– Да так, проходимец он… Обманщик! Народ думает, он их детей, жен и мужей на ноги поднимет, но, конечно, никаких чудес он еще не сотворил. Только вот ты поди их пойми, отчаявшихся.
Среди всех этих отчаявшихся Иван сейчас чувствовал себя самым обезумевшим.
– Давай указывай дорогу, – приказал вмиг посерьезневший разбойник.
Он без спросу полез на подводу, и совсем скоро Иван почувствовал упирающееся в спину холодное лезвие.
Что поделать, пришлось ехать.
Так началось противостояние человека и чудовища, в котором не было ясно, кто из них был человеком, а кто чудовищем. Соловей-разбойник, гроза зазевавшихся путников, вдруг стал спасителем для жителей села, в котором Илья сначала был калекой, затем благословленным богами, а после – проклятым из-за чрезмерной гордыни.
Они боролись днями и ночами. Когда сломались их мечи, в ход пошла домашняя утварь, а когда и от той остались лишь щепки да обломки, настало время для крепких мужских кулаков.
Люди боялись подступиться к избе Муромских. Все бросили свои занятия и, дрожа, прятались по домам в ожидании развязки этой нешуточной битвы.
На третий день из дома появился один из противников. Кто именно из них это был, понять было сложно, потому что лицо мужчины скорее напоминало густо сваренную кашу из кожи, крови и костей. Были бы у этого существа губы, он бы сплюнул кровь на зеленую траву, но реальность оказалась более прозаичной, и Соловей – а это был именно он – медленно поковылял обратно в сторону леса.
Теперь, во всяком случае, он знал, что делать: отправиться к отцу, созвать совет и упечь мужлана за решетку, пока тот не успел наломать еще больше дров.
Был ли Соловей зол на попавшегося ему на пути пчеловода за обман? Сейчас уже не сказать. Память притупилась, дурное забылось, как забылось и хорошее, и в голове остался только образ единственного смертного, которого Соловью-разбойнику никогда не одолеть. И на то была воля богов, и то было его личной карой в мире, где он больше не знал, что он должен делать.
Ее муж умирал. Лекари сделали, что могли, но Андромеда чувствовала: дни Персея сочтены. У будущей вдовы не осталось слез, чтобы плакать, как не осталось сил больше смотреть на это бледное лицо.
Ее спаситель умирал. Много лет назад он рискнул собственной жизнью, чтобы спасти ее от морского чудовища, посланного Посейдоном. Тогда она уже успела смириться с неминуемой смертью и мысленно попрощалась с семьей. Отца она, конечно же, простила, хотя в каком-то смысле и думала, что его вообще не за что прощать. Когда в твоих руках столько власти, это делает тебя самым слабым человеком из всех.
Персей появился будто из ниоткуда. Сначала Андромеда даже подумала, что это видение, мираж. Она настолько ослабла, будучи уже много часов прикованной к скале серебряными цепями, что приняла этого высокого юношу за смерть, которая наконец пришла заявить на нее свои права.
В тот момент, когда морское чудовище уже готово было поглотить ее в свое бездонное чрево, Персей отрубил монстру голову мечом, который до этого одолжил у Гермеса. Вся бухта окрасилась зеленой кровью твари, и еще какое-то время ее гигантская туша темнела у поверхности воды, а затем постепенно опустилась на песчаное дно.
Полюбила ли Андромеда Персея из благодарности, сейчас уже трудно сказать. Но там, стоя на коленях у его постели, она была той, кто теряла самого важного человека в своей жизни. Персей не был похож на ее отца, который от страха направил ее на верную смерть, как не был похож на мать, которая тогда не сказала ни слова.
Смысл ее жизни исчезал.
Его губы зашевелились, и Андромеда, как ужаленная, дернулась за кувшином с родниковой водой с плавающими на поверхности цветами. Не сразу стало понятно, что он хочет что-то сказать ей.
Андромеда склонилась над умирающим так низко, что его губы почти касались ее уха. Она сама была уже не так молода, но тяжесть и смрадность дыхания мужа испугали ее еще сильнее.
– Обещаю тебе, – молвила Андромеда, глядя супругу прямо в помутневшие глаза.
Но по лицу Персея стало понятно, что слов ему было недостаточно. И тогда она принесла клятву, которую сама услышала много лет назад, подслушав разговор отца и посланника Посейдона. Клятву, невыполнение которой стоит ей не просто жизни, а всего, что она так любит, и дни ее будут сочтены.
Только тогда морщины на лице мужа разгладились, уголки губ опустились и сжимавшие ее руки опавшими листьями мягко упали на постель.
Андромеда вполне могла не связывать себя подобным обещанием, но тогда ее существование превратилось бы в ад на земле, и она сама каждый день подливала бы масла в свой кипящий котел.
Она не одобряла ложь, которой Персей, как сейчас оказалось, кормил не только своих подданных, но и ее, свою законную супругу. Однако сейчас уже невозможно ничего изменить, и ей оставалось свыкнуться с мыслью, что все ее дальнейшее существование будет подчинено совсем другой цели.
