Непогода связывала селянам руки, но развязывала языки. Под потрескивающие в печи поленья и шорох огня они говорили низкими чарующими голосами. Припоминали детали, рисовали перед воображением настоящие картины. Под рокочущие раскаты грома перед глазами студентов оживали истории из жизни древних. На следующий день под косые струи дождя выбегали трое – рядом с Бестужевым бежал Елизаров, за ними, прячась от ветра, неслась Смоль.
Хохоча во все горло и поскальзываясь, они поднимали брызги дождевой воды из мутных луж, увязали в грязи размытой дороги. Ветер бросал в лицо ледяные капли, над головой белыми молниями разрывался мир, небо расходилось яркими трещинами. А они смеялись, словно сумасшедшие. Опьяненные мощью стихии, восхищенные ребята задорно стучали зубами от пробирающего холода, разбивая покрасневшие костяшки о дверные косяки. И двери открывались. Люди снисходительно и простодушно посмеивались их детскому восторгу, кутали в пледы и усаживали на печь, помогали просушить одежду.
Так Катя и попала в чуть покосившуюся избу Софьи. Эта женщина в Козьих Кочах проживала свой девятый десяток. Седые волосы толстой косой доставали до пояса, широкий нос с горбинкой и бельмо на левом глазу делали ее образ зловещим. Почти колдовским. Но когда та увидела промокшую и абсолютно счастливую Смоль на пороге, широкая теплая улыбка с небольшой щербинкой между передними зубами изменила ее образ, разукрасила.
Старушка распахнула двери, не задумываясь. Угостила самым вкусным в жизни Смоль липовым чаем, а узнав, что именно хотела узнать студентка, хитро затянула ее в собственную работу. Не скрываясь, на столе гордым господином стоял диктофон, бабка Софья, добросовестно выполняя условия их сделки, говорила не спеша, но невероятно складно, упираясь локтями в столешницу и склоняя к нему голову. Было видно, что рассказывать женщине нравилось, в здоровом глазу плясали шаловливые бесята, пока та морщила нос, припоминая детали. А Смоль сидела, глупо открыв рот, сучила восковые свечи и восхищенно выдыхала.
За первые свечки ей стало неловко. Она долго и озадаченно смотрела на толстые, словно бочки, неказистые кусочки с торчащим из воска фитилем. Но Софья с коротким смешком поставила их на противень у окна – к своим, аккуратным и ровным. Застывать. Через пару «бочек» Катя приловчилась, мягкий подтопленный пчелиный воск из миски ложился на натянутый между двумя толстыми дощечками фитиль ровно и гладко. Громко щелкали ножницы, обрезая готовые свечи. И натягивался новый фитиль. Армия свечек у окошка росла, рассказ лился мягким журчанием ручья:
«В древние времена, когда мир был еще молод, а прадеды наших прадедов бегали малыми детьми по этой земле, в местах этих хозяйствовали древние змеиные боги. Тело одного из них и стало Уральскими горами. Был он жаден до богатств и славы, желал преклонения каждого живого существа перед собою. И тогда Великий полоз решил опутать собою всю землю, чтобы мощь его смог увидеть каждый. Однако на пути своем уткнулся в Северный Ледовитый океан и заледенел. Тело его превратилось в горные хребты, мощь его обратилась золотыми жилами, а потомки его научились жить среди людей. Сколько отмерено жизни каждому змеиному королю, мне неведомо, но мать моя видела того самого, что живет и ныне. Странный народ эти короли, но сильный. И настолько глубока его сила, что ни одна из существующих ныне змей не может дать великому полозу потомства. Вот и вынужден он каждый год отправлять сватов к человеческим невестам – заползут змейки за порог и оставят дар – золотое колечко с самоцветами. А возьмет девка по глупости или алчности, обратного пути уже не будет, придется в змеиное царство невестой идти. Ох и много ж молодух перевел у нас царь, плакали они, наряжались в белые сарафаны, шли на погибель. Отчего ж он каждый год новую искал? Может, чахнут под землею и мрут, словно бабочки без света, а может, сына родить не выходит, и он своею дланью их жизнь прекращает? Верно я говорю, странный змей… Что-то чует он в людских сердцах, на что-то опирается. Иной раз встретишь его в лесу или у болот, голову низенько согнешь, а он стоит, молчит, усмехается. Кому-то жилу золотую покажет, расскажет о россыпи драгоценных камней, что найти в подгорье можно. А кто-то из леса уже не воротится, есть у него невеста иль нет, мужчина или женщина. Да, девка, суров змей, но справедлив. А жестокость его страшнее мук ада. Не знает он человеческой боли, не принимает и не понимает, оттого мы ему что игрушки. Покажи гнилое нутро, и он уничтожит, по лоскутку искромсает и с досадой заигравшегося ребенка выкинет».
Смоль спросила тогда, а что будет, если кольцо взять, да потом выбросить? Отказаться от змеева предложения? Бабка засмеялась. Громко, безудержно, как смеются над маленьким наивным дитем, спрашивающим, куда с неба падает солнце.
«Не знает змей отказа, девка. В кольце его великая сила заложена, что вплетается в судьбу крепко-накрепко. Девицы после этого змейками обращаться могут, как же иначе им в мир полоза пробраться? Легенда гласила, что девка, которую полоз выберет среди людей в качестве своей невесты, станет носительницей особых волшебных даров и сможет призывать дождь, уживаться с дикими животными и разбираться в знахарстве. Посмей она ему отказать – станет лампой для голодных слепых душ, стянется к ней вся нечисть в округе. Разве ж выживет? А колечко на следующий год к другой перейдет, сговорчивой да понятливой».
