– Может быть и так, однако она очень любила вас до того, как потеряла свой рассудок, не так ли? Неужели вы не чувствуете, что вплотную подошли к той же бездне безумия? Слишком опасно приблизились к ней. Прошу тебя, Люсинда, остановитесь. Не делайте этого. Не разрушайте всего того, что любит ваша дочь, только ради того чтобы держать её ближе к себе. С каждой новой смертью, с каждой новой сломанной судьбой вы причиняете боль своей дочери. Вы мучаете этим Цирцею.
Злые сёстры вновь впали в безумие.
– Нет! Мы не мучаем её! Нисколько! Она для нас свет в окошке! Так же, как Аврора была для Малефисенты. Иметь её рядом с нами значит вернуть себе свет. Чем дальше она от нас, тем сильнее мы слепнем. Нам необходим наш свет. Без него мы оказываемся во тьме и в одиночестве.
– Матери, я здесь. И никто меня забирать от вас не собирается, – сказала Цирцея, чувствуя, что должна попытаться как-то успокоить своих матерей. Но и своей жизни рядом с ними она себе не представляла. Во всяком случае до тех пор, пока её матери находятся в таком состоянии. Вот в этом Цирцея была сейчас уверена твёрдо, как никогда раньше.
– Эти ведьмы хотят, чтобы ты была с ними! И Няня этого хочет, и феи! Все хотят забрать тебя у нас, все! Няня вообще хочет реабилитироваться за свои былые дела, взяв тебя под свою защиту! Она собирается защищать тебя от нас! А мы не хотим этого! Да, мы дали обещание. Из ненависти дали обещание, которое должны выполнить. Мы связаны обещанием, которое дали, находясь в стране снов. Но ты будешь нашей, Цирцея! Мы отнимем тебя у любого, кто захочет присвоить себе то, что по праву принадлежит только нам! – неистово завывала Люсинда. Волосы у неё на голове вздыбились, лицо перекосилось от бешенства.
Злые сёстры встали рядом друг с другом, высоко подняли свои руки. На их ладонях появились маленькие светящиеся серебристые шарики. Они потрескивали, увеличивались в размерах, рассыпая по всей комнате яркие искры. Сёстры сжали светящиеся шары, и из их кулаков вырвались вспышки света. Они ударялись о стены, заставляя трястись весь дом. Вспышки ударили в старую часть особняка, оживив кошмарных ночных тварей, много лет дремавших внутри каменных изваяний. Твари вырвались наружу, отчего дом начал разрушаться, крошась на куски. Ожили стоявшие в столовой каменные гарпии, рванулись сквозь большие венецианские окна, разбивая стёкла и вываливаясь вниз, во внутренний дворик. Цирцея, Примроуз и Хейзел закричали, а Люсинда тем временем направила тварей в Мёртвый лес.
– Ночные создания, слушайте меня! – кричала Люсинда. – Это я, ваша королева! Найдите моих врагов в Мёртвом лесу и во многих королевствах и уничтожьте их всех от моего имени и по моему приказу!
Особняк вновь начал трястись и осыпаться. Все, кто был в комнате, слышали, как трескаются и валятся на землю камни. Якоб, Примроуз, Хейзел и Цирцея подбежали к окнам и увидели кружащих над Мёртвым лесом гигантских каменных драконов. Увидели ожившую статую Горгоны, шагавшую по двору к громадной спирали тёмно-красного света, появившейся на границе Мёртвого леса. Над Горгоной кружили каменные вороны, а в разбитые окна особняка продолжали вылезать всё новые гарпии. Они взмывали в воздух и присоединялись к другим крылатым тварям, держащим путь за пределы Мёртвого леса.
Цирцея закрыла свои глаза и вздохнула. Она знала, что должна сделать. Она знала это с самого начала своего путешествия, но только сейчас набралась достаточно смелости, чтобы решиться на этот поступок.
Глава XVIIIВойна в Стране эльфов и фей
Оберон и трое Повелителей Леса собрались на границе Страны эльфов и фей. Они были готовы ждать и сразиться с Малефисентой, если она вернётся. При мысли о новой встрече с ней сердце Оберона переполнял ужас, к которому примешивался восторг от вида фей, дежуривших в некотором отдалении, высматривая появление Малефисенты.
В последней битве с Малефисентой Оберон потерял многих своих друзей и солдат. Его погибшие друзья возвратятся, разумеется, но не скоро, а только спустя много лет, которые потребуются им, чтобы вырасти. Тьюлип видела, как заново сажают его погибших Повелителей Леса в Морнингстаре после той последней битвы. Даже сама закапывала в землю их корни и затем ухаживала за ними. Правда, сейчас у неё было другое, ещё более важное задание, вселявшее тревогу в сердце Оберона.
Он чувствовал, что должен был предвидеть это – великую войну между ведьмами и феями. Должен был, но надеялся, что всё обойдётся. А сейчас, когда Оберон и его армия стояли наготове, ожидая начала сражения, он молча молился всем богам природы с просьбой помочь в битве. Оберон знал, что после разгрома Страны эльфов и фей злые сёстры не остановятся. Они не успокоятся до тех пор, пока полностью не подчинят себе все многие королевства точно так же, как сумели занять место королев мёртвых. В своё время Оберон пытался договориться с Мани и её матерью, старался убедить их в том, что будет большой, непоправимой ошибкой посылать Люсинду и её сестёр во внешний мир, но они не пожелали его услышать. Что ж, это стало уроком для Оберона. Он понял, что никто не прислушивается к тому, что говорят пророки, если они принадлежат к другой вере. Слушают пророков только из своего рода-племени. Оберон часто думал о том, что ему следовало бы отказаться пускать сестёр в свой мир и не предоставить ведьмам из Мёртвого леса иного выбора, как только самим растить их. Но он опасался за судьбу этих девочек и решил всё же принять маленьких ведьмочек и дать им приют.
