Но эти воспоминания сейчас, к счастью, не причиняли такой боли, какую могли бы. Сложно всерьез страдать о прошлом, когда в настоящем все хорошо, есть родные, друзья, любимая девушка и интересное занятие. Тем более помнилось все это через какую-то дымку, картины прошлого словно выгорели за минувшие годы.
В результате Аспис переживал куда сильнее сына: он так и не сумел вспомнить женщину, которая родила Келя. Ему не давала покоя мысль, что, если бы он знал, все могло обернуться иначе.
Может, если бы он раньше попытался найти мать Бареса или задумался о какой-то другой родне… Впрочем, до серьезного самобичевания не доходило. Целитель отдавал себе отчет, что «если бы» — плохой аргумент для жизни и для истории.
И даже несмотря на эти неприятные открытия и мысли, белый змей чувствовал себя совершенно счастливым.
Именно сейчас об этом, впрочем, Аспис не думал. Выдалось «окно» между занятиями, и змей тратил это время с пользой, проверяя самостоятельные работы самых маленьких учеников, с которыми он изучал биологическую энергетику. Физическое устройство живого и неживого дети проходили в младшей-школе, а с обретением магии добавляли еще одну точку зрения на эти вещи. Приходилось, правда, повторять многое из пройденного прежде, но это было нормально даже для благополучных детей.
От занятия отвлек короткий быстрый стук в дверь. Дожидаться разрешения визитер не стал.
— Привет. — Аспис удивленно поздоровался с отцом. — Какими судьбами? — все-таки спросил, отчаявшись угадать самостоятельно. Явно ничего страшного или срочного не произошло, слишком Витол спокоен, а зачем еще он мог явиться, белый змей не представлял.
— Поговорить, — пожал тот плечами, подтащил стул к учительскому столу, за которым сидел целитель, устроился на нем вальяжно, немного развалясь. — Что я, с сыном поговорить не могу?
— Что-то случилось? — еще больше озадачился младший змей.
— Это еще почему?
— Потому что это единственный повод нам поговорить. Разве нет? — вопросительно вскинул брови альбинос.
— Попусту болтать не любим, да, — хохотнул гость.
— Ну и? — подбодрил Аспис.
— Расскажи, что было со Свертой, — хмуро попросил Витол.
Белый змей понимающе кивнул: в общих чертах отец эту историю знал и, наверное, сильно переживал происшествие, если только теперь решился выспросить подробности.
Много времени рассказ не занял. Старик не задавал никаких вопросов и лишь угрюмо молчал, все больше хмурясь.
— Да. Не хотел же я ее отпускать… — тяжело вздохнул он, когда после рассказа повисла тишина.
— Так зачем?..
— Ну не запирать же! — развел руками Витол. — Сама рвалась. А я, старый дурак, даже порадовался. Думал, зря волнуюсь, вон как девчонка хорошо себя чувствует, возвращаться не боится. Поработал хорошо, да… Будет мне за самоуверенность.
— Почему она вообще на такое пошла? — спросил Аспис, хотя предположения на этот счет у него имелись.
— Да уж не своим умом догадалась, — проворчал отец. — Это все Белес, старая сволочь. Был бы человеком — небось с Великим Змееловом под ручку ходил бы, та же порода.
Ответ не удивил. Речь шла об одном из тех членов Совета и змеиной делегации, которых арестовали в столице. Под его руководством Сверта училась, Белес был лучшим из оставшихся в живых специалистов по магии времени. Наставник являлся одним из тех, кто имел наибольшее влияние на молодую змею, а значит, мог убедить ее в чем угодно.
— Мразь, — тихо вздохнул Витол. — Не пожалел ведь девочку…
Аспису оставалось только согласно промолчать. Непонятно, на что рассчитывал Белес? Участие в таком преступлении не могло не сказаться на психике Сверты. Даже если оставить за скобками моральную сторону вопроса, полагаться на нее было откровенно глупо. Неужели никого более подходящего не нашлось? Или он просто не поверил заключению Чарита-старшего? Вообще неудивительно — эти двое друг друга недолюбливали еще с тех пор, как вместе преподавали в столичном университете. Аспис толком не знал, с чего начался их конфликт, но прекрасно помнил, что они при каждой встрече обменивались колкими замечаниями.
— За что Белес так тебя не любит? — пользуясь случаем, спросил он.
— За твою мать, — отозвался Витол. — Мы за ней оба ухаживали, но выбрала она меня.
Пару минут помолчали. Аспис не торопил, но все больше недоумевал: вроде бы все выяснили, старик никогда не был сентиментален и вряд ли желал продолжить обсуждение своей покойной пациентки. Да, не самый светлый момент его жизни, но трагедии случались в ней и раньше, и переносил мозгоправ их стойко.
Тогда что его до сих пор здесь держит?
— Я еще про эту твою птицу поговорить хотел. — Старший змей поерзал, устраиваясь поудобнее, сцепил пальцы в замок.
— Птицу? — Брови альбиноса озадаченно приподнялись.
— Да директрису нашу, — поморщился старший.
— Норику. — Аспис медленно кивнул. Разговаривать сразу окончательно расхотелось, но выставлять отца ему наглости не хватило — тот пока слишком прилично себя вел, что было странно.
— Ну да.
— И что ты нового можешь про нее сказать? — спросил, потому что отец умолк. — Я, кажется, ясно выразил свое отношение к этому вопросу.
