Вот уже три десятка лет Матильде удавалось выходить сухой из воды, и в том, что она решила отправиться на заслуженный отдых, была определенная логика: она снова исчезнет с радаров, как делала всегда.
— По-прежнему ничего? — спросил Оччипинти.
Они ждали ордер от судьи.
Молодая сотрудница покачала головой. Любой другой грохнул бы кулаком по столу, Оччипинти же отправил себе в пасть горсть фисташек.
Перед ним на столе лежала карточка с описанием примет Матильды Перрен, шестидесяти трех лет, матери семейства, вдовы врача, награжденной медалью, героини Сопротивления… Совсем не тот профиль преступника, который он рассчитывал увидеть, но это все, что у него имелось!
Звонок старика, бывшего префекта, был столь же странным, сколь и неожиданным.
— Говорил бессвязно? — спросил изумленный Оччипинти.
— Да, бессвязно. По меньшей мере. Невозможно понять, кого он имел в виду на самом деле. Похоже, перепутал свою уборщицу с женщиной, которую, как ему кажется, он видел.
— Грузная женщина, которая пришла убить инспектора Васильева? А ваш старикан, случайно, не в маразме?
Сотрудница сочла это соображение неуважительным по отношению к бывшему префекту, но, если честно, комиссар был прав. Только вот за то время, что бригады снова и снова потрошили досье Васильева, а братья Тан и банда Муссауи взаимно укокошивали друг друга, им так и не нашлось, чем поживиться.
Молодая женщина решила нанести визит господину де ла Осрей, но он уже был не в себе. Он не только позабыл о своем звонке в полицию, но и имя Рене Васильев не казалось ему достаточно знакомым; он делал вид, что припоминает, но было понятно, что это не так.
На сей раз молодая сотрудница полиции не спрашивала его мнения. Едва покинув старика, она позвонила в социальную службу — пусть заберут его нынче же вечером. Самое позднее — завтра утром.
Больше всего молодую женщину печалило то, что Мсье позвонил, когда еще был в своем уме. По крайней мере, частично. И был, казалось, уверен в себе.
— Это свойственно для старческой деменции, — прокомментировал комиссар. — Они уверены в том, что говорят, их убежденность должна бы заставить нас сомневаться. Я знаю: моя теща страдала сенильным синдромом. Каждый вечер ей казалось, будто она видит свою сестру, умершую тридцатью годами ранее, а меня принимала за аптекаря, с которым двадцать лет изменяла мужу.
Однако его встревожил тот факт, что данное стариком описание могло совпадать с приметами женщины, которую комиссар допрашивал у нее дома, той, что живет в Мелёне.
— На улицах полным-полно старых и грузных женщин, — заметила молодая сотрудница.
— Постойте, постойте…
Грузная старая женщина в светлом автомобиле — в этом деле есть лишь одна такая, которую комиссар знает. Правда, она не подходит под профиль убийцы, однако это все-таки вызывает беспокойство.
— Милочка моя, теще иногда случалось произносить очень разумные слова, однако чаще всего она несла околесицу, так что ей никто не верил.
Тогда комиссар позвонил следственному судье и попросил выписать судебное поручение.
— Ордер на обыск тоже был бы нелишним, — добавил он.
Пусть даже придется отправиться на место, зато будет с чем работать.
Судья был недоступен, ему оставили сообщение.
Затем около восемнадцати тридцати судья наконец перезвонил: договорились, вам привезут ордер.
И вот в восемнадцать сорок пять полицейский на мотоцикле доставил документ. Группа собралась ехать в Мелён. Оччипинти взял с собой двоих агентов.
— Будем на месте еще до восьми вечера, отлично.
Прежде чем уйти, молодая сотрудница позвонила господину де ла Осрей в надежде, что память к нему вернулась, что он сможет рассказать что-нибудь еще о странном визите «пожилой женщины», но никто не снял трубку.
Она позвонила в социальную службу.
— Да, — ответили ей, — за ним выехали.
Комиссар так и не получит удовольствия арестовать Матильду Перрен.
Слишком поздно.
Когда при обыске он обнаружит ее арсенал, шанс уже будет упущен…
Потому что, когда бригада комиссара покидала здание уголовного розыска, к владению «Ла Кустель» подъехало такси. Шофер издали прокричал:
— Мадам Перрен — это здесь?
Матильда уже была в плаще, рядом с ней стоял огромный чемодан, а также закрытая ивовая корзинка, в которой щенок заскулил было, но испуганно умолк. Матильда взглянула на водителя, который размахивал руками, точно семафор.
А как по-твоему, осел? Ты видишь меня с чемоданом, огромным, как нормандский шкаф, и спрашиваешь, здесь ли это… Она нагнулась к переноске. Куки, малыш, я сильно опасаюсь, что мы попали на самое дурацкое такси департамента… Она выпрямилась и устало махнула рукой: давай заезжай, придурок…
Шофер обрадовался, широко улыбнулся, распахнул ворота, уселся в машину и медленно двинулся по дорожке. Перед крыльцом он сделал широкий разворот, затем остановился и вышел.
— Вот я и думаю — здесь, не здесь?
Экий разговорчивый сангвиник.
— А как по-вашему?
