Кузьма недоуменно уставился на врача:
— Был. Колбы всякие, препараты, кислоты. — Кузьма Григорьевич добросовестно пытался вспомнить, что еще относится к химии.
— И у нас был. А у хлоралгидрата иногда истекает срок хранения. Так вот мы мальчишками его прятали, а потом мгновенный сон с галлюцинациями ловили. Идиоты. А в принципе его можно и в чашку налить. И в графин. Директор наш спал, помню, как убитый, — раздумчиво сообщил Игорь Николаевич.
К случаям неожиданного покаяния Петров-Водкин был привычным. Он — человек в форме. Он всегда приветствовал такие крайние проявления работы совести, как явку с повинной. В те времена за сон директора мальчишки в лучшем случае получили бы «хулиганку». В худшем их ждало наказание по статье политической и страшной. Сегодня, за давностью лет, и после настоящего раскаяния… Нет, Петров определенно не видел повода для ареста Игоря Николаевича.
— Спасибо за откровенность, — пробормотал Кузьма Григорьевич, все еще объятый жаждой найти «трихлорэтилен» и выявить отравителя.
— Жаль, молодой человек. Жаль, — покачал головой Игорь Николаевич. — Вы совсем не умеете слушать старших. Ваша покойница, скорее всего, приняла хлоралгидрат и в момент падения просто спала…
— Как спала? — Петров-Водкин даже немного покачнулся, но устоял на ногах. — Значит, она ходила во сне? — спросил самого себя Петров.
— Вот уж не знаю, — огрызнулся Игорь Николаевич.
— Она ходила во сне, — пробормотал Петров. — Или она была лунатиком. Или ее выбросили мертвой. Надо сказать Леночке. Надо ее порадовать. Игорь Николаевич, спасибо огромное…
Очень задумчивый, Кузьма Григорьевич ретировался. Картина преступления была еще смутной, неясной, как осенняя погода. Когда с утра солнечно, днем дождь проливной, а к вечеру вдруг выдует все это дело ветер, и останется только чуть влажная земля в соседстве с сухим потрескавшимся асфальтом. Но это было убийство. Расследовать которое сначала не разрешила, а потом позволила Амитова. Необходимо выяснить, испугана она или играет свою игру. Круг подозреваемых был у Петрова-Водкина даже слишком широким. Такие наступили времена. Сегодня могли убить не только из-за кафе или недополученной прибыли, но и из-за неудачного цвета колготок.
Тот, кто писал девочкам странные письма, знал наверняка о том, что когда-то давно они были связаны дружбой, потом — смертью, а потом — враждой, которую нельзя было ни уладить, ни прекратить.
Тот, кого он вчера застал у дверцы сейфа и потом утром застукал во дворе, был связан с ними со всеми. В разные промежутки времени… Со всеми, кроме Амитовой. А может, и она дождется своего часа. А за всеми за ними, за их спинами постоянно маячила чья-то фигура. И это была фигура Глебова. Отца Лялечки-привидения…
С Глебовым встречаться Кузьме не хотелось. Это был как раз тот случай, когда одного раза вполне достаточно. Кузьма Григорьевич зажмурился и попытался стряхнуть с себя наваждение.
— Молодой человек, все, что произошло в деревне Холодки, касается только меня. Я буду миловать и карать. Я, и только я, — сказал он, когда Петров разработал план оперативно-следственных мероприятий и принес его на утверждение участковому. — Чтобы я больше никогда не видел ни вас, ни вашей дилетантской физиономии. — Голос Глебова был сухим и бесцветным. Позже, много позже, в ходе своей небогатой юридической практики, Петров не раз слышал такие голоса. Когда из человека вынимают душу, а оставляют только голосовые связки… получается такой звук, похожий на скрежет и шепот.
— Но ее убили. Она не могла повеситься или задушиться посреди дороги! — закричал тогда Кузя. — Этого нельзя так оставлять!
— А кто вам сказал, что я собираюсь это «так оставить»? — Глебов подошел к Кузе совсем-совсем близко и улыбнулся, заглядывая в самый омут его души. — Нет, вы мне не нужны. Вы не знали, а стало быть, не любили мою дочь. Нет, вы нам не нужны. И вот еще… Вам стоит сменить профессию. Такие азартные игроки в справедливость обычно делают глупости. Непоправимые. И уберите ваши бумаги.
— Но вокруг нее много подозрительных личностей. Например, муж убитой. Наследство…
— Их наследство — это я. — Лицо Глебова было спокойно, но Кузе оно показалось страшным. — Откуда мы можем его выгнать? — спросил Виктор Федорович у участкового. Тот, уже изрядно принявший на грудь, промямлил что-то о партии и месткоме. — Еще вопросы? Возражения? Можете быть свободны… — проскрипел Глебов почти доброжелательно…
Тогда Петров-Водкин еще верил в высшую государственную справедливость, но спорить с Глебовым почему-то не решился. В характеристике с места прохождения его практики случай с Ларисой Глебовой-Матвеевой даже не упоминался…
А были еще те, которые оставались в тени. Громкоголосая шальная Дарья и тихая вежливая Жанна. Почему, получив странные письма, ни та ни другая не обратились в милицию? Ну, по поводу Дарьи ясно — здесь Петров сам предотвратил, но Жанна? А не сама ли она их писала? Пусть даже из добрых намерений, чтобы активизировать следствие. Такой прием Петровым-Водкиным был изучен. По детективу Агаты Кристи, который месяца два мусолила Леночка. Значит, Жанна?..
