– Нет в Датском королевстве подлеца,
Который не был бы отпетым плутом!..
…Побывав еще в нескольких местах, Вересень вернулся домой только к половине девятого. Мандарин встретил его недовольным ворчанием, после чего отправился на подоконник и просидел там минут десять, демонстративно отвернувшись от хозяина и время от времени подрагивая хвостом. Чтобы хоть как-то привлечь внимание дурацкого парня, Вересень достал из пакетика, принесенного накануне капитаном Литовченко, лакомство. И постучал пахнущей рыбой палочкой по столу.
– А вкусняшку? Не?
Мандарин даже не сдвинулся с места и не повернул головы. Только хвост заработал быстрее.
– Ну, у тебя характерец, – пробормотал Вересень. – Давай по-хорошему. Я, между прочим, не гулял. Занимался делом. И потом… Я тебе предупреждал с самого начала. О работе. Бывают дни, когда ее невпроворот. И с этим придется смириться. Эй?
Дурацкий парень больше не вертел хвостом и даже поменял позу: теперь на фоне окна, крыш и предзакатного неба маячил его профиль. Вересню хорошо был виден полуприкрытый глаз Мандарина: не голубой, как обычно, а красноватый, горевший прямо-таки демоническим огнем.
Ну и ну!
Отнеся странную цветовую трансформацию на счет глухо ворочающегося в небе заката, Вересень успокоился и возобновил переговоры:
– Так и будешь дуться? Если будешь – учти: ничего тебе не расскажу. Хотя узнал сегодня много интересного. Оч-чень интересного. Очень.
Тактика, выбранная Вереснем, оказалась правильной. После намека на тайну дурацкий парень оживился, спрыгнул с подоконника и на секунду застал перед Борей.
– Мир? – с надеждой в голосе спросил Вересень.
Мир наступил не сразу, а только после того, как была съедена первая рыбная палочка, а затем и вторая. Расправившись с лакомством, Мандарин по привычке забрался к Вересню на шею и вместе они двинулись в комнату. И застыли перед магнитной доской. Затем Вересень прикрепил к доске две фотографии и отошел на метр, любуясь содеянным.
– Новые фигуранты, – объяснил он Мандарину. – Пока неясно, каким концом они к этому делу. Но, чует мое сердце, – как-то замешаны… А ты что думаешь?
Дурацкий парень издал горлом звук, похожий на «угум-мм», что обычно означало согласие.
Если фотография Марины Даниловой уже прошла боевое крещение самыми разными людьми, то второй снимок появился у Вересня сравнительно недавно, около трех часов назад, после посещения Академического театра им. Комиссаржевской. На нем был изображен брюнет лет тридцати, с открытым лицом, черепом хорошей лепки и выразительной линией подбородка.
На подбородке имелась ямочка, которая смягчала излишне жесткий рот.
Это и был Денис Рупасов, близкий приятель Даниловой, о котором Вересню поведал Макбет-Шейлок Лапоногов. О нем же, судя по всему, упоминала и Перебейносиха из квартиры на Воскова: в ее интерпретации он фигурировал как «Денис».
Имея на руках имя, фамилию и профессию, Вересень довольно легко вычислил Рупасова, оказавшегося штатным актером Комиссаржевки. Второй категории, что предполагало «Обладание необходимыми сценическими данными и мастерством в исполнении различных ролей в спектаклях”. В переводе на общепринятый русский выходило, что Рупасов – актер так себе. Звезд с неба не хватает, в крупных ролях замечен не был – середнячок середнячком. Как и его подруга Данилова, в особо доверительные отношения с коллективом в целом и его отдельными представителями в частности Рупасов не вступал. Общих празднеств сторонился и вообще – вел себя слишком надменно, что не соответствовало ни его способностям, ни месту в театральной иерархии, которое он занимал. После посещения ректората Театральной академии Вересневский багаж знаний о Денисе Рупасове пополнился, хотя и несущественно. Данилова и Рупасов учились на одном курсе, в число особо успешных студентов не входили, более того: за полтора года до выпуска над Рупасовым нависла угроза отчисления. Но, по какой-то причине его не отчислили и он спокойно дожил до диплома. Ходили слухи, что за него замолвил словечко кое-кто из проректоров, но личность таинственного покровителя Вересню установить не удалось.
Самое интересное поджидало Вересня по месту жительства Дениса Рупасова, на Двенадцатой Линии Васильевского острова. Рупасовская квартира по иронии судьбы тоже была коммуналкой. Неизвестный ему Рупасов и неизвестная Данилова смотрелись друг в друга, как в зеркало, их судьбы совпадали – вплоть до собачьей неустроенности в плане жилплощади. Однако, в отличие от Воскова, двери на Двенадцатой Линии ему так никто и не открыл. И Вересень направил стопы к местному участковому, заседавшему через два дома, в территориальном пункте полиции.
Участковый – старший лейтенант с претенциозной для его профессии фамилией Воронцовский-Вяльбе – оказался вислоусым замотанным мужиком хорошо за пятьдесят. Визиту следователя он не особо удивился, но долго не мог взять в толк, чего от него добивается Вересень. Денис Рупасов в поле его зрения никогда не попадал и лично они знакомы не были.
– Тут со своей алкотнёй, наркоманами, с зоны откинувшимися и прочими гавриками в гору взглянуть некогда, – грустно сказал Воронцовский-Вяльбе. – Так что на нормальных людей времени нет вообще.
