На последнем слове Соня шумно выдохнула, качнула еще раз Ясю и неспешно поднялась, поворачиваясь к Кате лицом. Та встала следом, в кармане под пальцами щелкнул диктофон, останавливая запись.
Профессор Соколов был прав – место это странное, мифы до сих пор жили среди людей, тесно сплетаясь с их повседневностью. Взгляд Смоль расфокусировался, мысленно она складывала рассказы Сони в приглядный чарующий текст. Останется сделать пару снимков леса помрачнее да болота – наоборот, светлее и привлекательнее. Чтоб стало понятно, чем очаровывались невесты полоза. Может быть, Катя снова зайдет к Соне, просто чуть позже, когда наверняка проснется и поест малышка. Она прошептала прощание одними губами и пошла обратно к воротам. Мир вокруг все так же щебетал и лаял на все лады, все так же тепло грело солнце. Но волнение холодило кончики пальцев, а когда за спиной послышался настойчивый голос Сони, оно, нагло вгрызаясь в кожу, поползло выше.
– Не ходили бы вы в лес, Кать. В нежить не верите, так змей побойтесь. Теплеет. Ужи просыпаются, а с ними гадюки да полозы.
И было в ее прощающемся взгляде что-то глубоко тоскливое и взрослое. Будто наперед знала: ее советом пренебрегут, люди тянутся к неизвестному, как мотыльки к свету лампы. Немногим удается выбраться целыми. Сколько же обожженных крыльев…
Смоль вынырнула из размышлений, только когда дверь бесшумно закрылась за Сониной спиной. Мотнула головой, фальшиво рассмеялась над собственными опасениями и пустыми предупреждениями селянки. И не спеша двинулась в обратный путь.
Дом Катю встретил одиноким поскрипыванием распахнутых створок окон, она выругалась через плотно стиснутые зубы. Запах в избе стоял тяжелый, все это заметили, но промораживать его столько времени? Нужно было распахнуть окна на полчаса-час, ее же не было дольше.
Заходя в комнату, Катерина убедилась: ничем не пахло. И ничего не грело. Прислонила прохладные пальцы к боку печи и огорченно застонала, отдергивая. Нужно снова топить.
Работа пошла ловко, чирикнула зажигалка, и к поленьям отправился горящий комок газеты. Она шла вымыть руки, когда доска под половиком у стола протяжно скрипнула. Пусто и как-то гулко. Смоль замерла, сделала шаг назад, а затем снова на широкий бордовый половик. Скрип повторился, заставив ее наклониться и отодвинуть ковер в сторону. Под ним оказалась дверца с западающей внутрь железной ручкой и тонким, почти неощутимым стальным засовом. Катя быстро догадалась – погреб.
Люк был тяжелым и массивным, пришлось ухватиться обеими руками и потянуть, зло ворча на женский недостаток мощи. Тот неохотно поддался и открыл темный проход, ведущий узкой деревянной лестницей вниз, в темноту. Ладони трусливо вспотели. Нагнал непрожитый детский страх темных незнакомых пространств.
И внутренний голос так искренне убеждал в опасности, так ярко рисовало ее воображение. Вот Смоль начнет спускаться по ступеням, и там раздастся шорох, а за ним смех. Низкий, истеричный, нечеловеческий. Она не замешкается, сорвется с места и побежит наверх, но руки кошмарного существа уже вцепятся в лодыжки и резко дернут. Это нечто без лица, тела, обосновавшееся в воображении, затянет ее вглубь подвала. Крышка громко захлопнется.
