– Нет, – сказала она. – Проведите меня. Сейчас.
И стражи повиновались.
Тот, что был помоложе, отвел ее на внутренний двор, где Совьон оставила Жениха и ворона. Затем страж передал ее светлобородому слуге, и Совьон последовала за ним – в княжий дом, через западное крыло.
– Побудь тут, – наказал слуга, скользнув в одну из дверей; Совьон осталась ждать в сенях.
Ждать ей пришлось долго. Она успела скинуть плащ и стянуть платок, расположиться на скамье у стены, а потом, когда затекли ноги, измерить шагами расстояние от угла до угла. Затем – утомиться и снова сесть.
Оркки Лис появился, и Совьон удивилась: он выглядел гораздо холенее. Подравненная острая бородка и остриженные волосы, соломенно-пшеничные, в которых серебрилась редкая седина. Зеленый кафтан с коричневыми пуговицами, а на нем – железная скоба в форме медвежьей головы, отсылающая к гербу Мариличей из Черногорода. Если бы не нос, свернутый еще в битве с разбойниками, да глубокие морщины на хмурящемся лице, которое и старым-то не назвать, – может, и не признала бы.
– Надо же, – произнес Оркки, посматривая сверху вниз. А когда Совьон встала, ему пришлось поднять глаза – прищуренные, лисье-карие. – Я ведь и не поверил сначала.
Совьон тряхнула головой, распрямляясь.
– Теперь веришь?
– Да, – ответил чуть погодя. – Верю. Какими судьбами?
Совьон отмахнулась, решив, что на это еще успеет ответить.
– Война войной, Оркки Лис, – усмехнулась она, – а ты будто цветешь. Княжий терем пошел тебе на благо – не то что походные шатры.
– В походах мне только носы ломают да моих друзей убивают. – Помолчал, покатывая фразу на языке: – Ты тоже выглядишь иначе.
Удивительно, если бы он не заметил.
– Как ведьма? – подсказала Совьон.
– Как человек, которого потрепала жизнь.
Совьон расхохоталась.
– Спасибо на добром слове, Лис. Увы, это правда. К тому же…
Он протянул руку, приветственно раскрывая ладонь:
– Полно здесь стоять. Пойдем в покои, поговорим.
Оркки Лис привел ее в небольшую светлую горницу – ставни были нараспашку, и Совьон видела, как снаружи туманно переливалось утро. Оркки предложил ей сесть за стол и сказал служанке принести гостье подкрепиться.
– Ну, – произнес он, опускаясь напротив, – начнем.
Совьон поняла: Оркки был рад ее видеть, хотя и держался чересчур напряженно и собранно. Сама же она ощутимо повеселела.
Оркки Лис рассказывал ей, почему остался в Бычьей Пади. Пошли слухи о войне, и он – человек предприимчивый и умный – оказался полезен Малгожате Марильевне, сестре черногородского князя. Своему князю Оркки Лис писал о злоключениях отряда, – чего и ждали от верного слуги, – и с княжеского же дозволения остался здесь.
– Бодибор Сольявич ушел на войну. Вместе с сыновьями, – мрачно изрек Оркки. – И в Бычьей Пади верховодит княгиня. При ней есть советник, он хорошо разбирается в устройстве города, но совершенно бездарен в том, что касается соседей и союзов.
– Этим занимаешься ты?
– Помогаю. – Стиснул переносицу. – Еще князь Марилич обещал прислать войско. Никому не приходится сомневаться в его честности, но… От Черногорода, как ты помнишь, путь не близкий.
– А дела не слишком хороши, верно?
Оркки Лис стиснул губы. Наклонившись вперед, зашептал:
– Дела – дрянь, Совьон. Двое бычьепадских княжичей мертвы. Князь Хьялма начал войну бодро, да, видать, закончит дурно. Богатые владения не спешат ввязываться в битвы и лишь наблюдают издалека. Стоит чуть-чуть ослабнуть, и они присоединятся к Сармату-змею. Поганцу есть что им предложить. Не то что нам.
Он пожевал губу.
– Одни вот только и вынюхивают, как бы не прогадать момент. Выжидают, когда можно будет нестись к Сармату.
– Ты про…
– Старояр, – бросил Оркки. – Бывала там когда-нибудь? Нет? Город-сладость, город-шкатулка, стоящий у берегов Перламутрового моря. Веселые базары, красные наличники, знамена с юркими лисицами…
– Друзья Сармата-змея.
Оркки покачал головой.
– Старояр слишком хитер, чтобы быть чьим-то другом. Тамошние князья выбрали себе верный символ – я охотно потеснюсь. Да, говорят, Сармат в них души не чаял. Не знаю, как сейчас, Старояр предпочел остаться в стороне, а не спешить к нему на подмогу. Испугались неизвестного дракона? Или, может, надоело откупаться? Какие только сокровища староярцы не везли Сармату! И ты бы знала, как, по слухам, они радовались сожжению Гурат-града – мне тут многое нашептали.
Он потер лоб, как если бы у него резко разболелась голова.
– Ладно, Совьон. Хватит с тебя моих проблем. Сама как?
Она рассказала. Про гаринскую крепость Варов Вал и то, как попала в лагерь Хьялмы и Хортима Горбовича. Как была ранена каменными воинами – и благодаря чему не умерла.
И как она хочет сделать хоть что-нибудь, что поможет извести Сармата-змея.
– Знакомо. – В глазах Оркки Лиса мелькнула такая тоска, что стало горестно.
