Злые обезьяны — страница 10 из 37

Готовились слушать дело о поджоге и убийстве. Тип по имени Джулиус Дидс, известный гангстер, узнал об измене своей любовницы и посреди ночи бросил в окно ее гостиной бутылку с зажигательной смесью. Сама девушка убежала через черный ход, но в доме наверху остались трое детей, и никто из них не выбрался из огня. Я оказалась среди присяжных и очень радовалась, пока не поняла, что раньше уже встречалась с ответчиком. Он был у моего дилера, когда я в последний раз туда приходила.

– У вашего наркодилера?

– Да. Парня по прозвищу Ганеш.

– Можно спросить, о каких наркотиках идет речь?

– Об обычных. Травка, конечно; спиды, валиум, кокс по особым случаям. Кислота, когда мне хотелось недорого отдохнуть. Звучит, наверное, многовато, но в тот период жизни я все держала под контролем.

Как бы там ни было, когда я в последний раз приходила к Ганешу, примерно за месяц до вызова в жюри присяжных, он открыл дверь с очень испуганным видом. Ганеш всегда был немного дерганым. До исключения из медицинского он учился на онколога, и, думаю, в его голове двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю крутилась мантра неудачника: «Я должен был лечить рак, а вместо этого стою в шаге от двадцати лет в Ливенворте[10]». Однако в тот раз он не просто нервничал, а трясся от страха, посерел, будто вернулся со вскрытия брата-близнеца.

«Не могу сейчас разговаривать, Джейн», – произнес он и начал закрывать дверь. Но та снова распахнулась, над Ганешем нависал гигантский «примат» и так наседал на него своим брюхом, что тот едва не падал.

«Привет, Джейн, – сказал „примат“, обхватив шею Ганеша, чтобы тот не рыпался. – Каким ветром тебя сюда занесло?»

Я небрежно ответила: «Просто зашла поздороваться».

«Да? – он посмотрел на Ганеша, развернув того, словно консервную банку, этикетку которой хотел прочесть, – Уверена? Ганеш тут любит продавать людям всяко-разно – счета не оплачивает, а продавать любит. Джейн, ты уверена, что не зашла прикупить чего-нибудь?»

«Нет, правда… Просто хотела сказать „Привет!“ Но раз вы, ребята, заняты…»

«Да, вроде того… – он втащил Ганеша внутрь. – Так что возвращайся позже. Намного позже».

С тех пор о Ганеше ни слуху ни духу, и я, естественно, предполагала самое худшее.

Джулиуса Дидса тоже с тех пор не видела. Адвокат ради суда привел его в порядок, но Кинг-Конг с хорошей стрижкой – все равно Кинг-Конг, так что я должна была его тут же узнать. Но мне так страстно хотелось попасть в присяжные, что первые полчаса я прилежно заполняла анкету. А когда наконец закончила заливать о своей жизни и сдала опросник, заметила, что Дидс смотрит на меня, пытаясь понять, откуда мы знакомы.

До нас дошло одновременно. Он разулыбался так, как будто наступило Рождество, и все мои благие намерения отправились псу под хвост. В голове мелькнула надежда на три варианта развития событий: первый – меня все-таки не возьмут в присяжные; второй – Дидс не выйдет под залог; третий – он выйдет, но Ганеш либо уже мертв, либо уехал из страны и не сможет выдать мой адрес.

– Предположу, что ни одна из надежд не оправдалась.

– Конечно, нет. Я так отлично составила анкету, что меня выбрали первой – Дидс выглядел очень довольным, – а после того как жюри распустили на весь день и я выскочила из здания суда, то увидела, как он на улице пожимает руку своему адвокату.

Я пыталась созвониться с Ганешем, но его телефон был отключен. Нельзя было сказать, хорошо это или плохо. Я подумала, что в любом случае уехать из города – это отличная идея, но сначала сделала остановку в доме другого дилера, чтобы пополнить запас валиума. А после все сделалось таким неясным и туманным, что где-то между валиумом и бутылкой водки из своего морозильника я решила не убегать.

И еще одна важная вещь, о которой вам не рассказала, – день, когда это происходило. Меня вызвали в суд присяжных в понедельник, десятого сентября две тысячи первого года. И вот на следующее утро я вхожу в гостиную, телевизор работает, и первая мысль, что включен канал научной фантастики, потому что на экране Всемирный торговый центр и одна из башен горит. Затем я разглядела значок «Си-Эн-Эн» в углу экрана и такая: «Постойте-ка». И когда появился второй самолет, наконец сообразила, что это не дурацкий фильм, а реальность.

Я прибавила звук и просидела около часа с отвисшей челюстью. Потом зазвонил телефон.

Это был «Кинг-Конг»: «Привет, Джейн».

Вместо того чтобы вполне ожидаемо распсиховаться, я даже начала жалеть мужика, потому что мир перевернулся, а ему, похоже, еще не сообщили. Так что ответила: «Ты рядом с телевизором?»

Не на такую реакцию он рассчитывал: «Слушай, сука тупая, ты понимаешь, кто это?» А я ответила: «Да, понимаю. И знаю, что ты мнишь себя крутым, но штука в том, что тебя только что переплюнули». И он разошелся, понеслись угрозы и ругань, но я не прислушивалась особо, потому что прямо в ту минуту обрушилась первая башня. Здание в сотню этажей превратилось в груду щебня у меня на глазах, и я в странном оцепенении сообразила, что стала свидетельницей массового убийства.

