— Куда едем? — спросил из темноты надтреснутый голос.
— Прямо. — Стрелок нашарил одно из стремян, взобрался и сел рядом с водителем. Тот повернул рычаг, и неуклюжая машина покатила дальше.
Одноколёску вел крепкий тощий старик в желтом дождевике и тяжелых армейских ботинках. Он то и дело сверкал глазами в сторону Пепла из-под извилистых полей своей бесформенной клепаной панамы. Дед правил машиной без единого звука. В обычной ситуации слингер и сам охотно помолчал бы, но сейчас ему зверски хотелось курить, а у старика мог заваляться табак или махорка.
— Дизель? — Стрелок кивнул на колесо, мирно урчавшее за спиной.
— А? — переспросил дед, не отрывая взгляд от шоссе.
— Испанская работа? — Пепел хлопнул ладонью по дышлу.
Лицо водителя дернулось в легком тике, и под панамой сверкнула его бескровная скупая улыбка:
— Я что, сынок, похож на испанца? — спросил он.
Слингер промолчал.
— Это «Улитка», гибрид, — сказал дед, обращаясь к туманностям и галактикам у себя над головой. — Старинный артефакт. Индейская дворняга.
— На индейца ты тоже не похож, — сказал Пепел.
Старик опять скорчил короткую гримасу.
— Эль-Капитан, — сказал он.
— Ты про гору?
— Про гоночный трек. Сейчас это просто яма. Когда-то давно на этом месте взорвался товарняк со стеклом. Старатели выкопали огромную яму. С пятидесятого в этой яме каждый год проводилась ярмарка. «Индейское лето». Всё там было индейское. Индейские гонки, индейские карусели.
— В Фонтейне?
— В Фонтейне. Это гоночная машина. С тех самых гонок.
Слингер ждал еще каких-то подробностей, но время шло, созвездия перемигивались над головой, а старик молчал.
— Ты старатель? — спросил Пепел наугад.
— Я коллекционер, — сказал дед и снова умолк. Разговор с ним поддерживать было сложно. Стрелок уже хотел замолчать насовсем, но старик вдруг добавил:
— Особо сильный интерес я питаю к мешикам, известным тебе под именем «ацтеков». Меня зовут мистер Кайнс.
— Вот как, — сказал Пепел. — Не будет ли закурить, мистер Кайнс?
Дед уставился на него сверкающими глазами. Потом медленно сунул руку за пазуху и протянул слингеру бронзовый портсигар, изображавший южного божка с откидной челюстью. В ротовой щели маленького тотема выстроился ряд тонких коричневых сигар. Старик вдавил треугольный рычажок — щелк! — и челюсть божка отвисла. Полюбовавшись безделушкой, стрелок вытащил короткую сигару двумя пальцами, сунул ее между зубов и, наконец, закурил.
— Я Пепел, — представился он. Свой род занятий слингер пока решил не разглашать. Он сказал: — Я только что с земли ацтеков. Там, где раньше стоял военный макет.
— «Вудсайд»?
— Точно не помню, — сказал Пепел. — В горах около Денвера.
— Нет там макета, — ответил Кайнс, сверкнув глазами из-под шляпы. — Около Денвера только «Вудсайд», армейский полигон. И там не мешиков земля.
Стрелок неопределенно хмыкнул и поскреб колено.
— Я и сказал, что не помню, — признал он.
— Грибы небось ел. — Старик понимающе хмыкнул.
«Вопрос развивать не стоит», — решил Пепел. С макетом явно было что-то не в порядке. Лишний раз убедиться в этом можно было и без посторонних лиц. С другой стороны, не в порядке был и сам мистер Кайнс. Услышь он о золоте… Вопрос развивать определено не стоило.
— Табак на патроны? — предложил слингер.
— Не нужно. Пневматика, — отозвался дед.
У его локтя на раме покоилось индейское духовое ружье необычной конструкции, весьма неудобное с виду, с метелкой из пожухлых перьев на стволе и матовой морской раковиной в области затвора.
Пепел молчал. Кайнс помедлил и протянул ему портсигар. Стрелок, не особенно церемонясь, переложил часть коротких сигар из жестянки в нагрудный карман. Когда он вернул деду сигаретного божка, зубы у того изрядно поредели.
— Кецалькоатль? — Слингер кивнул на медную физиономию.
Старик впервые приподнял шляпу и осмотрел Пепла, не скрываясь в тени.
— Шочипилли, — сказал он. — Цветочный принц. Бог пейотля.
У старика был выразительный профиль и смуглые, почти орлиные черты. Он походил на военного, — а может быть, на южного проповедника, хотя в прерии внешность часто бывала обманчивой.
— А Кецалькоатль — бог чего? — спросил Пепел.
— Много чего. Бог знаний. Бог змей.
— Бог солнца?
— Это не он. Уицилопочтли бог солнца.
— В яме?
— Что?
— «Солнце в яме». Это тебе о чем-нибудь говорит?
Кайнс проигнорировал вопрос. Он посмотрел вдаль и пошевелил губами.
— А может кто-то назваться богом ацтеков, — спросил Пепел, — Так, чтоб ацтеки ему поверили?
— Это случалось, — ответил Кайнс. Он помолчал и добавил: — И плохо заканчивалось.
— Почему?
— Они будут служить такому богу. Но только он должен будет всё время доказывать, что он бог.
— Доказывать? — спросил Пепел.
— Творить чудеса. Тело служит богу, а бог должен служить людям. Иначе тело казнят. Как Монтекасуму.
Стрелок поскреб щетину.
— Или как Иисуса Христа, — добавил он.