– Значит, ничего о Денисе Рупасове не знаете?
– Если бы вы меня про кого другого спросили… С двумя отсидками или пятью приводами… Я бы все вам, как на духу выложил, товарищ Вересень. Поведал бы их историю со времен Очаковских. А так – нет. Хотя…
– Что – хотя?
– Что-то брезжит в мозгу. Слыхал я про этого Рупасова.
– Вспоминайте.
Но вспоминать пришлось самому Вересню. О том, что совсем недавно заявил ему Речкалов. При встрече с Мариной Даниловой всплыла тема «нищего актеришки» и старый пень с глазами посоветовал ей обратиться в полицию, если приятель не найдется. Что, если Данилова была здесь? Шансов, конечно, немного, но… Вересень – в который уже раз за сегодняшний день – вытащил фотографию актрисы и положил ее перед участковым.
– А эту девушку не узнаете?
Воронцовский-Вяльбе несколько секунд вглядывался в снимок и даже шевелил губами от усердия, а потом хлопнул себя по лбу.
– Точно! Теперь вспомнил. Заходила ко мне сия девица…
– Когда и по какому поводу?
– Где-то с месяц назад. Хотела заявление оставить о пропаже своего приятеля… Теперь точно вспомнил! Она и имя его назвала. Денис Рупасов. Вот откуда я его знаю.
– Так она оставила заявление? – Вересень снова почувствовал вкус удачи. Он ощутимо отдавал заморским фруктом черимойя. И печеньем с миндальной крошкой.
– Нет.
– Почему? Рупасов нашелся?
– Нашелся.
– Вы в этом уверены?
– Ну, а как? Если бы не нашелся – она бы во второй раз пришла.
– Логично. А почему в первый передумала?
– Ну… Я ей предложил три дня подождать. Со дня исчезновения. Чтобы по правилам…
– Нет таких правил, старший лейтенант, – нахмурился Вересень. – Насчет трех дней. Вы сами знаете. Подать заявление можно и сразу, и участковый обязан принять его в производство. Но некоторые офицеры, чтобы облегчить себе жизнь…
Унылые усы старшего лейтенанта обвисли еще больше.
– У меня такая жизнь, товарищ Вересень, что это заявление уж точно бы ее не осложнило. А насчет пропажи… Пришла девица с заявлением на розыск приятеля, а он, может, пьет где-нибудь в районе Василеостровского рынка. Или по бабам пошел. Такие случаи сплошь и рядом бывают. А, может, она вообще надоела этому Рупасову, и тот сбежал от нее во Владивосток.
– Почему во Владивосток?
– Можно в Калининград. Но паниковать нет никакой необходимости. Ждать надо. Многие из пропавших находятся в течение пары дней. Как выйдут из запоя. Или в больнице очнутся с пробитой головой. Это я и озвучил девушке. И сказал, что если он не появится, то милости просим с заявлением. Оформим в лучшем виде.
– И она не пришла.
– Не пришла. Вот я и решил, что человек отыскался.
– А что она еще говорила? При каких обстоятельствах пропал ее приятель?
– Да лепетала о том, что он не явился в какой-то там клуб, хотя они договаривались. Смешно же, товарищ Вересень?
– Да уж…
– Еще сказала, что видела его накануне за рулем, в красном бээмвэ. А машина не его. У него, Рупасова этого, таких шикарных тачек отродясь не было…
Вересень не поверил ушам. Красный «BMW»-кабриолет вполне подходил под определение «шикарный». Оно включало в себя не только цену машины, но и ее относительную эксклюзивность: Питер – не какое-нибудь Монте-Карло или остров Майорка, климат не тот, так что засилье кабриолетов в городе не наблюдается. «BMW» в истории двух не самых успешных актеров был так же неуместен, как и в озере поблизости от Канельярве, но он всплыл! Причем, без особенных усилий с его, Вересня, стороны.
– С этого места поподробнее, старший лейтенант. Что это была за машина?
– Так бээмвэ же, товарищ Вересень, – Воронцовский-Вяльбе сверлил Вересня глазами, пытаясь угадать, что хочет от него следователь. – Красного цвета.
– Какой бээмвэ? Седан, хэтчбек, джип-паркетник?..
– Нет. Машина с откидным верхом. Э-э…
– Кабриолет?
– Кабриолет, да.
– Может быть, девушка номер запомнила? Или хотя бы часть номера?
– Про номер не сказала ничего. А что, машинка засветилась в каком-то деле? И девица непростая?
– Поживем – увидим.
– Так если девица вдруг объявится… К вам ее препроводить?
– Не думаю, что объявится. Но если вдруг – дайте знать.
Кроме того, Вересень поручил вислоусому лейтенанту наведаться в квартиру Рупасова на Двенадцатой Линии и разузнать побольше о личности актера. И немедленно отзвониться, если всплывут какие-нибудь примечательные подробности.
Выйдя из участкового пункта полиции, Боря вдруг подумал, что с утра ничего не ел, а день, между тем, заканчивается. Очень длинный день, который он провел в разъездах и разговорах с самыми разными людьми. И то, что получилось в результате, требовало немедленного осмысления. Желательно – с чашкой кофе в руках и печеньем с миндальной крошкой. Заморский фрукт черимойя тоже не помешал бы делу, но обнаружить его в меню среднестатистического питерского кафе Вересень даже не надеялся.