— Ладно, я пойду в дом, — сказала Матильда. — Начинаю замерзать.
Васильев постоял еще немного. Посмотрел, как медленным шагом удаляется эта старая женщина, как колышется ее толстая задница…
И вдруг он увидел.
Она была здесь, в двух метрах от него, брошенная в клумбу у стены дома, наполовину скрытая разросшейся индийской гвоздикой. Он присел на корточки.
За свою профессиональную жизнь ему доводилось видеть самые разные гнусности, но то, что он сейчас обнаружил, произвело на него ошеломляющее впечатление. Необычно, подумал он, — он хотел сказать: очень странно… За нее уже взялись муравьи, к пиршеству присоединились черви. Он увидел то, что оставалось от белых впалых глаз, еще держащуюся шейную артерию, обнаженную трахею, спекшуюся кровь, полчища мух. Не разгибаясь, он обернулся и снова нехотя посмотрел на могилу, потом поднялся и вернулся в дом.
— Она там… Голова…
Матильды на террасе уже не было — она вернулась в кухню. Васильев обнаружил ее у разделочного стола: в широком кармане фартука она обеими руками сжимала «люгер» девятого калибра, который только что достала из ящика.
— Возле угла дома, — добавил инспектор.
Матильда сделала знак, что поняла, и без всякого перехода спросила:
— Это все?
— Да. Лучше было бы ее закопать — я имею в виду голову, — или выбросить. Это довольно нездорово, вы привлечете в дом самых разных насекомых.
— Спасибо за совет.
Васильев развернулся к двери.
— И все же нам потребуются ваши показания, — сказал он, прежде чем удалиться. — Не по поводу собаки, а насчет парковки. Этим займутся мои коллеги из Мелёна.
Он вытащил из кармана мятую повестку, которую по прибытии достал из почтового ящика, неуклюже разгладил ее на бедре и протянул Матильде.
— Вы всегда приносите повестки на дом?
— Я подумал, все равно зайду, понимаете…
По виду Матильды было не похоже, что она понимает.
В знак прощания Васильев поднял руку и прибавил:
— До свидания. И спасибо.
— Не за что. Инспектор?..
— Васильев, Рене.
— Васифьев?
— Нет, Васильев, через «л».
Он достал визитную карточку и положил ее на стол из огнеупорного пластика, потом снова махнул рукой и толкнул стеклянную дверь на террасу.
Шагая к калитке, инспектор обернулся и увидел, что Матильда Перрен смотрит, как он удаляется, держа обе руки в обширном кармане своего фартука.
На обратном пути Васильев, сам не зная почему, сосредоточился на этой не имеющей никакого отношения к его расследованию истории с собачьей головой. Наверняка потому, что он мало узнал о присутствии этой женщины на парковке.
Да, видимо, в том и дело, но он был огорчен этим визитом. Почему истории с соседями всегда такие жуткие? Особенно в деревне, как сказала она. Возможно, он не знает — он всегда жил в городе.
Некоторое время Матильда стояла неподвижно. В задумчивости. И смотрела на пустую дорожку.
У ее ног потявкивал щенок. Он был возбужден и взволнован — наверное, чувствовал что-то вроде электрического разряда, какую-то тяжесть в воздухе, в атмосфере.
Матильда думала не о нем, а о его предшественнике с этой головой, которую придурок-инспектор пошел искать возле изгороди, — она не понимала, почему для него это могло быть так важно. Можно подумать, история с собачьей головой важнее, чем двойное убийство на парковке. Очень странно.
Она пообещала себе, что сходит сказать пару слов Лепуатевену, объясниться по-соседски (кстати, при этом она погладила лежащий в кармане «люгер-парабеллум», который послужит для завершения разговора), но не двинулась с места, охваченная неприятным впечатлением от визита полицейского.
Интересно, он приперся сюда ради собачьей головы или ради ее собственной?
Он так странно на нее смотрел! И его настойчивая манера возвращаться к этой истории… Под удивленным взглядом щенка, которого беспокоили ее непрестанные передвижения, Матильда принялась карабкаться на террасу. Она пыталась припомнить все подробности встречи.
Он явился по поводу ее присутствия на парковке, но начал с того, что отправился беседовать с Лепуатевеном, а потом разговор шел только о бедняжке Людо, мир его песьей голове…
Они все что, принимают ее за старую дуру?
Я им покажу, чего я стою! Сходить, что ли, для начала навестить Лепуатевена? Нет. Инспектор опаснее. Лепуатевен никуда не денется, а вот этот…
Она решительным шагом подошла к телефону. По дороге наткнулась на щенка, который вылез из своей корзинки и теперь яростным ударом ноги был отброшен к стеклянной двери. Проходя мимо стола, она подхватила оставшуюся там визитную карточку.
Найти Васильева в Обервилье не составит большого труда.
Мы еще посмотрим, кто кому отрубит голову.
14 сентября 1985 года
Командир никогда не опаздывал. Разве что сегодня. Он надел плащ, добежал до машины. Потому что хоть он и старался не поддаваться, был очень взволнован. Матильда сделалась свободным электроном. Он не захотел выяснять, что это за история с «девушкой из Мессена». Матильда сорвалась с цепи. Стала в высшей степени опасной. Не оставалось ничего иного, кроме как… Когда он подошел к будке, телефон уже звонил. Он снял трубку.