Он посмотрел на пассажирку с чемоданом и собачьей переноской у ног:
— Ха-ха-ха! Да, у меня такое впечатление, что это здесь! Ха-ха-ха! — Он подошел к крыльцу. — Я приехал на пятнадцать минут раньше!
Еще и хвастливый. Он поднялся по ступенькам, подхватил чемодан и, направляясь к машине, спросил:
— Во сколько у вас самолет?
— В девять вечера.
— О-ла-ла, времени у нас предостаточно! В такой час до Орли — раз плюнуть!
Эта его реплика решила дело. Всю вторую половину дня Матильду не оставляла мысль о том, что она так и не сходила побеседовать с Лепуатевеном. Каждый раз, когда Матильда о нем вспоминала, у нее находились другие дела. А потом она и вовсе перестала об этом думать. На самом деле, у нее в запасе четверть часа — полно времени, чтобы уладить проблему.
— Подождите меня, — сказала Матильда, когда шофер взялся за переноску, чтобы поставить ее на заднее сиденье.
— Что это за собака?
— Далматинец! — рявкнула она из кухни, доставая из ящика «смит-вессон».
Таксист нагнулся и через маленькое боковое стекло пригляделся к Куки.
— Я таких еще не видел…
Когда он захлопывал заднюю дверцу, на террасе появилась Матильда с сумкой через плечо. Она заперла стеклянную дверь и, спускаясь по ступенькам, сказала:
— Сейчас отнесу соседу ключи и вернусь.
— Не хотите, чтобы я вас подвез?
— Не стоит.
Матильда внезапно очень приободрилась. Этот сосед вот уже столько времени мозолит ей глаза, она с облегчением задаст ему трепку. Она ему скажет: «Я пришла от имени Людо, вы его помните?» — и влепит ему пулю промеж глаз. Она прикрутила к пистолету глушитель, таксист ничего не услышит. А оружие она выбросит под живую изгородь. В любом случае ей плевать. Найти ее невозможно. Она неуловима.
Когда кто-то наконец решится заняться поисками Матильды Перрен, потребуется чудо, чтобы обнаружить Жаклину Форестье.
А до тех пор я десять раз успею помереть, удовлетворенно подумала она, бодро шагая к калитке.
Водитель крикнул:
— Вы все же сильно-то не задерживайтесь!
Она была на полдороге, когда неожиданно появился сильно побитый «Ами-6».
Мотор ревел, автомобиль на второй скорости задним крылом снес калитку, но после резкого виража выровнялся посреди дорожки. И увеличил скорость, даже миновав третью.
Мсье понадобилось почти два часа, чтобы добраться сюда. Он нашел не все скорости — в частности, ему не попалась четвертая. На выезде из Парижа он потерял правое переднее крыло, когда резко свернул, чтобы не оказаться на платной магистрали. Он хотел ехать по обычному шоссе, он всю дорогу постоянно себе это твердил: ехать по шоссе. Добраться самому. Потому что полиция мне не верит.
Найти Тревьер оказалось непросто. Мсье не хотел никого спрашивать. На самом деле, уверенный, что ему помешают продолжить путь, он вообще не хотел останавливаться. Даже на красный. Даже на знак «стоп». Он наслушался и ругательств, и автомобильных гудков! Пригнувшись к рулю, почти уткнувшись лбом в ветровое стекло, Мсье думал только об одном: добраться до Мелёнской дороги.
Увидев дом под номером 226, он резко свернул, и вот он уже едет по засыпанной гравием дорожке.
Прямо перед ним, парализованная явлением этого ревущего автомобиля, стояла та самая женщина.
Он прекрасно ее узнал. Это она — та, что у него на глазах садилась в машину, та, что приезжала убить Рене и Теви.
Наверное, Матильда успела бы сделать те три шага, которые позволили бы ей увернуться от мчащегося на нее «Ами-6», тем более что водитель не обладал необходимыми рефлексами, чтобы ее преследовать.
А помешало ей лицо Мсье.
Она сразу узнала искаженное одержимостью лицо старика, которого тогда мельком заметила в окне. Ее мгновенного оцепенения хватило — и оно стало роковым.
«Ами-6» ударил ее спереди, с разгона, на скорости пятьдесят километров в час.
Удар ее тела не отбросил — оно легло на капот, и автомобиль пронес его до террасы, в которую и врезался.
Матильда отлетела на стеклянную дверь, однако та даже не треснула. Обе ноги у Матильды уже были перебиты, грудь сильно продавлена, она с невиданной силой грохнулась головой о стекло и рухнула на плитку крыльца.
При виде Мсье, который открыл дверцу, медленно распрямился и с окровавленным лицом, спотыкаясь и пошатываясь, побрел по дорожке, таксист, как громом пораженный, хотел что-то сказать, но уже не понимал, что делать: оказывать помощь пассажирке, которая плавала в крови у стеклянной двери, попытаться остановить уходящего невероятно худого старика, который при каждом шаге едва не терял равновесия, или звонить в полицию. Ничего из этого он не сделал. Шокированный жестокостью и внезапностью произошедшего, таксист опустился на сиденье своего автомобиля, после чего, странное дело, обхватил голову руками и заплакал.
Работники социальной службы действительно приехали за Мсье, но не нашли его: к тому времени он на ревущей машине уже направлялся навстречу своей судьбе.