Дидс в телефоне продолжал бушевать: «Ты меня слушаешь? Ты меня слушаешь?» А я сказала: «Отвали, убийца» и повесила трубку. И сразу же подумала, что это, наверное, не слишком умно, но потом вернулась к горам обломков на экране, и, когда обрушилась вторая башня, Джулиус Дидс совершенно вылетел у меня из головы.

Я приняла еще немного валиума и отправилась пройтись. Около полудня оказалась в Башне Койт на Телеграфном холме[11]. К тому времени все самолеты отправили на посадку, и таким тихим я город никогда не видела – слышался только свист ветра и плач нескольких людей. Я искала местечко, чтобы раскурить косяк, когда заметила Фила. Мы не стали ни о чем разговаривать, просто побродили вместе и уселись смотреть, как уходит день.

Когда я наконец вернулась домой, уже стемнело. Дурман в голове рассеялся, и я снова забеспокоилась по поводу Дидса, но не могла вспомнить: утренний звонок был на самом деле или только в моем воображении. Осторожно вошла в здание, но когда обнаружила, что дверь моей квартиры закрыта и заперта, а не снесена с петель, решила, что я в безопасности.

Я вошла. Телевизор был включен, и это показалось подозрительным, но я приказала себе не впадать в паранойю. Начала искать пульт по всей гостиной, но тут телевизор выключился сам по себе, и Дидс произнес: «Привет, Джейн».

Он сидел в самом темном углу комнаты с бейсбольной битой на коленях. Я посмотрела на него, на дубину, а потом на дверь, через которую только что вошла, и он произнес: «У тебя не получится».

«Ладно», – ответила я, стоя совершенно неподвижно. А он сказал: «Ты была права, что меня переплюнули. Утром, когда мы разговаривали, я и понятия не имел. Говорят, погибло около пяти тысяч, ты знала?»

«Пять тысяч…»

«Ага. Заставляет взглянуть на все по-другому, да? Но это не все плохие новости. Мое слушание, например, отложили».

«Отложили?»

«Ага. Сегодня здание суда было закрыто, и, как сказал мой адвокат, могут пройти месяцы, прежде чем назначат новую дату».

«Рада за тебя», – сказала я.

«О, не только мне крупно повезло. Тебе тоже».

«Да?»

«Ага, – он поднялся. – Будет время выздороветь».

Это последнее, что я помню из той ночи. Знаю, что пыталась добраться до двери и даже смогла – соседи нашли меня, истекающую кровью, на площадке, но не раньше, чем он меня обработал. Сломал ключицу, правую руку в двух местах и половину ребер. Еще он сделал один отличный удар по моему черепу – доктора говорили, что я чудом не умерла и не превратилась в овощ.

Десять дней я пролежала в коме. Очнулась в полумраке больничной палаты, где-то рядом бормотал телевизор. Том Круз рассказывал о священнике, который умер, совершая последние обряды над пожарным в эпицентре удара. Потом Мэрайя Кэри запела про то, что внутри каждого из нас есть герой, и я решила, что умерла и попала в ад. Но шоу продолжалось, все больше знаменитостей выходило петь и рассказывать истории, призывать жертвовать деньги, и в конце концов я поняла, что не в аду, а всего лишь в Америке.

Заявились копы. Я сказала им, что не знаю нападавшего. Когда пришел Фил, сказала ему то же самое, но он понял, что вру. И я велела ему не лезть не в свое дело.

У меня был еще один посетитель. Впервые я заметила его примерно через неделю после того, как пришла в себя, но долго не была уверена, что он реален. Было очень больно, но из-за комы доктора опасались давать мне обезболивающие. Я на них надавила, и мне, наконец, поставили капельницу с морфином. Так что когда появился этот тип, я была под кайфом.

Парень был чернокожий, с круглым лицом. Сидел в кресле у окна и смотрел на меня.

– Почему вы подумали, что он не реален?

– Из-за одежды. На нем была форма девочки-болельщицы: розовая клетчатая юбка, розовый свитер с буквами «OMF» на груди, розовые помпоны, и еще такой парик, похожий на розовую швабру с косичками.

– Звучит немного странно. С другой стороны, это же Сан-Франциско…

– Да, я тоже так подумала, но вот еще кое-что – похоже, никто другой его не видел. У женщины, с которой я делила палату, была последняя стадия рака головного мозга, так что она лежала в отключке, но там постоянно сновали медсестры и доктора, и они даже ни разу не взглянули на этого типа. Я попыталась привлечь к нему внимание – без того, ну, вы понимаете, чтобы сказать напрямик, – не хотелось лишиться морфия, если бы оказалось, что он глюк, но не вышло.

Так что я сдалась и попробовала поговорить с ним: «Чего тебе надо?»

«Как звучит волшебная фраза?», – спросил он.

«Чего?»

«Волшебная фраза», – он опустил помпоны и выпятил грудь.

«Omnes mundum facimus», – ответила я.

«Точно… Теперь посмотри под подушкой».

Потребовалось некоторое усилие, но в конце концов я сунула руку под подушку. Мои пальцы сомкнулась вокруг монеты. Монеты!