угался.
Но ничего не произошло. Макаров открыл глаза и увидел, как охранник валится назад, словно падающая доска, а во лбу у него виднелось аккуратное темное отверстие.
— Нет! — крикнула Анна.
На лице Романа снова появилась каменная маска. Он целился в Макарова. А Анна попыталась ему помешать. Роман оттолкнул ее в сторону лежащего на боку микроавтобуса. Она ударилась о крышу, выронила свой пистолет, потянулась за ним и уже распрямлялась. Роман, не меняя позы, выстрелил ей в грудь и снова навел ствол на Макарова.
Анна как-то совсем по-бабьи охнула, выронила пистолет, устало привалилась к машине. Ее колени подогнулись, и она медленно сползла на песок. Сделала несколько судорожных движений горлом, будто пыталась то ли вдохнуть, то ли что-то сказать. Она посмотрела на Макарова. В ее взгляде была боль, было недоумение и раскаяние. Ее губы шевельнулись.
— Прости, — догадался Макаров.
А потом ее взгляд остановился. А Макарову снова стало больно.
— Ты умрешь, — прохрипел он, поднимая пистолет и не понимая, почему Роман до сих пор медлит.
— Кто ты? — громко спросил Роман.
— Я? — изумился Макаров.
— Ты знаешь, кто я, — ответил кто-то сзади.
Макаров обернулся и увидел, как Ольга легко спрыгивает с края обрыва и в волне песка съезжает вниз. Она целилась в Романа, а его ствол следил за ней, а вовсе не за Макаровым.
И в этот момент Роман перестал существовать. Макаров видел только Ольгу. Ту, которая убила Светлану и — он не сомневался — Даурского. Его отца.
Он перевел пистолет на Ольгу. И тогда Роман прицелился в него, а Ольга просто опустила пистолет.
— Я его не убивала, — сказала она, угадав мысли Макарова. — Я не прошу мне поверить, потому что сама бы не поверила. Но этот чертов старикан сломал себе шею своими собственными руками, чтобы я не смогла ничего у него выпытать. Никогда такого не видела. Если бы он остался жить, я бы стала поклоняться ему, как божеству.
— Кто ты? — снова потребовал Роман.
— Ты знаешь, Ромча.
— Он тот самый твой брат? — догадался Макаров.
Догадаться было нетрудно. В глазах самой опасной женщины из всех, которых он знал, светилась любовь и нежность.
— Да, Ромча, это я. Я изменилась, но это я. Я говорила, что никто нас не разлучит. Я держу слово. Я пришла за тобой. Мы можем уйти. И пусть этот мир горит в аду.
— Уйти? — недоуменно переспросил Роман. — Зачем уходить?
Ольга запнулась в замешательстве.
— Ромча, они сделали из нас нелюдей. Но мы люди. От них нужно уйти.
Она уговаривала его как малыша, и Роман рассмеялся.
— Сестренка, нам не нужно никуда уходить. Перед нами весь мир. Мы его возьмем голыми руками. Эти глупые старики нас многому научили. Они сделали нас всемогущими. И думали, что мы будем их послушными солдатиками. Старые маразматики. Они хотели, чтобы мы завоевали мир для них, бессильных, нерешительных импотентов. Они правы — мы можем завоевать мир. Но не для них, а для себя.
— Что ты говоришь, Ромча? — На лице Ольги отразился ужас. — Что эти ублюдки с тобой сделали?
— Они открыли мне глаза, показали мне мир и сказали — бери его, он твой. Нас сотни. Мы везде. И мы готовы. Ты со мной?
Ольга не могла сказать ни слова. Впервые Макаров видел, как пистолет задрожал в ее руке. Она медленно покачала головой.
— Я же говорил, — разочарованно сказал Роман, — что одно гнилое яблоко может погубить весь урожай. Ты заразилась от него глупой человечностью.
Роман вскинул пистолет в сторону Макарова, но выстрелить не успел. Ольга ногой швырнула ему в лицо старую консервную банку, а пока он отмахивался, сбила с ног Макарова так, чтобы он отлетел под защиту автобуса. Пуля пробила кузов в сантиметре от ее головы.
Ольга не могла поверить, что ее родной младший брат стреляет не в Макарова, а в нее саму. Но рефлексы сработали независимо от мыслей. Она рванулась в сторону, ушла перекатом, сделала несколько рваных непредсказуемых движений. А Роман, ее маленький Ромча, продолжал в нее стрелять и злился оттого, что не мог попасть.
— Что ты делаешь, Ромча?! — крикнула она, откатившись за автобус. — Это же я!
— Ты не со мной, — спокойно ответил Роман, перезаряжая оружие. — И ты про нас знаешь. А значит, мы, Злые дети, в опасности. Ты Механик. Значит, опасность вырастает в десять раз. А мой долг уберечь Злых детей от опасности.
— Но это же я!
— Какая разница — кто? — равнодушно пожал плечами убийца.
Ольга молча встала и вышла из-за укрытия. Она посмотрела на брата и прочла в его взгляде приговор. И когда он уже нажимал на спусковой крючок, выстрелила от бедра.
Пуля ударила Романа в грудь и сбила с ног. Пистолет отлетел в сторону. Когда Макаров подошел к Ольге, Роман еще шевелился.
— Он не остановится, — сказал Виктор, щелкнув предохранителем.
Ольга вскинула руку в предостерегающем жесте.
— Это не Ромча, — сказала она и три раза выстрелила брату в грудь.