Потерять названого сына – гораздо тяжелее, чем привязаться к драконьей невесте. Но Оркки не захотел говорить о Лутом – видать, было слишком больно, – а Совьон и не настаивала.
– Та Ёхо ушла воевать, – сообщил он раньше, чем она бы успела спросить о судьбе айхи-высокогорницы. – Едва нога зажила. Сказала, что не может остаться в стороне.
– Еще бы, – пожала плечами Совьон. – Тхигме и Молунцзе. Два существа, на которых зиждется мир в ее племени.
Оркки Лис скривился, и стало понятно: он этот порыв не поддерживал.
– Она женщина. Не смотри на меня так, Совьон. Я не сомневаюсь в ее искусстве лучницы, но ты лучше меня знаешь, как приходится женщинам в мужском лагере. Скажем прямо, непросто. А еще она… – замялся, – оборотница. Из-за этого уже случилась… одна неприятность.
– Кажется, она не спрашивала твоего дозволения.
– Нет.
– И не должна была, – мягко напомнила Совьон. – Даже если вы спали вместе.
– Ты весьма учтива. – Оркки скривился снова.
Совьон не слишком удивилась, узнав, что они не сладили: Та Ёхо очень ценила свободу, а нрав Оркки Лиса никто бы не назвал простым. Она понимала и переживания Оркки, и право Та Ёхо к ним не прислушиваться – поэтому решила больше не вмешиваться.
– Где ты остановилась?
– Боюсь, тебе лучше не знать, – вздохнула Совьон. – Глубоко в Наружном городе.
– Никак бедствуешь, матушка?
Она была вынуждена признать: ей нравился тон их разговора, похожего на тот, что состоялся в прошлый раз. Дружественно-язвительный. Неплохо для людей, которые невзлюбили друг друга с самого Черногорода.
– Похоже, – развела руками, – я не умею обращаться с монетами.
– Еще бы. Вёльхи не слишком жалуют деньги, верно?
– Ну уж нет, Лис. – Совьон вскинула бровь. – Мы не будем говорить о вёльхах. Я не имею права так называться, да и тебе не стоит упоминать их лишний раз. Это к беде.
– Я знаю все суеверия наперечет. – Оркки впервые за утро улыбнулся. – Никогда такого не слышал.
Совьон прищелкнула языком.
– Допустим, – легко согласилась она. – Ты прав. Вёльхи редко берут плату монетами. И я не люблю монеты: считать их, беречь, обменивать, искать, как выгоднее потратить… Сущая мука. Предпочитаю что-то попроще и появнее. Меха. Обереги. Хлеб.
– Ты тоже права, – невпопад отозвался Оркки Лис, прищуриваясь сильнее. – Теперь ты еще больше похожа на ведьму.
Под глазами Совьон лежали лиловые тени. Распущенные, слегка взлохмаченные черные волосы отливали сливовой синевой. Лицо осунулось, углубились складки между губой и носом – Совьон ощутила, как взгляд Оркки скользил по ней, изучая внимательнее прежнего. Она знала, что смотрелась не менее хищно и пугающе, чем раньше.
– Любуешься? – ухмыльнулась Совьон.
Оркки засмеялся, но заговорил про другое.
– Пожалуй, если тебе и стоит вернуться в Наружный город, то только за вещами. – Он огладил бородку. – Для тебя найдется местечко в округе. Переждешь, и мы с тобой потолкуем, что тебе делать дальше.
– Оркки Лис, – протянула она. – Я не спрашиваю, что мне делать дальше. Сама знаю – воевать. Но где я окажусь полезна? Под чьим началом? Вот что ты должен мне подсказать.
– Должен, – передразнил он, неровно усмехаясь. И, опершись о стол, поднялся. – Так и быть, Совьон. Я подумаю. Если не торопишься, оставайся – поешь, попей. А мне нужно идти, и так заболтался. – Слегка поклонился. – Увидимся.
Совьон смахнула тяжелые, упавшие на лоб пряди и кивнула ему в ответ. Улыбнулась светло:
– Хорошо, Оркки Лис.
Когда солнце замрет V
Хортиму казалось: все, что они создавали, рассыпалось, точно фигурка из подсохшего песка.
Натиск Ярхо становился все яростнее, а их положение – бедственней. Их войска слабели, а орудия горели и крошились, и не хватало ни времени, ни золота их залатать. К маю в их лагерях, серпом разбитых от Пустоши до гор, воцарилось угрюмое, настороженное настроение.
Рассеялось первое удивление, вызванное приходом Хьялмы, и вернулось то, что было всегда: страх перед ратью Ярхо. Ее мощь страшила по-прежнему, и Сармат-змей продолжал черпать силы – у тукеров и юго-западных князей. У противников оставались лишь северные дружины да восточная Бычья Падь с союзниками, и все, кто был на стороне Хьялмы, понимали: им нужен новый друг. Достаточно богатый и сильный, чтобы вести войну.
Легко сказать, но сложно сделать. Кто бы из могущественных правителей мог их поддержать? Князь Марилич обещал прислать рати. Мстивой Войлич, даром что отношения с ним были непростыми, решил присмотреться к Хьялме, новой фигуре на княжегорской игральной доске, и отправил несколько кораблей – похоже, он посчитал это меньшим из зол. Хортим искренне надеялся, что они выстоят до прибытия воинов из Черногорода и Волчьей Волыни. А если нет? Что, если помощь придет слишком поздно?
Хортим перекатывал эти мысли в уме денно и нощно. Когда ел и упражнялся с мечом, когда писал письма и шел в бой – нет, у них не было права уступить. Им доверилась Бычья Падь и ее соратник