— Я пришел просить справедливости, — сказал он. — Полиция не хочет браться, не хотят выполнять работу, за которую мы платим наши налоги. И вот я пришел к вам.
— Что случилось, Фабиано? — спросил я. — Присаживайся, мы поговорим.
— Мою сестру обидела шпана с соседней улицы. Это все Франческо Бевилаква, этот testa di cazzo, и его шпана! Они не дают ей прохода несколько дней, и на этот раз зашли слишком далеко!
— Они изнасиловали ее? — спросил я.
— Madonna, нет! Но они пытались. К счастью Аньезе успела убежать и спрятаться. Мистер Бонпенсьеро, я прошу вас что-нибудь сделать с ними. Помогите нам, весь район страдает от них!
Я знал, о чем они говорят. Этот Франческо был сыном иммигрантов первой волны, единственным. Родители его умерли, и он остался совсем один. Парень не закончил школу, сколотил банду, и стал заниматься мелким грабежом на улицах. Мне на него уже жаловались и, наверное, если бы я взялся за это дело раньше, то смог бы направить их на путь истинный и, возможно, приобщить к нашему делу. Но теперь придется действовать иначе.
Попытка изнасилования — слишком серьезный проступок, совершенно недопустимый для человека чести. Теперь, если я начну вести с ним дела, то на меня начнут коситься, ведь в нашем квартале все знают все обо всех. И получается, что придется его наказать. Не убить, нет, убийство — слишком жестко, но напасть, отметелить, переломать все кости — это да. Короче говоря, это задание не только на лояльность, но и на авторитет.
— Я понял тебя, Фабиано, — кивнул я. — Я займусь этим сегодня же. Ублюдки, которые посягнули на честь твоей сестры не уйдут без наказания.
Съездим сегодня же, разберемся. Я ведь не только деньги с них дою, я еще и за порядком присматриваю. Не думаю, что проблемы будут, но на крайний случай можно было бы привлечь кого-нибудь из людей Джо. Вот сейчас, кстати говоря, помощь Джулиани могла бы пригодиться.
Принимаю квест, киваю НПС.
— Не волнуйся. Можешь идти, завтрашнее утро эти парни встретят в больнице.
— Спасибо, мистер Бомпенсьеро, — низко поклонился хозяин книжного. — Я знал, что о вас говорят неправду, что на самом деле вы — человек чести.
— Что? — поднял я на него взгляд. — А что обо мне такого говорят?
— Ну… Я думал, вы и так об этом знаете…
— Да говори уже прямо, — попросил я. — Кто и что обо мне такого говорит?
— Рассказывают, что вы убили Фредерико, старого барбера. Он, конечно, был сварливым стариком, но люди все равно считают, что он не заслужил такой участи.
— Хорошо, я понял. Можешь идти.
Значит слухи о барбере уже разошлись. Труп полиции все равно не найти, уборщики свое дело знают, а нет тела — нет дела. Правда, заведение теперь стоит пустым. Кстати говоря, не выкупить ли мне еще и его? Площадь там небольшая, так что денег должно хватить, а открыть там… Да хоть что можно открыть, хотя бы и ту же букмекерскую контору…
Дверь снова открылась, и в помещение вошел совсем молодой парень, на вид лет четырнадцати. Он был одет в рабочую куртку с длинными полами, и кепку, которую при входе в помещение, стащил. Да уж, странную одежду раньше шили для детей, по сути такую же, как для взрослых, только размерами меньше.
— Мистер Бонпенсьеро? — спросил парень. — Я пришел поклониться вам от своего отца. Мы переезжаем в ваш район, собираемся открыть здесь аптеку. Отец сказал, что если вам что-то понадобится, то вы всегда можете обратиться к нему. А еще он передал вам вот это.
Он положил на стол конверт. Я заглянул внутрь, там лежали деньги. Немного, четыре пятидесятидолларовые купюры.
— Как тебя зовут, малец? — спросил я.
— Пьетро, — ответил он. — Пьетро Феделе.
— Хорошо, Пьетро, — кивнул я. — Значит, твой отец хочет быть моим другом?
— Это было бы для него высшей честью, — парень поклонился.
— А чего тогда сам не пришел? — прищурился я. — Почему тебя послал?
— Ремонт, мистер Бомпенсьеро, — ответил парень. — Очень много разных дел, за рабочими постоянно глаз, да глаз нужен. Но он готов платить вам долю, знает, как идут дела в этом районе. Так что не беспокойтесь, он очень вас уважает.
— Хорошо, — я кивнул. — Если так, тогда хорошо. Передай своему отцу, что я готов назвать его своим другом. Если у него возникнут какие-нибудь проблемы, пусть обращается ко мне.
— Спасибо, мистер, — кивнул мальчишка. — Тогда я пойду?
— Иди, — кивнул я.
Парень вышел. Я заглянул в пустую чашку. Заказать еще что ли. Мне тут до вечера сидеть все равно. Можно, конечно, перерыв сделать, и нормально пообедать, остальные пускай подождут, не обломаются. С другой стороны, есть вроде бы пока не хочется, так что можно и еще пару человек принять.
Человека, вошедшего в дверь следующим, я хорошо знал. Это был Гастоне Пепе, скупщик краденого, который вел свои дела на районе, и платил мне дань. У него был цветочный магазин, но он был всего лишь прикрытием, на самом деле, продавал и покупал он все, что можно. И иногда даже то, что нельзя.
