– Да, – сказала Антонина, кладя руку на его талию. – Прости меня, дорогой, милый, родной, я не знала, если б я знала, я бы никогда этого не сделала, но все к лучшему; обещаю тебе, что буду здорова через день, любимый мой… Ведь ты больше не сердишься?!
– Хорошо, – прошептал Миша, посмотрев направо.
– Ура! Ведь теперь мы друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья, ведь правда, друзья?
– Да, – сказал Миша, поцеловав руку Антонины и ощутив приятное тепло и запах.
Через какое-то время они шли вперед по улице, которая была бескрайней, как степь, и сияла под солнечным светом, отражая его, как Луна. Кругом цвела великая весна, пронизывающая окружающее, словно несуществующий мировой эфир. Деревья будто приглашали выпить вина, и запахи утраченного снега, сочетаясь с дымом шашлыков и клейким ароматом почек на ветках, составляли единый сложный букет, заставляющий кайфовать обонятельные рецепторы любого индивида.
– Ты посмотри, какая прелесть, какая весна, какой свет! – восклицала Антонина, беря Мишу за руку.
– Замечательно, – говорил Миша. – Но я люблю все. Мне нравится прелесть весны также, как и гнусность осени или непонятность переходных времен.
– Поехали вон из этого мира!.. – кричала Антонина, смеясь, и начинала прыгать и бегать, словно была недавно родившейся девицей.
– Давай сядем в лужи, представив, что это – жидкая среда, – говорил Миша, хлопая себя по бедрам.
– Ура! – кричала Антонина, скача вперед.
– Надо стать всем, – бурчал Миша, смотря в центр тополя. – Надо быть тут или там. Да здравствует наш рай!
– Давай целоваться, поскольку это – лучшее воспоминание, существующее внутри нас! – предлагала Антонина, остановившись.
Она подошла к кирпичной стене, воздев по краям руки; закрыла глаза, словно медитируя или готовясь воспринять высшее, и Миша медленно подошел к ней, как друг или единственный кавалер, будто собираясь пригласить ее на танец или предложить руку; и он обнял ее талию и приник к ней телом, и их одежды соприкоснулись, как встретившиеся любовники; и он губами тронул ее губы, которые раскрылись, словно жаждущая блудного сына родная дверь; и нутро их лиц перемешалось, почти растворяясь в объединении; и гениальное физиологическое равенство, присущее лишь поцелую, в отличие от процессов, связанных с похотью и долгом, придало всему этому действию подлинную детскую невинность и очаровательный запретный восторг!
Он целовал ее то бешено, будто старался вернуть к жизни утопившегося друга, то мягко и неслышно – тихим ласковым прикосновением, как икону; то лениво застыв с ней в некоем статус-кво, словно желая остаться в таком положении навечно, то неумело, как порывистый мальчик, не знающий, что делать с разрешенной ему любовью. Она была податлива и агрессивна, и ее губы то превращались в орган любви, то становились лучшей частью гениального красивого лица. Краем своего взора он видел кирпич стены, и любимое плечо в одежде, и все было слишком реально; а кругом была подлинная весна.
Наконец поцелуй кончился, они счастливо вздохнули, радуясь совершенному поступку, и отступили от стены.
– Дальше, – сказала Антонина, взяла Оно за руку, и они пошли вперед по дороге среди деревьев и домов.
– Послушай, – спросил Миша озабоченно. – А ты не заразишь меня снова «копцом», после этого сладкого поцелуя? Хотя я и не могу им заболеть больше никогда, как сказал Яковлев, я все-таки в это не верю.
– Не знаю, – усмехнулась Антонина. – По-моему, он так не передается. Кроме того, возможно, Яковлев прав.
– Куда мы идем? – спросил Миша. – Мне кажется, прав Щоно.
– Нам нужна бодрость. Ты устал в тюрьме, тебе надо приобрести силы. Мы идем в Комплекс Спорта и Физических Игр!
– Отлично! – воскликнул Оно. – Это что-то новое. Я люблю…
– Ну конечно!!! – закричала Антонина и снова стала прыгать и бегать, как недавно родившаяся девица.
Прошло время; ефрейтор сидел на гауптвахте; Миша и Антонина вошли в дверь Комплекса, и Антонина так грозно взглянула на привратника, наслаждающегося своей профессией, что он отпрянул от этой пары с ужасом атеиста, внезапно увидевшего бога.
Они прошли через холл с какими-то людьми, затем свернули направо и вошли в маленькую желтую дверь, оказавшись в коридоре.
– Мы пойдем в свое помещение, – сказала Антонина, решительно устремившись вперед, к свету. – Там только высокопоставленные существа.
В конце концов они пришли в большую комнату, обшитую светлым деревом, с цветами, шкафами и креслами; и в кресле сидел длинный розовощекий человек с большими губами. Увидев Антонину, он вскочил и устремился к ней, как ночная бабочка на лампочку.
– Здравствуй, милая! – громко воскликнул он, пытаясь обнять Антонину, но потом увидел Мишу и смутился.
– Тсс, – сказала она. – Смотри, это мой мужчина из свободной зоны. Мой парень! Он из тюрьмы, нужно его оздоровить. Что ты предлагаешь?
– Меня зовут Сергей Шульман, – с достоинством представился длинный человек, стукнув голыми пятками друг о друга. – Я тренер.
– Миша Оно, – сказал Миша, поклонившись. – Я вообще.
– Чудно! – обрадовался Шульман.
– Так что ты нам предложишь? – снова спросила Антонина, посмотрев направо.
– Любимый набор. Для начала – партию в «боце-луй», потом – купание в сметане.
– Прекрасно!
– Что это? – спросил Миша, желая сесть.