И почему, почему именно сейчас Петров снова вспомнил о Лялечке и о деревне Холодки? Откуда этот мистический ужас? «Пси-фактор»? Мама говорила, что зрелище это — вредное. Но сама смотрела. И те серии, которые пропускал Петров, смотрела тоже, хотела быть в курсе последних веяний в молодежной субкультуре.
Нужно было обязательно найти человека, который писал эти странные письма. И остановить его любой ценой. А ведь не исключено, что работала банда… Рекламное агентство или новомодные пиаровцы… Петров успел взглянуть на два листка — на тот, который спрятала в сумку Амитова, и на тот, что был извлечен из антикварного почтового ящика Даши. Жанна лишь подтвердила, что ее текст — точно такой же. Они были написаны разным способом — компьютерным и старинным, буквовырезательным. Необязательно одним человеком. Значит, соучастники? Банда? Группа? Мафия? Тогда нужно срочно отправить Леночку к детям. Пусть посидит месяц-другой в деревне… Немедленно. Сейчас же сложить ее вещи и заехать за ней на работу прямо с ними. Все необходимое он отправит позже… Если за всем этим безобразием стоит Глебов, действовать нужно молниеносно.
Составляя на ходу список «самого главного, без чего не может обойтись женщина», Петров совершенно разнервничался. Маникюрный набор, увеличивающее зеркало для выполнения косметических процедур, напольные весы, крышки для закатывания банок, бигуди, шарфики, любимые журналы, несколько пар обуви, теплые вещи, лекарства, подушку… Подушку — обязательно. Леночка специально купила ее для того, чтобы не нажить остеохондроз. Спать на ней, правда, было невозможно, но, даже находясь рядом с головой, она творила настоящие чудеса. По словам Леночки, ее уже можно было записывать в балетный класс. Так, и еще — шерсть, нитки, два ящика яблок и три ананаса из холодильника — это для варенья из «Бурды». А банки? Боже, во что же он погрузит банки?
Петров решил не снимать обуви. Во-первых, это не ухудшит порядка в квартире, а во-вторых, нельзя терять ни минуты драгоценного времени… Он вытащил из кладовой большой холщовый мешок и ринулся в спальню, решив просто набить его всем необходимым, чтобы Леночка сама разобрала его на досуге.
Но что это?.. В прикроватной тумбочке лежали вкривь и вкось изрезанные журналы, а в конверте рядом — почти полный набор английских и русских букв… Все это было похоже на какую-то игру. На листках разного цвета были написаны, наклеены, набраны, в том числе и типографским способом, варианты фраз «Ты на очереди», «Следующая», «Теперь ты». И наконец, лучший вариант коллекции… Ну, тот самый… Тот самый, который чуть не довел Дарью до прыжка с высоты.
— Лена, Леночка? — все еще не веря своим глазам, прошептал озадаченный Петров. В голове у него сразу сложилась картина будущего. Картина страшная. «Хорошо, что в стране отменили смертную казнь», — подумал он.
Глава 9ДРУЖБА, НО ВСЕ-ТАКИ СМЕРТЬ
Этого не нужно было делать. С самого начала Даша знала… Она все знала. Странный тягучий сон про деревню Холодки, он приходил к ней часто. Сон этот изматывал ее, но она видела его снова и снова… Афине не надо было этого начинать. В своей страсти к деньгам она зашла слишком далеко. Для Даши Ляля всегда была трупом. Закрывая глаза, Даша еще с детства видела то нож, торчащий из ее груди, то губы, покрытые пеной из яда и слюны. А потом во сне она стала видеть то, что было правдой. Двадцать лет она осторожно расспрашивала всех, кто был там, кто был с ними… Двадцать лет она убеждала себя, что произошедшее с Лялькой — тайна, подвластная ей одной.
Афине не надо было этого ворошить. Мертвые призывают на помощь. Но была ли Лялька невинно убиенной?
Даша прошлась по квартире. Утренний переполох был вполне в ее стиле. Глупая, шалая, блудливая баба, вечно мечтавшая жить лучше… Все мы играем в игры. Но ее маска, кажется, приросла и стала второй кожей. Даша была твердо убеждена, что у нее внутри цветет подснежник, и если ей дать достаточно денег, то обязательно найдется садовник. Принца на белом коне она давным-давно не ждала. Все ожидания были связаны с деньгами. Ей нужны деньги. За деньги все можно купить. Любые мечты. Можно купить даже покой.
Этой ночью в ее доме кто-то был. В доме или в голове — какая разница. Это уже не имеет значения. Все, что есть вокруг, — только материализация ее мыслей. Она сама рисует себе монстров, она двадцать лет не может избавиться от ощущения, что кто-то подглядывает, следит и посмеивается над всем тем, что она делает. Страх отпустил, но не покинул ее. Даше уже не было стыдно за спектакль, устроенный в ее честь местной милицией. Кирилл что-то кричал о Кузе, которого она непременно должна помнить, которого она, конечно, укладывала к себе в постель, но Даша только угрюмо рылась в пленках и фотографиях… Она хотела убедиться, что виденное ею — лишь сон… Только сон… Лялечку нашли мертвой… Задушенной… Поясом от халата. Только сама она, Лялечка, была почему-то в сарафане. Даша хихикнула. Все было точно рассчитано — слишком точно, оттого и провалы. Да, Глебов не стал поднимать бучу, но он и не отпустил их. Ни на шаг.