Причем, изначально Гастоне не хотел платить мне дань, потому что, как и многие здесь, ходил под семьей Тотти. Мне пришлось потратить немало сил и времени на то, чтобы убедить его. Приложить и хитрость, и изворотливость. Но все срослось, и теперь скупщик платил мне столько, сколько не приходило с десятка других бизнесов.
— Нужно поговорить, Томми, — сказал но.
— Хорошо, Гастоне, присаживайся, — кивнул я на стул напротив себя. — Что случилось?
— Это все Давиде. Давиде Леоне. Знаешь его?
— Постовой, — кивнул я. — Я плачу ему за то, чтобы смотрел в сторону. Немного. Что он сделал в этот раз?
— Он потребовал у меня доли, Томми. Понимаешь? Потребовал у меня… Доли.
— Твою мать, — я откинулся на спинке стула.
Я платил почти всем постовым на районе за то, чтобы они не лезли в мой бизнес, а заодно приплачивал еще и их начальству. Пусть поддерживают порядок и отгоняют залетных преступников. Но конкретно Давиде был чуть более в курсе моих дел, потому что и сам жил в этом районе, а не только ходил сюда на дежурства.
И то, что он решил потребовать долю с преступного бизнеса, означало в первую очередь то, что он слишком осмелел. А во-вторых то, что он тем самым подписал себе смертный приговор.
— Что он тебе сказал? — спросил я.
— Чтобы я приготовил для него тысячу долларов сейчас, и потом еще по четыреста долларов каждую неделю, — ответил Гастоне. — Ты понимаешь, я мог бы ему заплатить, и всем было бы проще, но эти условия просто неприемлемы. Даже ты столько с меня не берешь.
Это точно, я брал с него по три сотни в неделю. Для его бизнеса это был не такой большой убыток, а дружба с членом Организации приносила свои плоды.
— А когда я сказал этому сукиному сыну, что уже плачу тебе, знаешь, что он ответил? Что ему нет до этого дела. И ему нет дела до тебя лично. Понимаешь, что это значит, Томми?
— Понимаю, — кивнул я. — Когда он пообещал прийти к тебе в следующий раз?
— Завтра, — ответил скупщик. — И сказал мне приготовить деньги уже к завтрашнему дню.
— Можешь ничего не готовить, — сказал я. — Он не придет. Я разберусь с ним. А теперь — свободен.
Вот так вот, как хочешь, так и понимай. Валить полицейского мне не хотелось совершенно, но прощать такое было нельзя. Никто не имеет право обкладывать данью тех, кто уже платит мне. И ведь придется придумывать что-то, копы очень не любят, когда их коллег убивают.
Но ничего, разрулим. Как будто мне впервой убивать полицейского. Что-то да придумаем.
Я все-таки встал, и вышел из задней комнаты. Попрошу кофе. День мне предстоит длинный, а я уже устал.
Глава 9
К трем часам дня поток людей иссяк. В четыре в дверь комнаты, где я сидел, постучались, и в нее вошли мои подручные. Без лишних слов они положили на стол по конверту.
— Считали? — спросил я.
— Нет, — покачал головой Тони.
Ну и правильно, чего чужие деньги считать. А вот мне надо, потому что эти средства как раз-таки мои.
— Сходите пока за кофе, — сказал я. — Нужно будет кое-куда съездить, сделать пару дел. За них заплачу отдельно не волнуйтесь.
Деньги теперь есть, хоть какие-то. Чертов клуб сосал средства через все щели, я уже начал жалеть, что мы развернулись с таким апломбом, вместо того чтобы открыть что-нибудь более скромное. Но раз уж купили здание, то менять что-то было поздно.
Я взял первый конверт, пересчитал. В нем было четыре с половиной тысячи долларов. Внушительная сумма на самом деле, доля почти со всех легальных бизнесов в моем квартале. Но на самом деле, если учесть, что девять сотен уйдут Генри, сколько-то мне нужно отдать соучастникам, а остальное вывести в реал… Продолжить работу над клубом эти деньги не позволяли.
Во втором конверте денег было больше, восемь тысяч. Но это все равно меньше, чем должно быть. Тони и Альберто к тому времени уже вернулись, уселись за стол, попивая что-то из маленьких кофейных чашечек. До меня донёсся слабый запах коньяка. Видимо, подлили немного по дороге.
— Часовщика не было на месте, босс, — сказал Ал. — Съездить к нему завтра?
— Нет, — покачал я головой. — Он сам пришел занести долю. Да, в следующем месяце к нему можно не ходить, я освободил его от дани. Жена заболела. А почему в твоем конверте так мало денег, Тони?
— Гастоне отказался платить, — ответил он. — Сказал, что сперва ты должен решить его проблему.
Вот ведь хитрый ублюдок, все-таки толкает меня на то, чтобы я расправился с копом. Урод. А я-то думал, что он не привез мне денег, потому что уже отдал их моему подручному.
— Хорошо, — сказал я. — Значит, мы решим его проблему, а в следующем месяце он заплатит больше. Теперь так.
Я отсчитал две с половиной тысячи, положил их в отдельный конверт. Это доля Генри, двадцать процентов со всего моего дохода, о котором он, конечно, знает. Интересно, если Джо приносит ему столько же, да еще он сам получает что-то со своего района, а ветки Лояльности и Авторитета у него точно повыше, то сколько же он зарабатывает?