Можно даже не заикаться. Кирилл чуть успокоился.
— Даш, девочка просто шалит. Она, наверное, ходит во сне. А ты испугалась. Давай спать. — Кирилл подошел к трюмо и выдвинул нижний ящик. Все, что должно было лежать в нем, осталось на месте. Пожалуй, теперь это стоит сжечь. Он легко натянул шорты и нырнул между узкими швами в футболку. — Черт, включи свет, ни хрена не видно.
— Ты будешь спать одетым? — обиделась жена.
— Нет, мне надо пройтись. Я сам закрою… Зажечь тебе свет?
Даша не ответила. Она опять почувствовала, что боится. И не вот этих — привычных, постоянных отлучек мужа, а того, что сидит у нее внутри. Даша не верила, что Лялька взялась за старое. Нет. Даша прислушалась к тишине и посмотрела на свои руки. Нет. Нельзя. Нельзя, чтобы это случилось именно с ней. И именно теперь. Если племянник Костик — когда же он только приедет? — сможет окрутить эту чертову дуру, то это уже почти гарантия. Хотя Глебов — надежнее. Только вряд ли он возьмет ее в подруги жизни, если узнает. Сердце снова застучало громче часов. Часы? Вот именно! Даша перестала дышать, но противный мотор никак не хотел заглохнуть. Она прислушивалась изо всех сил, но надежного спокойного «тик-так» не услышала. Она готова была дать голову на отсечение, что в спальне не было будильника. И если бы ей не было так страшно, она непременно прошлась бы по квартире, поискала его, если бы ей только не было так страшно.
— Кирилл, — на всякий случай прошептала она, стараясь не шевелиться. — Кирилл, кто-то у нас есть. Есть. Есть! — Даша примерзла к холодной шелковой простыне и не могла пошевелиться. Утро? Скоро ли утро?
Кирилл выскочил во двор и, сделав несколько приседаний, задумался. А чего это он, собственно? Что случилось? Кто? Кто может заподозрить его, во всех отношениях замечательного, в чем-то паскудном? Да, он любил женщин. Но практически на всех своих возлюбленных он женился и только с одной имел долгую внебрачную связь. Однако и это еще нужно доказать. И все же небольшой набор полуцветной бумаги жег ему руки. Избавиться. А там, в сейфе, — пусть. Там — дела Афины. Здесь — только его. Так отречемся от старого мира? Кирилл повертел головой и подумал, что просто выбросить ненадежно. При теперешнем усердии бомжей его тайны могут украсить стены подвалов, а кому это надо?
Значит, сжечь? Костер… Но с другой стороны, ведь это все могло бы пригодиться… Ах как могло бы. Жаль, что поздно. Кирилл поднял голову и обнаружил, что небо над ним стремительно светлеет. Через некоторое время народ начнет просыпаться и потянется на пробежки, с собаками — на прогулки.
— Привет. Не спится? — раздался почти знакомый голос из кустов.
— Что? — Кирилл подпрыгнул на месте. — Кто здесь? А?
Кирилл от неожиданности выпустил из рук то, что вынес из дома, и про себя выругался. Неприятный холодок тронул спину, сковал мышцы. Мамочки родные, маньяк, что ли? Ветки кустов жутковато подрагивали. Кто-то там ворочался. Ну надо же так влипнуть!
— Иди сюда и пакетик подбери, — позвал невидимый собеседник и протянул к пакету длинную розовую руку. — О, да тут интересно.
— Ах, ты еще и не маньяк, — возмутился Кирилл, мгновенно приходя в себя. — Ах, так ты просто подглядываешь. — Он ринулся в кусты и практически поймал за шкирку своего утреннего знакомца.
— Попрошу! Я при исполнении, между прочим.
— Кузя, опять ты? — Кирилл нехорошо прищурился и поплевал на кулаки. — Ну, все, мое терпение лопнуло. Сейчас сколько? Пять? Шесть? Значит, тебя избили хулиганы. Причем без свидетелей…
— Ты успокойся. — Петров-Водкин в принципе понимал глубокое душевное волнение Кирилла. Он кинулся собирать рассыпавшиеся из пакета бумаги. От кулака Кирилла он сумел увернуться. Ладно, пусть человек пар выпустит.
— Я тут по делу пробегал, — миролюбиво объяснил Петров-Водкин. — Знаешь, я подумал… Сейф, наверное, к себе заберу. Мы его откроем, а потом к делу приспособим. Твоего там ничего? Ну, кроме этого. — Кузьма Григорьевич протянул ему пакетик. Одним глазком он туда уже, конечно, глянул, профессионал ведь. Там лежали фотографии каких-то девиц, на оборотах были написаны странные цифры: 20–50-100 или 10–15–35. Кроме карточек, были в пакете еще списки, то ли зашифрованные, то ли каракулями выведенные. Но Петров-Водкин понял одно — все эти девицы как-то связаны с Кириллом. Может, это все его бывшие… Архив, что ли?
— От жены, что ли, спрятать хочешь? — усмехнулся он.
Лицо Кирилла покрылось пятнами.
— Ты поосторожнее, — попросил Петров-Водкин, снова увернувшись от удара. — Я действительно здесь по делу, и твои увлечения меня интересуют мало.
— Ты… — вспыхнул Кирилл. — Извини…
Что-то надо было говорить. К бабе собрался, что ли? Или сказать, что вышел на пробежку? А может, Дашка была права? Может, это он бродил по их квартире, попирая демократические свободы? Странный он какой-то, этот рыжий мент Кузя.
