– В порядке.
Однажды они остановились в избе у охотника, и ночью тот посчитал, что Кригга – плата более лакомая, чем предложенные медяки. Лутый и в лучшие дни не считался великим воином, а теперь ослаб из-за недосыпания и тревог – он тут же треснул охотника кочергой, но если бы тот продолжил посягать на Криггу, Лутый не знал, сумел бы он ее отбить.
Он никогда не видел, чтобы Рацлава так играла: даже первые звуки ее свирели оказались подобными плети, и охотник, поднявшийся, чтобы дать Лутому в ухо, упал как подкошенный. Лицо его покраснело, горло сжалось, точно его перетянули веревкой, а глаза вылупились в пустоту – Рацлава задушила бы его, если бы Лутый не остановил. А он остановил насилу: Рацлава долго не соглашалась прекратить, но еще не хватало, чтобы у охотника оказались приятели в соседней деревне и за ними отправилась вереница мстителей.
Ту ночь они провели под открытым небом. Волки их не съели, медведь не задрал, разбойники не зарезали, и Лутый решил, что они просто невероятные счастливцы. Кригга отделалась испугом – правда, сильным, но им с Рацлавой удалось ее успокоить. Они пообещали, что не дадут ее в обиду (по мнению Лутого, было забавно слышать это от людей, у которых на двоих был один-единственный здоровый глаз). Рацлаве же Лутый перевязал кровоточащие пальцы, и Рацлава сказала, что он сделал это отвратительно и уж лучше она как-нибудь сама.
Лутый взбил волосы: от пота кудри липли ко лбу. Осторожно, рассыпаясь в извинениях, – в толпе было тесно, – он пробирался к воротам. Кригга следовала за ним, а Рацлаву Лутый придерживал за локоть. Ее подвернутая нога так и не зажила до конца, и Рацлава прихрамывала.
– Все хотят в Старояр, – сказала она ему.
– О да. Дескать, если город выдержал один приход Сармата, то и второй выдержит. Всяко безопаснее, чем за крепостными стенами.
– Если б я была Сарматом и обломала зубы о Старояр, то начала бы мстить, сжигая деревни.
– Если он и вправду обломал, – заметил Лутый, увернувшись от чужого коня. Он утянул Рацлаву за собой. – Ты же слышала эти сказки.
– О драконьем рыке, спасшем город? Не знаю, как можно в это верить.
Ворота они миновали совершенно спокойно, их даже не спросили, кто они и откуда идут. Толпа разбрелась, стало посвободнее, и Кригга тоже подхватила Рацлаву под локоть.
– Как все выглядит?
– Удивительно, – призналась Кригга. – Наверное, так можно сказать про каждый город… Не знаю. Я никогда не была в городах. Но пепелища портят вид.
Вместе с Лутым они рассказали Рацлаве, как выглядел Старояр после битвы.
Ряды хорошеньких пряничных домиков – коньки на крышах, резные наличники на окнах – соседствовали с обугленными остовами жилищ. Жадный огонь выкашивал дома скопом, оставляя сажевые следы на тех, что удалось от него защитить. День был безветренный, и над запруженными улочками висели знамена с лисицей. На базарной площади торговали всякой всячиной, а дальше виднелся высокий Божий терем, освещенный полуденным солнцем от маковок куполов до усеянного людьми крыльца.
– Почему там толпа? – полюбопытствовал Лутый.
– Сейчас тяжелые времена. – Кригга пожала плечами. – Беженцы наверняка ищут защиты у богов и благодарят их за то, что они помогли им добраться до города.
– Давайте поблагодарим богов попозже, – скривилась Рацлава и покачала разбухшей лодыжкой.
Лутый согласился, однако решил, что если в Божьем тереме собираются не только беженцы, но и староярцы, он обязательно сюда наведается – узнать последние вести. Но для начала требовалось отыскать ночлег.
Ему казалось, что корчмы должны быть переполнены теми, у кого есть деньги. Оттого он спрашивал в домах сначала на торговой, затем и на ремесленной улице – не захочет ли кто приютить путников за лишнюю монеточку?
– Зачем такие сложности? – возмущалась Рацлава. – Достаточно прийти к княжьему двору и сказать, что мы сбежали от Сармата-змея.
– Стражники примут нас за умалишенных или лгунов, – предположила Кригга.
В их словах была доля правды, но Лутый решил, что лучше не спешить. Сначала он обследует город и выяснит, чем тот живет, да и просто переведет дух, прежде чем пойдет искать встречи с князем Витовичем. Еще ему не хотелось всюду таскать за собой Рацлаву и Криггу – они заслужили отдых. У Рацлавы больная нога, а Кригга шугается от толпы: будет правильнее, если они дождутся его в укромном месте.
Лутый напросился к вдове гончара – Кригга чуть не расплакалась из-за этого. Ее отец, умерший задолго до нынешнего года, был гончаром. Она быстро сдружилась с хозяйкой и выщебетала им ужин.
Им выделили тесную, но опрятную комнатушку. Когда опустились сумерки, стало чудо как хорошо – шелестели далекие голоса, из оконца тянуло вечерней прохладой, запахами свежей листвы и дыма, на котором готовили пищу. Лутый с наслаждением устроился на тюфяке, предвкушая завтрашний день.