– Сейчас ты все узнаешь, дружище. Пройдемте!
Сергей Шульман уверенно пошел вперед, вошел в стеклянные двери, и вскоре все они втроем оказались перед длинным бассейном, заполненным водой примерно на уровень живота взрослого человека.
– Вон там находится мужская раздевалка и душ, – сказал Шульман, показывая налево. – Там есть плавки, надевайте их, и я вас жду. Видите людей?
Миша посмотрел и увидел людей, стоящих на краю бассейна.
– Я вижу людей!
– Замечательно! Люди ждут вас, дружище! Сейчас вы все будете играть в «боцелуй».
Миша тут же повернулся «кругом» и пошел в мужскую раздевалку, краешком своего глаза увидев, что Антонина пошла в женскую.
В раздевалке было приятно, там пахло резиной и человеческим коллективом; Миша разделся и стал голым, словно готовился к занятиям любовью, а потом в зеленом шкафу он нашел лиловые плавки и ушел в душ, чтобы вода, низвергающаяся сверху на тело, смыла незримую грязь и усталость и заставила чувствовать себя настоящим профессиональным человеком, который, выйдя отсюда, возьмет черный портфель и отправится к всегда существующим делам. Вода текла по телесной поверхности, напоминая о маленьких водопадах, омывающих серые ровные скалы, или о фонтанах с фигурами золотых мужчин. Миша Оно стоял здесь, представляя все дальнейшее, и не желал выходить наружу. «Я есть душ принимающий!» – подумал он с гордостью и захотел тут же самоубиться, поскольку ничего лучшего он не мог придумать в своей жизни сейчас, чем быть именно здесь, но было очень лень искать способы и пути к остановке этого прекрасного мига; и в конце концов Миша покинул душ.
Он пришел на прежнее место перед бассейном и увидел Антонину, идущую сюда в серебристом сияющем купальнике, слегка прикрывающем ее великолепное загорелое тело. Ее идеальные ноги мягко ступали по кафелю, бедра сотрясались при каждом шаге; соски грудей словно готовы были прорвать сверкающий лифчик, образовав вместе с грудью нечто, напоминающее кукиш; и воображаемая линия, идущая от соска к позвоночнику, наверняка составляла с ним прямой угол. Живот ее был упругим и совершенным, имея на себе прекрасное отверстие пупка, похожее на солнце в зените и абсолютно ясном небе. Брови Антонины были точно стрелы, взгляд как устремленное копье. Ее очень хотелось раздеть, но казалось, что даже голая она не будет истинно Обнаженной – Без Всего, – и хотелось пробуравить ее кожу и плоть и соединиться полностью со всем тем, что есть «женское», чем бы оно ни оказалось.
– Как ты красива, любовь!.. – восхищенно сказал Миша Оно ей.
– О да! – согласилась она, поправив свои пышные рыжие волосы, и подошла к Шульману: – Вперед, мой друг, надо играть в «боцелуй»!
– Боцелуй?!
– Боцелуй!!!
– Я не умею! – крикнул Миша.
– Садись, – сказал Сергей Шульман, показывая на плетеное кресло. – Сейчас я объясню вам правила. Боцелуй – это гениальная игра для привилегированных!
– Я тоже буду слушать, – заявила Антонина, садясь в кресло и вытягивая вперед свои божественные ноги.
– Итак! – ответил Шульман. – Объясняю. Игра происходит вот в этом бассейне, наполненном водой до пояса. Играют две команды, каждая из которых состоит из пяти человек. В двух стенках бассейна, расположенных друг напротив друга, есть две «дырочки» специального размера. Играют «бурдюком» – это особого рода небольшой брусочек из пластмассы. Нужно забить «бурдюк» в «дырочку». Для этого как раз и играют «пупками». «Пупка» – круглая палка с ремнем на конце. Для чего нужен ремень, я сейчас объясню. Как только какой-нибудь игрок забивает «бурдюк» в «дырочку» противоположной команды, он должен немедленно добежать до любого игрока этой команды и ударить его по заднице ремнем своей «пупки». Сделав это, он громко и отчетливо кричит: «Бо-целуй»! Тогда очко засчитывается. Но дело в том, что команда противников может опередить его, и, как только он забросил «бурдюк» в «дырочку», какой-нибудь враждебный игрок может первым ударить любого игрока забросившей «бурдюк» команды (кроме того, кто забросил) по заднице. В этом случае этот игрок кричит «Уа!», и очко не засчитывается. Для того чтобы твердо знать, кто первым ударил, поверхность плавок на заднице каждого игрока мажут специальным составом, и когда ремень пупки касается задницы, то образуется электрическая цепь и зажигается либо лиловая лампочка для одной команды, либо желтая – для другой. Кроме того, необходимо совершенно четко произносить слова «Боцелуй» и «Уа». Для этого все записывается на магнитофон, и в спорных случаях мы всегда имеем доказательство. Если игрок сказал другое слово – очко не засчитывается. У нас был случай, когда один чемпион зоны в ответственный момент крикнул не «боцелуй», а «боцелук». И из-за этого команда проиграла. Его повесили тут же, за бассейном. Но это к слову. Конечно, вы можете спросить: ведь бывает так, что лампочки зажигаются одновременно, то есть в одно и то же время осуществляются удары по задницам как одной команды, так и другой команды. Такая ситуация называется «положением паразызы». В этом случае все члены двух команд встают напротив друг друга по обе стороны бассейна, задницами друг к другу. Потом тренер стреляет вверх из арбалета, и по этому знаку игроки бросаются друг на друга с дикими криками, пытаясь ударить по заднице. Кто первым ударил – тот и выиграл. Понятно? Я сказал. Вопросы.