Поддаваясь этому порыву, Смоль шепотом ругнулась, задом попятилась от люка, находя на узкой полке над столом старую керосиновую лампу. Внутри еще бултыхалась жидкость. С четвертой попытки она ее зажгла и вернулась к зияющей темноте. Присела на корточки, опираясь ладонью о пол, заглянула внутрь. Сердце трусливо поджималось к ребрам, готовое ухнуть в желудок при любом шуме. Из темноты проступили высокие стеллажи с банками, на каждую была приклеена неровная бумажка с подписью – широким, сложно разборчивым почерком. Катя решилась и принялась спускаться. Неспешно, прислушиваясь к скрипам и шорохам. И когда на голову, громко мурлыкнув, соскочил кот, честное слово, она почти потеряла сознание. Вскрикнув, разжала руки и приземлилась на задницу, отбив копчик о твердый земляной пол. Животное бессовестно мяукнуло и, виляя пушистыми окороками, с задранным гордо хвостом двинулось вдоль стеллажей. Несмотря на пережитое, вдвоем стало не так страшно, Катя поднялась.
Оставалось радоваться, что лампу она так и сжимала сведенной от ужаса рукой – керосин не вылился, огонь не потух. А открывшаяся картина вдохновляла на мародерство. Весняна была настоящей хозяйкой – старательной и запасливой. На стеллажах высились литровые банки с вареньем, трешки с засолками, половины из которых Смоль не знала даже по названиям. У дальней стены в приподнятых над землей ящиках пахли сыростью морковь, свекла и картошка.
Она разбирала почерк женщины на компотах, когда дверца люка с шумом захлопнулась, оставляя ее в круглом пятнышке света от лампы.
Страх попытался с наскока забраться на плечи, но ноги усатой мордой коснулся кот, и тот нехотя отступил. Спрятался в темном углу, куда не добирался свет лампы. Кровожадно притаился, поджидая момент. А Катя шла и деловито подсчитывала богатства, у которых больше не было хозяина. На месяц хватит, они возьмут куда меньше половины.
В темноте Смоль пробыла совсем недолго – оживленно растирала плесень на бумажке, содержимое которой не могла прочесть. Внутри мутно плескалась белесая жидкость, но ни ягод, ни фруктов там не наблюдалось. Заскребся у лестницы кот, пронзительно мяукнул, глядя на закрытый люк, она лишь вяло отмахнулась:
– Ожидайте, сударь, сейчас я осмотрюсь здесь как следует и выйдем.
Голосить от этого сударь не прекратил. На третьем кошачьем проклятии люк со скрипом открылся. Быстро и резко, чуть не слетел с петель. Не нужно было думать, чтобы понять, кто приложил к нему богатырскую силушку. В темноту просунулась короткостриженая голова Славика, и он бесхитростно улыбнулся:
– Вот те на, а если б я домой не заскочил? Искали бы Катю долго и старательно.
– С чего бы? Люк вверх легко идет, он, конечно, тяжелый, но я бы вытянула.
Тот хмыкнул, повис на руках и, качнувшись, спрыгнул на пол. Тут же выругался и похромал к ней. Вот уж где видано – сила есть, ума не надо. Смоль готова была поклясться, что услышала хруст его коленных чашечек.
– Девочка, тебя кто-то бережно на крючок прикрыл. Подшутить, наверное, вздумал.
– Тут и думать долго не надо кто.
Славик понимающе кивнул, подошел, нагло отодвинул Катю бедром от стеллажа и склонился над исследуемыми трехлитровыми банками. С каждым мгновением его голос все больше проникался нежностью, казалось, он вот-вот растрогается и пустит скупую слезу.
– А это у нас что за радость? Смоль, ты наша спасительница, смотри, настоечки, самогоночка.
Интерес Кати к банкам тут же схлынул, фыркая, она зашагала обратно к солянкам и маринованным грибам, указывая на них с такой гордостью, с которой мать показывает свое сверх меры умное дитя.
– Ты не на те полки смотришь, Слава.
– Обожаю я твою серьезность. Мне же больше достанется.