Они поднялись вверх по склону. «УАЗ» оставался вполне на ходу, даже капот удалось закрыть на защелку. Крепкая машина — подумал Макаров.
Он сел за руль, Ольга молча пристроилась рядом. Макаров посмотрел ей в глаза. Это были глаза мертвого человека.
— Меня научили не давать себя убить, — безжизненным голосом сказала она. — Я не смогла нарушить это правило.
— Это был не твой брат, — сказал Макаров, выруливая на дорогу. Витя тихо всхлипывал, отходя от шока. Виктор молчал. Устал, наверное.
Они молча ехали минут пять.
— Я знаю, где Седой, — сказал Макаров.
Ольга кивнула.
— А я знаю, где Мозгоправ.
45
— Я тебя помню, — заявил Петр Андреевич Басаргин по прозвищу Мозгоправ.
Он пригласил их на кухню и усадил там за большой обеденный стол, едва вписывающийся в скромные размеры комнаты. Жена с внуками все лето жили на даче, и он всласть холостяковал в мегаполисе. Свежий воздух его не манил, а грядки просто приводили в ужас.
— И что вы обо мне помните? — спросил Виктор.
— Давай сначала уточним цель твоего визита и что ты сам помнишь, — уклончиво ответил доктор.
Внешне он походил скорее на хирурга, какими их часто изображают, чем на психолога. Абсолютно лысая голова, кустистые брови, широкие, несколько костлявые плечи, длинные мощные руки с крупными ладонями, густо покрытые курчавыми волосами, многие из которых поседели.
— Не помню практически ничего, — пожал плечами Виктор. — А цель — хочу вспомнить.
Басаргин с сомнением на него посмотрел.
— Это очень щекотливая тема. Я должен понять, что происходит. Расскажи все, что ты знаешь.
Минут двадцать Макаров выкладывал все, что смог откопать за последние дни. О проекте, о себе. Он не стал говорить, что случилось в старом карьере, ни к чему напрягать старика. Хотя Макаров почувствовал легкие угрызения совести, что использует старика втемную, но Виктор легко преодолел эту преграду.
— Во мне сейчас будто три человека живут, — пожаловался он.
— Голоса?
— Нет. Я не знаю, как это объяснить. Я читал литературу — это не раздвоение личности. Мои словно одновременно во мне находятся. Они разные, и я не знаю, кто это. Вернее, знаю одного, того, который я сам. А еще двое появились. Как дядя Семен… как отец сказал — из-за кривой инициации.
— И кто они — ты не в курсе.
— Я же сказал. Не в курсе. Один только мешает, но он хороший. А второй… Он опасный. У него нет сердца. И он сильный. Он все чаще перехватывает управление, и его все труднее отогнать от руля. Если он победит окончательно… Я не хочу! Я хочу, чтобы вы починили мои мозги.
— А кто сейчас со мной говорит?
Макаров запнулся, задумался.
— Это говорю я, следователь по особо важным делам Виктор Макаров.
— Уверен?
Виктор снова ответил не сразу.
— Да. Но тот, второй, стоит рядом.
— И не пытается отнять руль? Ведь ты сейчас, по сути, предложил его убить.
Макаров с удивлением пожал плечами.
— Кажется, нет.
— Не догадываешься, почему?
— Нет.
— Потому что он — знания и умения. А следователь Макаров — опыт. Знания без опыта бесполезны. Если он победит окончательно, он не станет убивать в себе следователя Макарова, потому что тогда превратится в блестящего студента без малейшей практики. Представляешь — в твои-то годы?
Макаров ошеломленно молчал.
— Ты давно с ними живешь?
— Не очень, пару недель.
— Но ты понимаешь, что ты приобрел невероятные способности?
— Да.
— И ты привык к ним. Привык быть всемогущим. И если убить этого второго, то ты снова станешь обычным. Это можно сравнить с неудачной операцией на глазах слепого. Он никогда не видел мир и вдруг прозрел, он потрясен его многообразием и красками. А потом раз — и снова темнота. Он много лет в ней жил и не страдал. Но после прозрения… Среди таких пациентов количество самоубийств зашкаливает за все известные рамки.
Макаров был подавлен перспективами, он не задумывался об этом аспекте. Виктор внутри насмешливо хихикнул.
— А как это работает?
Басаргин внимательно посмотрел на Ольгу. Та сидела за столом молча, пустым взглядом уставившись в стенку, и не двигалась, словно ее выключили на время.
— Ты же не ждешь от меня научных выкладок?
— Нет, — успокоил Виктор. — Да я их и не пойму.
— Ладно, попробую популярно.
Басаргин тяжело вздохнул, чем напомнил профессора Романова. Тот так же уныло вздыхал, пытаясь сформулировать в своих ученых мозгах сложнейшие понятия так, чтобы их понял совершенно не владеющий темой человек.
— В процессе работы над созданием метода интенсивного обучения и прививания необходимых навыков мы столкнулись с одной проблемой. Не все обучаемые оказались в состоянии нормально принять и объем информации, и методы мощного воздействия на их психику для того, чтобы эти объемы могли быть усвоены в необходимые сроки. То, на что у детей в элитных спецшколах уходил год, мы вбивали в ваши головы за пару недель. Причем, в отличие от тех, гражданских вундеркиндов, вы усвоенное никогда не забывали. Оно могло уйти с поверхности и не отсвечивать, но при первой же необходимости извлекалось мозгом из своих глубин и использовалось по назначению.