотчетно тоскливое настроение. А уже на околице он и вовсе остановил машину и минут десять сидел, тупо таращась в темное лобовое стекло. Откуда взялась эта тревога? Он не знал. Даурский — крепкий, хотя и пожилой, мужик. Такая рана его не убьет. Но на душе все равно скребли кошки. Макаров встряхнул головой, отгоняя морок, и двинулся к нужному дому.
Старик встретил его не просто неприветливо. Он направил на незваного гостя двустволку и послал по известному всей России адресу. И только имя Семена Андреевича открыло Макарову ворота.
Романов оказался высоким костлявым дедом с гладко выбритой головой. Выцветшие от времени голубые глаза смотрели настороженно, но в них скрывался цепкий ум. Никакого дребезжания в голосе, трясущихся пальцев и вялости в мыслях. Да, он был стар, но дать ему его девяносто два года не получалось. Максимум, лет семьдесят пять.
Проворчав что-то про бестолковых юнцов, не уважающих старость и понаехавших из Москвы дачников, только портящих собой все, к чему прикасаются, дед провел гостя в избу. Там молча, не спрашивая пожеланий Макарова, хлопнул на стол чугунок с вареной картошкой, соль, зеленый лук, плошку с малосольными огурцами, блюдо с мелко покрошенной холодной говядиной, краюху черного хлеба и бутылку водки.
Виктор начал было отказываться, но старик так на него глянул, что пришлось заткнуться.