и и в этой, когда уже ничего не страшно и терять нечего, тоже сами ни на что не способны. Так что нет, Кузьма тут ни при чем. Он только рассказал нам, что есть тот, кого послали по нашему следу, а дальше я все сделал сам. Сам тебя нашел и сам тебя убью. В тот раз не получилось, но в этот-то ты никуда уже не денешься. Ты у меня, выходит, сегодня на первое, вон те двое на второе, а девка за десерт сойдет.
А, ну тогда все в относительном порядке. Этот сам, получается, дичал и без посторонней помощи превратился в бог весть кого. Остальные, скорее всего, до подобного состояния не дошли. Да и Кузьме такое не нужно, если поразмыслить. Массовые убийства могут привлечь чужое внимание, а оно ему к чему?
Но это ничего не меняет, все равно тут один урод другого хлеще. На фоне вот этого, например, даже мой предыдущий собеседник из их компании, тот, что Римму стращал, блекнет. Что же дальше-то будет, а? А ведь их еще пять осталось да сам колдун. Нет, надо расширять арсенал, надо. И заканчивать с задушевными беседами. Пришел, убил, оформил душу как гуманитарную помощь голодающей богине.
Василиса, которая жадно смотрела на происходящее, не выдержала и нахально спросила у него:
– Если я десерт, так, может, мне сгонять в магазин, купить сливки в баллончике и сосочки ими намазать? Чтобы послаще было.
Вот же огонь-девка. Только-только вроде боялась эту тварь, а теперь ее подкалывает.
– Остра, – ощерился призрак. – Люблю таких. Жаль, в той жизни не встретились. Уж я бы тебя отодрал по полной. Но ничего, тебе все равно достанется всего и полной ложкой, не сомневайся.
Смелков атаковал меня неожиданно. Вернее, это он так полагал, я же был готов к подобному с самого начала. Призраки, особенно те, что мнят себя капец какими непредсказуемыми, на самом деле примитивны в своей агрессии до невозможности. Всегда одно и то же: стремительный рывок, такой, какой ни одному живому человеку сделать не под силу, и попытка добраться до моего сердца, дабы то раздавить. Впрочем, а что им еще остается? Они же больше ничего и не умеют.
Я увернулся от лапы Смелкова, которой тот было нацелился на мою грудную клетку, и, в свою очередь, погрузил свою руку в его живот, туда, где чернота была особенно густой, туда, где пульсировало нечто подпитывающее злобу этого существа и способствующее его переходу на новый уровень нежизни.
В свое время я пытался узнать, как так получается, что бестелесные создания вдруг снова начинают обретать некое подобие плоти, каким образом злоба и ненависть мертвых трансформируются в осязаемую форму, которая начинает диктовать неживым свою волю. Но, увы, в своих поисках не преуспел. Пара знающих колдунов, как только речь зашла о данном вопросе, перевели разговоры на другие темы, а Генриетта, ведающая про эту сторону жизни больше, чем кто-либо другой из моих знакомых, просто ничего мне не ответила. Сказала только что-то вроде «потом сам разберешься».
Нет, предположения у меня имелись, но поди знай, верны они или нет. В любом случае одно я знал наверняка: именно штука, располагающаяся в самом эпицентре черноты и своими сокращениями более всего напоминающая сердце, которое мертвому точно не положено, отныне управляет всеми желаниями и устремлениями призрака, стоявшего передо мной. Уничтожь ее – и Смелкова не станет, исчезнет он с поверхности Земли навсегда и бесповоротно. Другое дело, что не так это просто сделать.
Будь при мне нож, лезвие которого напитано огнем, то и волноваться было бы не о чем. Призраки на том уровне перерождения, которого достиг мой противник, именно его боятся более всего. Огонь – основа основ, он с древнейших времен естественный противник мрака в любых его проявлениях. Не просто же так именно ему поклонялись наши давние предки? В виде пламени вообще или Солнца, например. Да это не столь важно. Свет побеждает Тьму – так было, есть и будет.
Но ножа нет, огня тоже, потому мне придется немного потерпеть ту боль, которая охватила мою руку в тот миг, когда она сцапала пульсирующее нечто квартирующее в Смелкове.
Вернее, это была даже не совсем боль. Это был холод, который очень трудно описать словами. Такое надо ощутить. В детстве я как-то цапнул сухой лед, который лежал в коробке с мороженым, и мгновение спустя отбросил его в сторону, поскольку руку чуть не свело от невероятно неприятных ощущений. Сейчас тот кусок льда подержать мне за счастье бы показалось.
Смелков взревел, его пальцы вцепились мне в плечо, заставив затрещать ткань куртки, а секундой позже и вовсе впились мне в плоть, причем я ощутил, как острые когти призрака вспарывают мою кожу.
Нет, вовремя я тут оказался, вовремя. Столкнись я с этой тварью через неделю-другую, да с пустыми руками, и кто знает, чем бы все закончилось.
Но сегодня победа будет на моей стороне. Да, собственно, уже все и кончилось, осталось только вырвать новое черное сердце из призрака. Чуть-чуть поднатужиться – и вырвать.