Наутро он умылся, соскреб с лица изжелта-русую щетину и оделся в самый благопристойный из своих нарядов. Договорился с хозяйкой, что его сестра и невеста покамест побудут у нее: Лутому всегда было любопытно, кого из них за кого принимали. Пожалуй, думали, что Рацлава – его сестра, а Кригга – невеста (попробуй кого убедить, что он собрался брать в жены слепую). Но Кригга была больше на него похожа.
Лутый нырнул в староярские улицы. Он ловил слухи и сплетни, домыслы и правду, как рыбак – рыбу, упивался ими, лавировал и шел по следу. Он завтракал с рабочими, поднимающими порт из пепла, беседовал с прихожанами в Божьем тереме, зажигая огоньки у алтарей, принадлежащих богам, которых он даже не знал. Лутый подружился с половиной торговцев на базарном ряду, не потратив ни монеты: сокровища он доверил Кригге.
До того дня он даже не осознавал, насколько соскучился по людям. Как ему не хватало их разнообразия в Матерь-горе: молодые, старые, вежливые, грубые, смешные, готовые поделиться с ним новостями и улыбнуться в ответ на его шутку или похвалу. Он с жадностью вступал с ними в беседу. Славная нынче погода, не так ли? Да, пречудесная. Слыхал ли он, что здесь творилось, когда подошли войска Ярхо-предателя? Нет, не слыхал, но с удовольствием послушает. Отчего у него перевязанные глаз и шея? Сармат ожег, зараза такая.
Из всех прибауток и сплетен он выцепил одно, самое главное, показавшееся ему достойной наградой за все его злоключения. На помощь Старояру, помимо прочих, пришли люди князя Марилича из Черногорода, и если Лутый хочет узнать побольше, то лучше ему спрашивать на теремном дворе. А если люди князя Марилича здесь, не окажется ли среди человека, которого Лутый хотел бы увидеть больше всего на свете?
Лутый был уверен: окажется.
Когда он подошел к княжьему терему, уже смеркалось. Его хотели отогнать от ворот, как шелудивого пса, но он улыбнулся стражникам самой лучезарной и мальчишеской из улыбок.
– Добрые господа! Как ваше здоровье? Легка ли нынче служба?
Стражники переглянулись. Один из них усмехнулся в усы.
– Добре. Чего надобно?
– Я ищу человека, слугу князя Марилича, – говорил Лутый бойко. – Его кличут Оркки Лисом. Если он здесь, вы счастливцы: он тоже меня ищет и наверняка отплатит вам за хорошую весть.
Тот же стражник ответил:
– Есть такой человек. – И у Лутого сжалось сердце.
Второй добавил:
– Но этот лис зубаст. Он сидит в дружинной избе и следит, как бы наш князь не обделил Мариличевых людей ни едой, ни оружием. Абы кого он к себе не пустит. Кем ты ему будешь?
– Сыном, – выдохнул Лутый.
От волнения у него затряслись пальцы.
– Подскажите-ка мне, добрые господа, как найти дружинную избу.
Над вересковым полем застыло солнце. Оно стояло высоко, палило нещадно, и казалось, что скорее мир расплавится, чем солнце покатится к западу – день был до невыносимого жаркий.
Хортим утер лоб.
– Чего глядишь, недоносок? Власть почуял? В Гарине остались мои сыновья – старший уже входит в силу, и если хоть волос упадет с моей головы, они знатно с тобой поквитаются! Будь ты умнее, ты бы это понял.
– Будь ты умнее, Путята Радович, – ответил Хортим сухо, – ты бы говорил со мной любезнее.
Путята сплюнул наземь.
Люди Хортима изловили его с дружинниками, когда разгорелся август: большую часть перебили, меньшую – взяли в плен. Гаринский князь, после того как оставил лагерь Хьялмы, не поспешил встречаться с Сарматом с глазу на глаз. Он решил, что поможет дракону иначе – и тем вымолит прощение. Вот уже целую луну воины Путяты разоряли староярские земли, нападали, резали и грабили – когда Старояр готовился к осаде, князь Люташ был не в состоянии защитить далекие деревни.
– Но даже любезности бы тебе не помогли. – Хортим шагнул к Путяте. – Ты изменник, трус и разбойник. Если мне придется встретиться с твоими сыновьями, я им это передам.
Гаринский князь зашипел и дернулся так, что затрещали веревки, но люди Хортима держали крепко – он даже не приподнялся с колен.
– Ты…
– Подумай хорошенько, прежде чем сказать, – посоветовал Хортим, – иначе я вырежу тебе язык. Это не помешает тебе меня слушать.
Путята расхохотался.
– Что за представление, Горбович? Зачем ты выволок меня сюда? – Он кивнул в сторону его дружин. – Я знаю, что ты обречен. Хочешь показать им, что делаешь с теми, кто тоже это знает?
И захохотал еще громче.
– Поглядите, кому вы служите! Князю разоренных земель, который приговорил вас к смерти.
В том, чтобы бить связанного, было мало чести, но Хортим не удержался. Хрустнул нос, и кровь оросила спутанную бороду Путяты.
– Этому тебя научили твои соседи-тукеры? – ухмыльнулся тот. – Это у них принято подло избивать безоружных?
Тукеры испокон веку враждовали с Гурат-градом, но Хортим признавал, что большинство из них – смелые и гордые люди. Глупо было приплетать их сюда.
– Будь у меня меч, ты бы никогда так не сделал, – продолжал Путята желчно. – Кишка тонка.
– Ты разбойник, – напомнил Хортим. – С разбойниками разговор короткий.