Когда спустя годы двуликий Янус явился и за ней, Андромеда была готова к этой встрече. Она взглянула на испещренное временем и морщинами лицо бога и засмеялась. Ее руки, до этого отчаянно вцепившиеся в книгу в ожидании смерти, теперь свободно лежали на коленях.
– Я не могу дать тебе больше времени, – хриплым голосом сказал Янус, но она и не собиралась молить его о послаблении.
Старец медленно провел ладонью по воздуху перед собой, и пространство, надрезанное, будто ножом, стало протекать в другую реальность, пока постепенно не превратилось в скалистый берег, который Андромеда так сильно мечтала стереть из памяти, но даже годы не смогли сделать воспоминание менее ярким.
В одно мгновение она стояла на берегу и с замиранием сердца глядела на острый пик выступающего над поверхностью воды утеса, а в следующее – уже была там, на месте прошлой себя, прикованной к скале серебряными цепями в ожидании морского чудовища.
То, что она дала клятву, еще не означало, что она сможет ее выполнить. И если уж она что и сможет сделать, так это унести секрет своего возлюбленного в могилу.
Во второй раз умирать было не так страшно, даже несмотря на то, что Андромеда знала: на этот раз Персей не придет и не спасет ее из пасти подводного монстра.
И вот голова чудовища, как и раньше, показалась на поверхности. Отливающая радугой чешуя красиво переливалась на солнце. Когда Андромеда была молода, то оказалась так напугана, что не заметила, какой этот морской змей был прекрасный. Все в нем – от желтых и острых зубов до кончика синего хвоста с красным гребешком – являлось олицетворением красоты и гармонии. Каждое движение гибкого тела напоминало зачаровывающий танец.
Еще чуть-чуть – и смертоносные клыки бы отхватили правую руку Андромеды, но та дернулась влево, и ее ладонь без труда выскользнула из оков. Это тогда тело было ее клеткой, а сейчас ее удерживали разве что собственные мысли.
Змей озлобленно зашипел. Недолго думая, он снова рванул вперед, на сей раз целясь в левую руку, только вот Андромеда и тут опередила чудовище. Когда перед ее лицом сверкнула черная бездна змеиной глотки, Андромеда заметила, что в глубине этого тоннеля виднеется тусклый отсвет надежды.
Совсем как ее собственные дети, когда прыгали с небольших утесов во вскипяченное солнцем море, Андромеда сложила руки «лодочкой» и добровольно нырнула вперед, в неизведанное.
Только вот вместо того, чтобы оказаться в желудке у морского чудовища, она очутилась в незнакомом поселении. На коленях у седой женщины, от которой пахло вишней и луговыми цветами, сидела девочка лет четырех-пяти, не больше. Женщина что-то напевала малышке на непонятном языке и методично проводила пальцами с огрубевшей от лет работы на земле кожей по длинным светлым волосам девочки.
Где-то неподалеку успокаивающе трещал костер. Другие женские голоса сливались в монотонный шепот, в который хотелось укутаться, словно в плед из шерсти тонкорунной овцы.
Внезапно вдалеке раздались крики. Все, как по команде, повскакивали со своих мест и кинулись врассыпную. От идиллической сцены прошлого, как и от потухшего костра, остался один лишь пепел.
Чужаки нагрянули так же неожиданно, как порой в солнечный день землю орошает незваный дождь. Они поджигали шаткие жилища, одним хлестким движением убивали любого подвернувшегося им на пути, будь это старик или ребенок, и на их сальных лицах Андромеда видела экстаз, не сравнимый ни с одним другим земным удовольствием.
Женщина, у которой светловолосая девочка до этого сидела на коленях, утягивала малышку за собой куда-то в сторону леса, где уже скрылись те, кому посчастливилось остаться в живых. Первым порывом Андромеды было кинуться следом, но что-то остановило ее. Пытаясь выровнять дыхание, она встала на пути у одного из нападавших, стараясь разглядеть его лицо. Мужчина, еще мгновение назад что-то кричавший своим товарищам, отчего-то засмущался и поспешил отвернуться, будто из всех живых существ на свете меньше всего мечтал столкнуться именно с Андромедой.
Новая попытка приблизиться к другому мужчине – и тот же результат. Варвары разбегались от Андромеды, будто жуки от света факела в ночи.
– Янус, покажись, – приказала Андромеда, и пузырь этого мира тут же лопнул, оставив после себя тьму и тишину.
На этот раз двуликий явился ей в другой личине: в виде нежного юноши, едва вступающего в пору мужества и расцвета. Золотые кудри падали на широкий лоб, а оливковая кожа так и манила к себе, вызывая желание прикоснуться. Но это был все тот же Янус: бог всех начинаний и завершений.
Надменная усмешка удивительно шла этому проходимцу.
– Разве ты не хочешь увидеть другие сюжеты? – невинно поинтересовался Янус.
– В этом нет необходимости. – Несмотря на внешнюю уверенность, Андромеда чувствовала, как в груди галопом скачет испуганное сердце. – Я знаю разгадку.
Янус зацокал языком.
– Надо же, так быстро? Учти, я не даю поблажек тем, кто по доброй воле не хочет воспользоваться всем отведенным им временем.