Эта легенда запала Кате в душу. Было в ней что-то глубокое и тоскливое, живое. Когда она сказала ребятам о своем выборе, умиленный Елизаров назвал ее безнадежным романтиком. Когда Саша поддержал и выбрал схожую легенду – о Малахитнице, хозяйке медной горы, Славик назвал его хитрожопым жуком, планирующим играть на чувствах бедной женской половины комиссии. И оказался прав – Смоль поняла это, когда увидела на губах Саши жестокую улыбку победителя. Он выбирал эту тему с холодным расчетом – хладнокровно оценивая шансы на то, насколько взволнует работа комиссию. И вот оно, счастливый бонус, Бестужев положил подбородок на ее плечо, щекоча дыханием пряди волос у уха – их темы схожи. Оба существа из легенд искали близкую душу среди людей, оба принимали человеческий образ. Змея и ящерица – невелика разбежка. Скопировать стиль Смоль будет несложным делом, тем более она не была против. Защита их пойдет на разных кафедрах, увидев различие в легендах, дальше преподавательский состав копать не станет.
Определился с темой и Елизаров – его подкупила мощь великана лешего, а рассказ Сони о ее спасении задал нужный настрой. Ребята прослушали его все вместе в тот же вечер, как Смоль поговорила с девушкой. Она косила карим взглядом на распивающих самогон парней, уставившихся на диктофон, словно удавы на одного кролика. Первым ухватился за идею Елизаров, пообещав надавать пинков каждому, кто пикнет что-то против. И теперь он медленно и методично изводил всю деревню дотошными уточнениями, грубо прерывал любые рассказы о другой нечисти, вытряхивая факты лишь о хозяине лесов. Так быстро загоревшийся, Славик пропадал в чужих избах целыми днями, не утруждал себя просушкой насквозь мокрой обуви. Богатырский иммунитет психанул, махнул сдуревшему карьеристу рукой и сдал позиции. Славик слег.
Гаврилова же с темой никак не могла определиться. Она изводила всю команду нытьем вперемешку с проклятиями – Павел и тот успел услышать про Болотника и тут же его застолбил. Надя хмурила тонкие брови и капризно обвиняла присутствующих в своей несостоятельности – всех хозяев разобрали, а ей оставили жалкие огрызки в виде мелкой нечисти. Павел предложил ей уступить, та отказалась. Все продолжала лелеять надежду, что Бестужев уступит тему, которую ей непременно нужно было взять. Тот свою джентльменскую натуру отрицал и уступать найденный материал категорично отказался. У Смоль Гаврилова не спрашивала, прекрасно зная реакцию, а Славик при любом вздохе о его Лешем сразу крутил фиги и грубо хохотал.
Он и сейчас сидел на Катиной печи, громко шмыгал красным забитым носом и довольно скалился, глядя на снующую взад-вперед одногруппницу.
– Не плачь, Гаврилова, на твою жизнь хозяев тоже хватит, про них просто селяне еще не упоминали, но ты-то их знаешь. Пораскинь мозгами, ты же не для красоты их на лекции носила столько лет.
Частые громкие шаги замерли за печкой. И в отверстие между стеной и трубой на них уставились два зло прищуренных зеленых глаза. Лежанка располагалась высоко, ничего ниже глаз они не видели, но и Смоль, и Елизаров расплылись в блаженных улыбках. Воображение дорисовывало знакомо перекошенное обидой и гневом лицо.
– Ты достал меня, Елизаров. Вот ты где уже у меня. – Голова чуть дернулась, но движение руки они так и не увидели. Оставалось лишь додумывать, в какую часть тела она отправила больного Вячеслава путешествовать. Глаза моргнули и исчезли, пока их владелица обошла печь и замерла у лавки, наблюдая за пригревшейся парочкой уже без препятствий. – Какие еще есть? Царя змей Смоль прикарманила, несметные сокровища Малахитницы – это тема Бестужева, ты по лесному хозяину, Павел по болотному.
Перечисляя, она задумчиво загибала пальцы и притоптывала ногой. Видно было, что плодотворная работа других ее раздражала. Собственные пустые листы так и лежали на потрескавшемся подоконнике нетронутыми. На одном из них рука Елизарова неожиданно детально и талантливо нарисовала огромный член, Гаврилова еще не заметила.
Из сочувствующих Наде был лишь очарованный Павел. Его работа двигалась медленнее других. Он привык покупать уже готовые курсовые, а здесь такой неожиданный поворот судьбы. Катя уже сроднилась с его утренними вопросами за столом: «Я титульный оформил верно?», «Нумерация с третьей страницы?», «Кать, а что нужно во введении?» Смоль была терпелива, разжевывала и объясняла. А когда поняла, что дело это долгое и неблагодарное – протянула собственный черновик, предлагая ознакомиться с примером. Когда к работе попыталась подобраться Гаврилова, Елизаров с садистским удовольствием выхватил ее из рук Павла и потребовал спросить официального допуска к информации у Смоль. Удивительно, но выводить других из зоны комфорта он умел превосходно. Чужой злостью и ненавистью Слава упивался и расцветал, словно барышня, услышавшая приятный комплимент. Еще в их первые встречи Катя назвала его энергетическим кровососом и прекратила реагировать на колючи