Он даже не обернулся, с довольным пыхтением подхватил светло-розовую трешку, которую Смоль приняла за вишневый компот, а по пути к люку загреб ее второй рукой в объятия, вжимая носом в широкую грудь. Воздух перекрыло сразу, а парень звонко чмокал ее макушку, заканчивая гнусное дело, которое не завершил на улице ветер. Теперь абсолютно точно на голове у Смоль будет гнездо, с которым расческа справится нескоро. Возмущения звучали гнусаво, но очень искренне. Упираясь в плечи Елизарова, она попыталась оттолкнуть растроганную громаду мышц от себя.
– Вандал! Слава, дышать не могу!
Неизвестно, что произошло бы раньше: отпустил бы ее Вячеслав или она потеряла бы сознание от недостатка кислорода, но наверху зазвучал голос, заставивший парня с блаженным вздохом разжать руку и начать подниматься по лестнице. На них выглядывали два лица. Одно Смоль с радостью б вовек не видела.
– Посмотри, Бестужев, она тебе уже изменяет. Стоило на день из виду упустить.
Саша проигнорировал, смерил Катю задумчивым взглядом и, подождав, пока Славик выскочит из люка, наклонился к ней:
– Погреб нашли? Молодцы. Давай руку.
Глава 6
К концу недели задание, которое казалось Катерине совсем несложным, начало напоминать трудновыполнимый квест. На каждом шагу встречались препятствия. Сначала их пребыванию в Козьих Кочах воспротивилась погода – ветер рвал одежду и метал волосы в глаза. Впервые Смоль позавидовала толстым длинным косам деревенских красавиц – тугие, локон к локону, они не давали ни единого шанса местным ураганам их запутать. Она же потеряла свою четвертую резинку, осталась последняя – Катя бережно носила ее на запястье, на случай, когда та действительно потребуется.
Этот злой, колючий ветер согнал к одинокой деревне все тучи, которые блуждали у Уральских гор. Дождь хлестал немилосердно, лупил крупными каплями по отсыревшей крыше и окнам, мешал спать, думать, работать. Как бы смешно ни звучало, но про зонт не подумала даже Смоль. Ее хлипкий городской дождевик не выдержал противостояния с шиповником, в который упала девушка, не удержавшись на скользкой от грязи дорожке.
Иногда непогода отступала – из-за туч выглядывало холодное, слабо греющее солнце. Но стоило студентам одеться полегче и выйти, прижимая к себе блокноты с заметками, оно трусливо ныряло за тучу, а где-то вдалеке многообещающе грохотал гром. Катя не любила грозы, не любила зловещие вспышки и разрывающий перепонки звук. В одинокой деревянной избе, стоящей на отшибе деревни у густого леса, в голову, как коварные крысы, лезли мысли: вдруг попадет шальная молния? Вдруг уронит ветром крышу? О существовании громоотводов здесь не знали, деревенские просто переносили работу на другую пору, а это время уделяли совместным посиделкам за широким столом или на печи.
Бестужев начал нервничать на третий день простоя – на руках у них были лишь краткие записки Смоль, из которых тему для истории полноценно не вытянуть. Славик бессовестно флиртовал с селянскими девчонками, а работу откладывал на потом, Надя и Павел «тяжело адаптировались». Сейчас они оставались ни с чем. Наличие моровых изб или курганов в такую погоду проверить было невозможно – залило безопасные тропинки на болотах, поднялась стоячая, пропахшая сыростью и гнилью вода. В лес они зайти тоже не решались – дорожки размыло дождем, толстые сосновые кроны не пропускали и без того скудный свет. Первым в непогоду зашагал Бестужев, вернулся лишь через несколько часов, обдавая дождевой водой, сбрасывая с себя прилипшую одежду. Смоль почти поверила, что умерла и заново воскресла, когда подтянутый красавец в одних боксерах нырнул к ней на печь и лениво растянулся на коленях. На диктофоне щелкнула и пошла запись, скрипучий голос старика рассказывал о чудях здешнего болота. А глаза Саши горели от воодушевления.