— Я прямо с сегодняшнего дня этим занимаюсь. Проблема вот-вот будет улажена.
Он всего пару секунд оставался у телефона. На самом деле ничего еще не улажено, он только теперь начнет этим заниматься.
Было неразумно слишком надолго задерживаться на этой пустынной деревенской площади. Даже в первые утренние часы. Жители видят, оставаясь невидимыми. Вместе с телевизором это единственное занятие сельских обитателей, на их взгляд гораздо более информативное. Стоит остановиться какому-нибудь автомобилю, и все уже в курсе. Он в последний раз пользуется этой будкой. Надо вернуться к той, которую он использовал лет пять или шесть назад, восстановить практику асимметричных обязательств.
Анри ехал по сельской местности. В машине есть радио, но ему никогда не приходило в голову его слушать. Ему не удавалось сосредоточиться на дороге. Перед его мысленным взором возникали и тут же исчезали картины реальности, как в сновидении. Это убаюкивало, производило некоторый гипнотический эффект. Он не хотел думать о том, что собирается делать.
Он остановился возле будки, набрал номер автоответчика. Оставил короткое сообщение, вышел, сделал несколько шагов, задумался, не закурить ли, но ему уже звонили. Чистый голос. Его зовут господин Бюиссон. В прошлом году, когда Анри прибегал к его услугам, его звали Майер. Разговор продолжался четыре минуты.
Командир снова сел в машину и на сей раз проехал больше тридцати километров, пока ему не встретилась будка, которой он не знал, которой никогда не пользовался, очень уединенная, на углу заводской стены. Никаких торговцев, только прохожие, безымянный перекресток. Он набрал номер, попросил, чтобы ему перезвонили.
Ему пришлось ждать почти час, сперва в автомобиле, потом на тротуаре, он решился закурить, потом принялся ходить туда-сюда и уже начал замерзать, когда телефон наконец зазвонил. Он говорил со своим собеседником по-немецки. Разговор продлился дольше, торговля велась ожесточеннее, объяснения, которые он давал, также были полнее. В конце концов Анри решился принять условия, от которых в иной ситуации отказался бы, но время поджимало.
— Когда вы сможете быть в Тулузе?
Его собеседника звали Дитер Фрай. Он поедет из Фройденштадта. И сможет прибыть через двадцать четыре часа.
Командир наконец повесил трубку. За два часа он потратил больше, чем за весь год, вот так-то. И на сей раз из своего личного бюджета.
Однако не это вызывало его недовольство, а чувство, будто только что закончилась часть его жизни.
Его охватила огромная печаль.
За ночь Матильда дважды вставала. Беспокоилась за собачку, Куки. Никакой причины не было, просто щенку хотелось общаться. В конце концов она пустила его к себе в спальню, и он уснул у нее под боком. Утром он заскулил, и она едва успела подхватить его и добежать до раковины! Так-то, малыш, к счастью, у мамочки пока хорошая реакция, потому что иначе прощай покрывало, да?
Она отнесла песика на кухню, насыпала ему корма и, сидя на террасе в кресле-качалке и глядя, как щенок обследует сад, принялась попивать кофе.
Она долго думала про Лепуатевена. Днем она сходит к соседу и займется им. Не может быть и речи, чтобы после Людо он взялся за Куки. Она уладит эту проблему. Впрочем, к чему ждать вечера — она прекрасно может сходить сейчас, и дело будет сделано.
Матильда поднялась, поставила кружку в раковину и замерла перед блюдцем, где лежала раздавленная недокуренная сигарета. Она вздохнула. Какое безобразие! Плохо, что Анри курит, но если уж травиться, то он мог бы докуривать свои сигареты до конца, вы только посмотрите… Она выбросила окурок в мусорное ведро и вымыла блюдце.
Она бы хотела, чтобы он остался немного подольше, они могли бы пойти в ресторан! Но она рада и тому, что он хотя бы приехал. Я бы предпочла другую причину — ехать в такую даль (из Тулузы!), чтобы высказать мне упреки… Но в глубине души Матильда была довольна. Ему требовались объяснения — он их получил. И не нашелся, что сказать в ответ. В любой профессии случаются непредвиденные ситуации. Анри это прекрасно понял. Ему просто были нужны аргументы на тот случай, если руководство попросит его отчитаться, но это маловероятно. Когда задание доведено до конца, переходят к другому — вот и все.
Но, направившись к лестнице, чтобы подняться в спальню и привести себя в порядок, Матильда остановилась при виде лежащего возле телефона блокнота. И визитной карточки. А она уж и позабыла про него, про этого долговязого придурка! Она взяла карточку. Васильев. Она записала его адрес, который получила, позвонив в справочное: Обервилье, авеню Жана Жореса, 21. Лепуатевен, Васильев… Скучать ей было некогда.
Но если хорошенько поразмыслить, подумала она, поднимаясь в спальню, лучше сначала заняться полицейским — не нравится мне этот тип с его вопросами, с его настойчивостью; рядом с таким противным парнем сразу делается как-то не по себе. А Лепуатевен может подождать до вечера или даже до завтрашнего дня — в любом случае он целыми днями торчит в своем огороде, найти его не слишком трудно.