Дед снова пошевелил тонкими губами. Когда Пепел уже решил, что старик обиделся насовсем, и перестал ждать ответа, мистер Кайнс ожил снова.
— Кое-где принято считать, что Кецалькоатль и есть Сын Божий, в понимании ацтеков, — сказал он. — Но дело-то в том, что так может думать только белый. У змеиного бога нет ничего общего со Спасителем.
— А с дьяволом? — спросил Пепел, сам не зная, зачем.
Пришел черед старика удивиться.
— У мешиков нет лукавого, не к ночи он будь помянут, — сказал он. — Это Кортес был уверен, что ацтеки молятся Сатане. А мешики думали, что он сам ест мясо своего бога во время причастия. Для ацтеков это было ужасное святотатство, достойное чернейшего из живых демонов.
Старик хрипло и коротко рассмеялся — будто хворост захрустел под колесом одноколески. Пепел ждал продолжения, но его так и не последовало. Тогда слингер уселся прочнее, поднял высокий ворот и надвинул шляпу так низко, что его костюм превратился в единый, почти непроницаемый для ветра панцирь. Мысли Пепла были в беспорядке с самого начала, но теперь беспорядок только ширился, и он решил оставить сложный разговор как есть.
— Я хочу осмотреть Фонтейн, — сказал Пепел. — Там кто-то живет?
— В мотеле светится, у колеса, — туманно ответил старик.
Пепел кивнул и задремал, покрепче ухватившись за сиденье.
Его разбудил голос Кайнса:
— Фонтейн, штат Колорадо!
Моноциклет стоял в пыли у обочины.
Пепел обнаружил, что проспал часа полтора: вокруг весьма похолодало, а созвездия над головой успели совершить полоборота. Стрелок спрыгнул в мягкий песок и притопнул, разминая затекшие ноги.
— Я вспомнил, чего еще Кецалькоатль бог, — сказал Кайнс из темноты.
— Чего? — спросил Пепел.
— Медяк.
— Что?
— Тот медяк, что ты доставал вместе со спичками. Плата за дорогу. А с меня информация.
Слингер вытащил из кармана последнюю фишку, подышал на нее, да и швырнул ее старику. Тот поймал медяк и убрал его в дождевик.
— И? — спросил Пепел.
— Конец света, — ответил старик. — Кецалькоатль бог конца света.
Мистер Кайнс дернул рычаг, и одноколеска покатила прочь, бурча и разбрасывая пыль в свете фонаря. Пепел остался во мраке, среди шумящих трав и негромко цокающих ночных сверчков. Над головой его яркими россыпями кружились кометы и созвездия.
В такую же звездную ночь он когда-то убежал из фанерной будки, в которой проживал вместе с Джонни, свистнув у отца десять баксов и Кочергу, неприкосновенный рейнджерский револьвер. В такую же звездную ночь он впервые вышел на тесный балкончик своей городской высотки и увидел перед собой панораму озера Мичиган, доки, грязные кварталы с одной стороны и здоровенные жилые циклопические башни — с другой.
В такую же ночь он разыскал поселок своего детства и выяснил, что старый Джонни уже давно умер — его зарезал из-за какой-то женщины какой-то проезжий техасский мясник.
За пару минут глаза слингера привыкли к серебряному звездному свету. Пепел еще раз оглядел ночные окрестности. На фоне бледного восточного горизонта виднелся остов какого-то древнего ярмарочного аттракциона, видимо, фрагмент «чертова колеса», или же «машины Ферриса» — наполовину обвалившийся гигантский каркас в форме полумесяца на двух огромных ходулях. У подножья этой конструкции мерцал разноцветный огонек.
Стрелок втянул носом пряный осенний воздух, замер и сосредоточился на окружавших его звуках. В округе было спокойно — птицы не шумели, собаки не лаяли — даже койоты молчали. Если в Фонтейне и водились опасности, сейчас они наверняка спали крепким сном.
Сначала ему казалось, что до мотеля подать рукой — но Пепел шел и шел, то перебираясь через овраги, то петляя в болотной осоке, то шагая напрямую — и всё без толку. Остов чертова колеса уже висел над головой, а неоновый огонек всё так же дрожал и переливался у его подножия, оставаясь крошечным.
Других огней поблизости видно не было: Фонтейн, судя по всему, был оставлен. Людей в прерии обитало много, но не столько, чтоб волноваться о нехватке жилья. Где наклевывалось стекло-0, хороший урожай или хорошая охота, там неизбежно заводились люди и росли дома. Потом кто-нибудь в новом селении начинал слышать Шум, и сквоттеры испарялись из его округи в одночасье, не считая самых упрямых, вроде Масляного Джека, который пересидел в своем «Еноте» несколько приливов и отливов цивилизации.
Овраги и болота наконец остались позади. Стрелок выбрался на дряхлый панцирь автостоянки, большой квадрат из гудрона, здесь и там проеденный степными травами. Мотель — низкая кирпичная громадина — раскинулся по дальней его границе. Окна мотеля были темны. На его вытянутом фасаде мерцали неоновые трубки:
ГАДЮЧИЙ ДВОР
Комнаты Бар Стоянка Горючее Телефон
МЕСТ НЕТ
Пепел ухмыльнулся. «Гадючий двор» выглядел совершенно нежилым: вся его темная кирпичная кладка осыпалась и была густо затянута плющом, и даже на крыше цвели какие-то растения, — при этом сама вывеска горела в полную газовую силу. Кто-то обновил и зажег ее совсем недавно. А значит, место для слингера здесь было припасено — теперь он точно был уверен в этом. А заодно и в том, что старик Кайнс подвез его досюда не случайно.