Няня казалась феей, как нельзя лучше подходящей на необычную роль воспитательницы маленьких ведьм, однако ничего хорошего из всей этой затеи в итоге не получилось. Вместо этого всё погрузилось в хаос, горе и руины. Одна страшная потеря следовала за другой, и так продолжалось до тех пор, пока Няня не решила, наконец, исчезнуть в Промежуточном месте. Именно тогда Оберон забрал у Няни её воспоминания, забрал её «я», подарив ей взамен покой и шанс искупить свои грехи воспитанием Тьюлип и Цирцеи.
Теперь они обе были здесь, полные решимости уничтожить злых ведьм, отомстить злым сёстрам за выбор, который им пришлось сделать вместе со своими родителями. Переведя взгляд на Няню, стоявшую вместе со своей сестрой и другими феями, Оберон почувствовал глубокое сожаление от того, что ей, возможно, придётся вновь сойтись в бою лицом к лицу со своей приёмной дочерью. Сам Оберон сейчас словно разрывался на части – его мысли лихорадочно переключались с его солдат на фей, с фей – на Цирцею. Ему хотелось послать часть своей армии в Мёртвый лес, но тогда у него осталось бы слишком мало солдат для предстоящей здесь последней битвы с Малефисентой. Так что Оберону оставалось лишь надеяться на то, что боги природы услышат его мольбы и помогут Цирцее там, в Мёртвом лесу. Если, конечно, уже не слишком поздно приходить ей на помощь.
Оберон видел кружащую в небе птицу Малефисенты, Опал. Она высматривала с высоты появление Малефисенты и других посланных злыми сёстрами тварей. В отдалении, почти у самого горизонта, вели наблюдение с земли Фея-Крёстная, Флора, Мерривезер, Фауна, Няня, Голубая фея и легион других фей. Оберон с гордостью смотрел на всех своих фей, собравшихся на вершине холма и стоявших плечом к плечу, приготовившись к новой битве с Малефисентой. Он видел, как наблюдает Няня своими зоркими глазами за Опал, надеясь как можно раньше обнаружить приближение Малефисенты. Феи вели себя очень отважно, однако Оберон знал, с каким ужасом они ожидают новой схватки с Тёмной феей. Особенно Няня.
Он был благодарен Стране эльфов и фей за Опал. До того как она прилетела к нему и поделилась планами сестёр, Оберон считал, что несчастная Опал погибла вместе с остальными птицами Малефисенты во время великой битвы. Это для Опал был смелый выбор – явиться вот так к Оберону и рассказать ему о планах Гримхильды и Люсинды, после того как она чудом вырвалась из когтей Гримхильды. Оберон понимал, что значит для Опал предать свою старую хозяйку, но она на протяжении многих лет наблюдала происходившие с Малефисентой перемены и не видела больше в ней ту юную девушку, которую так любила в Малефисенте до того, как та умерла. А теперь, когда её измученная хозяйка освободилась, наконец, от своей боли, Опал перенесла свою верность на ведьму с чистым сердцем. На Цирцею.
Оберон вздохнул, вспоминая о том, какой отчаявшейся выглядела Опал, когда рассказывала ему свою историю. Она уцелела в той битве, но спряталась среди мёртвых воронов и ворон Малефисенты, чтобы посмотреть, не удастся ли ей найти свою хозяйку. Но нашла вместо неё злых сестёр, задумавших поднять её хозяйку из мёртвых и использовать её так, как собирались сделать это ещё тогда, когда она была жива. Вот тут Опал поняла, что должна остановить сестёр, помешать их планам. Многое пришлось вытерпеть и преодолеть бедной птице, пока она добралась до Оберона, а теперь он надеялся, что Опал удастся уцелеть и в новой, только ещё предстоящей битве, чтобы накрепко связать свою историю с историей самой Цирцеи. Оберон надеялся, что все они останутся живы. Но и в противном случае их история останется жить на страницах сборника волшебных сказок – как, собственно говоря, и все другие истории – и станет известна читателям, если те сумеют заглянуть достаточно глубоко в них. Совершенно очевидно, что в этой книге найдётся место и для истории о том, как старая королева Гримхильда поймала в плен бедняжку Опал. И о том, как Белоснежка освободилась, наконец, от своей матери. Или о том, как злые сёстры использовали старинную чёрную злую магию, чтобы вернуть Малефисенту из мёртвых. И истории об отважной юной женщине по имени Тьюлип, сумевшей установить мир между гигантами-циклопами и Повелителями Леса. Все эти истории так или иначе уже существовали – написанные или только ожидающие, когда их напишут. А ещё Оберон гадал, каким станет конец, который выберет и напишет Цирцея для своей собственной истории.
И тут он увидел. Ответ на его вопрос был уже здесь, падал тёмным силуэтом сквозь затянувшие небо облака, стремительно падая к земле. Чёрный дракон летел к своей смерти. Злые сёстры вернули Малефисенту к жизни только для того, чтобы она ещё раз умерла мучительной смертью ради их планов. И Оберон с новой силой понял, какую тяжёлую, смертельную ошибку он допустил, позволив злым сёстрам жить за пределами Мёртвого леса. А ещё он знал, что именно должна сделать Цирцея, чтобы спасти их всех.