— Как живете? — спросил Петров-Водкин, располагаясь на бортике детской песочницы. — Что нового с тех пор? Давай-ка сядем, покурим. — Кузьма благостно улыбался.
Кирилл нервно подергивал скулами. Интересно, этот мент вообще-то себя в зеркале видел — шмотки свои, причесочку, шкары? Да на него же смотреть смешно. Придурок какой-то. Кирилл повертел головой. Господи, уже люди выходят… Все, сегодня не успею… Сорвалось.
— Я понимаю, что отрываю тебя от важных забот, но, видишь ли, мне пришло в голову: а не занимались ли вы с Афиной каким-то промыслом?.. — Петров прищурился.
Кирилл опустил глаза и задумался. Свалить все на покойницу? Но ведь потянется ниточка, многое всплывет… Тогда уж не менты будут «в гости к нам»…
— Например, чеканку не делали? — Петров-Водкин решил совершить отвлекающий маневр. Не бить прямо так сразу в лоб: «Где оружие, наркотики, деньги?» Потому что больно уж Афину красиво отправили. Тихо, мирно, чистенько, без всяких лишних выстрелов на улице.
Из детективов, которые они с Леночкой читали всю жизнь, Петров-Водкин знал, что самые запутанные мафиозные убийства — это как раз чистые и бесшумные. Те, что не привлекают внимания из-за своей обыденной простоты.
— Ну, чем вы с ней занимались? Пластиковые пакеты? Сигареты? Шурупы для винтовок? Зеркала для оптических прицелов? Дистиллированная вода для морфия?
— Кузя, я знал, что ты дурак, — процедил Кирилл и рванул на себя пакет. Петров держал его крепко. Они немного подергали его туда-сюда и сохранили статус-кво. Оба тяжело вздохнули.
— А спишь ты хорошо? Кошмары не мучают? — вдруг участливо поинтересовался Кузьма Григорьевич.
Кирилл молчал и ругал про себя на чем свет стоит и эту страну, и свою жизнь, и Дашу, и даже святую женщину — мать Кузьмы Григорьевича.
— И писем вам не пишут? — почти без надежды спросил Петров. — Никаких-никаких? А? — Он вытянул шею, пытаясь заглянуть в глаза Кириллу. Тот глядел на него с преувеличенным изумлением.
— А ты как? — вдруг спросил Кирилл, не отнимая рук от пакета. — Ты-то как? Слушай, не помню, ты с Лялечкой тогда тоже?
Петров-Водкин настороженно оглянулся. Если Леночка пошла его провожать на встречу с бандитом, то должна быть сейчас неподалеку.
— Нет, почти. — Кузьма виновато опустил глаза.
Все-таки тогда Лялечка была женой Кирилла, и вряд ему приятно будет узнать что-то новое о прошлом своей супруги.
— Но ты-то тоже любил Жанку? А барахтался с покойницей? — Ответный удар был мягким, щадящим. Кузьме вдруг стало грустно. Макушка Кирилла, некогда щедро увитая кудрями, светилась гладкими проплешинами, да и вообще…
Он очень постарел с этим нездоровым образом жизни, с этими бабами…
— Все они будут покойницами, — уныло сообщил Кирилл.
— И Даша? — Вот это будет номер. Кузьма поднял глаза к их балкону. Просидеть под квартирой чуть не всю ночь и пропустить новую жертву… — И Жанна? — Вот кого ему было особенно жалко.
Получалось, что она вообще так и не успела ни минуты пожить для себя. Время от времени Петрову приходилось сталкиваться с Артемовой по разным делам — то по ситро, потом по водке, потом — по поводу хулиганского поведения сторожа областной администрации, который держал в вахтерской собаку… Она укусила однажды жену Самого… Поведение собаки расценили как теракт, и дело передали в отдел борьбы с организованной преступностью. Там, кажется, замяли, потому что пес был срочно вывезен в деревню.
— Сейчас-то Даша жива? — Кузьма нахмурился.
— Да, — оживился Кирилл, исподтишка дернув на себя пакет. — Когда я уходил, она, то есть Даша, была очень даже теплой.
— Ну, покойники, они не сразу остывают, — заметил Кузьма Григорьевич. — Так, оформим явку с повинной и разойдемся по камерам? — пошутил Петров.
— Только давай сразу разберемся — ты ее убил или я? — согласился Кирилл.
— Заметано. Веришь, Кирилл, до сих пор не пойму, почему из них из всех ты остановился на Дашке? — Петрова потянуло поговорить «за жизнь», потому что понять психологию преступника — это семьдесят процентов успеха следователя.
— Чего, ты бы Натаху выбрал?
— Да нет, — заметил верный страж порядка. — Но Даша всегда казалась мне такой пустой…
— Это правда — дура она, — согласился Кирилл, считая, что в его положении лучше не спорить.
И действительно, как это он вляпался в Дашку? Удивительно даже. И немного смешно… Именно с ней всегда было смешно и легко. А с Жанной трудно. Когда мужчину все время заставляют соответствовать, он рано или поздно спасается бегством. В жизни Кирилла все получалось само собой. Он даже особенно не задумывался о том, кто будет следующей и что станет с предыдущей. Жанна все время сражалась с врачами и таскала Ляльку по санаториям, Даша кормила, развлекала и заполняла своим идиотизмом семейные пустоты. По взаимному трехстороннему согласию в квартире Жанны всегда были тапочки, зубные щетки и дежурная ночная рубашка для Дашуни. Когда Жанна уезжала, Даша создавала в ванной фотолабораторию, в квартире — особенный праздничный бардак, а в холодильнике — запасы экзотической пищи.