— Да ясно, ясно, — отмахнулся старик. Окинул задумчивым взглядом классную доску, сел ровнее, оглядел свои руки. — Ты скажи своей птице, чтобы ко мне зашла.
— Зачем? — Аспис совершенно потерял нить разговора.
— Кошмары ей снятся? Спит плохо? — с другой стороны зашел Витол. — Совесть-то беспокоит…
— Какое твое дело? — грубо оборвал целитель.
— Да я не о том! — Старый змей раздосадованно поморщился. — Есть у нее там кое-что по моей части. Поправить бы надо. Она и так не помрет, но само когда еще пройдет, если вообще пройдет. А поправить несложно, по чуть-чуть в несколько приемов.
— Ты хочешь ей помочь? — Аспис в изумлении уставился на отца, решив в первый момент, что ослышался. Но тут же нахмурился, потому что в голову закралась другая, куда более здравая мысль. — Если ты хочешь так до нее добраться, и после этого твоего вмешательства она…
Да не собираюсь я ей мозги сжигать! — недовольно дернул щекой Витол. — Помочь… не то чтобы очень хочу, но помощь ей пригодится.
— Погоди, — осознал целитель наконец то, что можно было понять с самого начала. Только поверить сложно, проще отрицать очевидное. — Ты что, мириться пришел?
— Помочь хочу, — неопределенно пожал плечами отец, продолжая разглядывать доску.
Младшему змею очень захотелось съехидничать, тем более повод такой благодатный, но сдержался. Не стал обострять, настаивать на извинениях, на признании ошибок. То, что отец пришел, было красноречивее всех покаяний, а требовать большего… Не тот характер. Он и сейчас уже переступил через себя, и это дорого ему стоило. Если подумать, Аспис никогда не видел отца таким взволнованным, смятенным и неуверенным. Тот, конечно, не железный и не чужд нормальных чувств, только прятал все это обычно очень глубоко. А сейчас вот волнение прорвалось наружу, и это впечатляло.
Но от вопроса все-таки не удержался:
— И что заставило тебя изменить мнение о Норике?
Тот опять повел плечами и нехотя ответил:
— Ну прошлое не отмоешь, конечно, но… Не врет она. Уж в этом-то я понимаю. Да и на тебя хорошо влияет. Гляди — остепенился, веселый, довольный. С мальчишками она нормально, да и девочки эти ее… забавные.
На несколько секунд повисла тягучая, неловкая тишина. Аспис не затягивал паузу намеренно, он просто боролся с растерянностью и пытался подобрать слова.
— Хорошо, я с ней поговорю, — только и смог сказать в итоге. — Думаю, не откажется.
Витол удовлетворенно кивнул и несколько расслабился. Но опять повисла неловкая тишина: оба мужчины не привыкли обсуждать какие-то личные, семейные вопросы в тоне, отличном от обмена язвительными замечаниями. Кажется, старший змей хотел сказать что-то еще, но так и не подобрал нужных слов, потому что, поднявшись, кивнул на прощанье и двинулся к двери.
Но на пороге все же замер, обернулся, смерил сына немигающим взглядом и тихо сказал:
— Я рад, что у вас с этой птицей все ладится.
— Спасибо. А птица-то почему?
— Так ястреб же. — Витол снова пожал плечами и вышел.
А Аспис с рассеянной улыбкой откинулся на спинку стула, бездумно глядя в окно. На душе было удивительно спокойно и мирно. И, что бы ни случилось в прошлом, жизнь, похоже, только начинается — хорошая, настоящая. Правильная.
Эпилог
Люди и змеи
Все-таки в этих местах очень яркая, бурная, сумасшедшая весна, особенно поначалу. Всего неделю назад завывали лютые, безжалостные метели, а сейчас солнце греет и светит так, что смотреть больно.
Соскучившиеся по хорошей погоде обитатели пойестья, конечно, вовсю пользовались выходным днем, и в парк высыпали почти все. Из тяжелого, мокрого снега ученики вместе с учителями строили большую крепость, кто поменьше — с воплями носились вокруг, швыряясь тяжелыми плотными снежками и от души валяясь в снегу.
Мне вроде бы хотелось принять участие в общей суете, но было неловко. Казалось, мое вмешательство только все испортит и в это веселье я попросту не впишусь. Но чувства обиды и оторванности от окружающих от этого не возникало, потому что в равной степени мне совсем не хотелось шевелиться, было приятно жмуриться на солнце и наблюдать за возней со стороны. И я встала чуть поодаль, облокотилась о перила парадной лестницы, пригляделась внимательней.
Оказалось, не одна я не участвовала в веселье.
На одной из скамеек по ту сторону дороги сидел Витол Чарит, укутанный в теплую куртку, и благодушно наблюдал за молодежью. Сложившиеся у нас взаимоотношения можно было назвать «вооруженным взаимоуважительным нейтралитетом». А если углубляться в подробности, то мне даже нравился этот желчный старик. Умный, острый на язык, когда он перестал видеть во мне смертельного врага, превратился в весьма интересного собеседника. Мы с ним норой пикировались к взаимному удовольствию, чаще всего — на каких-то заседаниях. Пару раз Аспис пытался вмешаться, но потом понял, что такой стиль общения устраивает обоих, и махнул рукой.