Кривая судорога исказила и без того неприглядные черты лица Смелкова, когда я выдрал из него зародившуюся нежизнь, а следом он заорал так, что у меня чуть уши не заложило. Впрочем, его можно понять. Он уже свыкся с мыслью о том, что его ожидают долгие годы бессмертия и той власти над людьми, которую дает невидимость и неуязвимость. Плюс ему понравилось убивать, это было хорошо заметно. Потому и вопил он, глядя на то, как на моей ладони истаяла его надежда на долгое темное будущее. Как, впрочем, и его жизнь после смерти.
Первой оболочку призрака покинула чернота, она просочилась сквозь нее, как вода через сито, а после кусками, как утренний туман под порывом ветра, начало расползаться в стороны и все остальное.
– А вот и мой прощальный подарок, – еле слышно сказал я Смелкову и цапнул его за истончившееся запястье. – Уверен, тебе понравится. Морана, эта жертва тебе!
Последние слова я даже не прошептал, это было просто движение губ. Здесь слишком много лишних ушей, причем все они принадлежат людям, которые очень хорошо умеют пользоваться полученной информацией. Я вообще в какой-то момент задумался о том, что, может, перебьется моя работодательница без еще одной пайки в виде Смелкова, но в последний момент решил, что очень уж душа смачная, жалко такую просто так отпускать. Да и окончательное посмертие этой сволочи хотелось устроить как можно более паскудное. Он все же меня убить хотел, а такое прощать нельзя.
Призрак дернулся, из его горла вырвался звук, похожий на тот, что издает, закипая, чайник, и истаял, превратившись в дымку, которая секундой позже развеялась в никуда.
Глава двадцатая
– Впечатляет, – Пал Палыч пару раз хлопнул в ладоши, как видно таким образом выражая свое восхищение. – Работа мастера.
– И главное, секунда в секунду, – добавил Нифонтов.
– Ты о чем? – повернулся я к нему, морщась от боли в руке, пальцы которой скрючило так, что я их разогнуть не мог.
– Заслон, – показал оперативник на канавку. – Ты его прикончил ровно в тот миг, как тот рассеялся. Это впечатляет.
– Слушай, а может, и в самом деле? – задумчиво произнесла Васька, как-то странно глядя на меня.
– Чего именно? – уточнил я.
– Да я наш разговор дневной вспомнила, – пояснила девушка. – Насчет Избранного или Спасителя. Тогда-то мы шутили, а вот теперь… Фиг знает! Ой, Саш, да у тебя кровь вон! Дай-ка я…
– Стоять! – Михеев цапнул за плечо Василису, устремившуюся было ко мне. – А вот этого не надо.
– Ты чего? – дернулась было та, но оперативник держал ее крепко. – Ему же помочь надо!
– Мы сами поможем, – объяснил ей Пал Палыч. – А ты давай-ка иди за ворота и жди нас там, ясно?
– Давай я сама решу, что и как мне делать? – довольно резко произнесла Васька. – Ты мне не отец и не брат, так что не командуй.
Вместо ответа Михеев достал из наплечной кобуры пистолет, щелкнул предохранителем и прислонил ствол к ее затылку.
– Даже так? – уточнила Васька. – Ладно, запомню.
– Сколько угодно запоминай, – разрешил ей Пал Палыч. – Можешь даже на меня жалобу накатать в службу собственной безопасности, ничего не имею против.
Ведьма снова попыталась освободиться из его рук, и на этот раз Михеев удерживать ее не стал.
– Ой, да подумаешь, – фыркнула она, развернулась и покинула площадку.
– Помощница нашлась, – глянул ей вслед оперативник, убирая пистолет обратно в кобуру. – Знаем мы таких.
– Кровь? – уточнил я, промокая не слишком глубокие разрезы на предплечье носовым платком. – Думаешь, она хотела ей поживиться?
– Не думаю, а уверен, – произнес Михеев. – Не факт, что она вообще когда-то обратила бы ее против тебя, но в таких вопросах всегда лучше перестраховаться.
Он подошел ко мне поближе и носком ботинка начал колупать землю в тех местах, куда упали капли моей крови.
– Это-то зачем? – удивился я. – Ты на воду не дуешь? Крепко сомневаюсь, что она сюда вернется, и…
– А ты не сомневайся, – посоветовал мне он. – Не надо. Когда речь идет о ведьмах, ни в чем и никогда нельзя быть уверенным. Немало народу погибло лишь потому, что некоторые события или поступки считались невозможными или абсурдными, а они возьми, да и случись. Уверен, что этой девицы за воротами не будет, когда мы туда придем. А завтра или послезавтра она позвонит тебе и скажет, что уехала, так как ты за нее не заступился. Дескать, ты должен был защитить ее от произвола гончих из отдела хотя бы потому, что она с тобой на одной стороне, а мы для вас чужие.
– Соглашусь с Пашей, – вставил свое слово в разговор Николай. – Скорее всего, так и случится. Понимаю, что все это припахивает шпиономанией, но она на самом деле дождется, пока мы уедем, и вернется сюда. Кровь ведьмака – хороший стимул. Особенно если этот ведьмак Ходящий близ Смерти, от которого много пользы получить можно.
Вот так и иди к Стелле на стрижку. Я-то по наивности своей полагал, что все эти страсти-мордасти уже в прошлом, и что сотрудничество с Марфой переводит меня в разряд особ если и не неприкасаемых, то хотя бы относительно защищенных от всякого рода порч и сглазов, но, похоже, в очередной раз ошибся.