Они отчаливают прочь, и чёрные воды смыкаются над яхтой. Фриско впервые понимает, как удачно спасся и отомстил Альваресу.
Он снова отчаянно хочет жить.
Он знает, что сможет разыскать Трикс опять, и снова, и снова. Рано или поздно.
Был уже, видимо, полдень, когда видения отступили, и к Пеплу хотя бы частично начало возвращаться здравомыслие. Он всё еще был в нескольких местах одновременно: сейчас он лежал в каноэ, а в следующий миг как будто парился в ванне, с бутылкой виски в одной руке и Трикси в другой.
Их каноэ скользило под серым небом по черным водам неподвижной горной реки и разрезало их надвое будто острый нож. Масса зелени нависала и слева от них, и справа: зеленая лавина соснового леса, катящаяся вниз по каменным кручам, ниже нее — плющ кудзу, диковинные цветы, деревья и камни, перегруженные зеленью, лоснящиеся от массы зеленых листьев.
Каноэ правил индеец, и это был ацтек, а не семинол. Ацтек был знаком Пеплу, и без кровавых ран на лице. Ревущий Буйвол.
— Если ты Буйвол, — произнес Пепел непослушным языком. — Тогда объясни мне: почему?
— Я согрешил, дон тио Пепел, — ответил индеец. — Это всё я виноват. Сестра не хотела отпускать меня, а я пошел. Я украл у нее ключ, и змеиный бог разгневался на меня. Но это хорошо, что он наказал тебя, а не меня. Ты не можешь умереть, а я могу.
— Да нет же, черт возьми, — проговорил слингер. — Объясни мне, почему. Почему всё вокруг… дьявол побери… так похоже… на Флориду?
Это была правда. Река и раньше была широкой, мутной и неподвижной, будто флоридские глинистые плёсы. Пепел уронил в нее левую руку, и холодная тихая вода ласкала ему пальцы. Она была реальной. Изменившийся лес тоже был реальным: столетние сосны по берегам стали попадаться реже, а лиственные деревья и скалы стояли целиком погребенные под стеной зеленого плюща кудзу. Ядовитых расцветок лилии, цветущие в затонах и запрудах, а также эпифитные цветы на замшелых древесных стволах усиливали сходство с флоридскими джунглями еще более.
«Не хватает только невидимых аллигаторов», — подумал стрелок, опять теряя хрупкую связь с реальностью.
Он впервые нашел ее, когда Трикс поехала в Виннипег, суровой зимой двухтысячного. Он уже не бесправный помощник на итальянской дорожной каторге. Он личный ассистент и телохранитель самого Капо Марио. Лоуренс Майкл Мэй не так давно отбыл из Чикаго прочь, и Джош тоже засобирался в дорогу.
И вот он нашел ее, ценой долгих миль, пройденных по сугробам, ценой слабости, голода и многих обморожений.
Он снова лежит в чугунной ванне с горячей водой, и Трикси обтирает его раны.
— Ты стал сильнее, — говорит она и промокает мокрой теплой губкой его растрескавшиеся губы, плечи.
Джошуа лежит, едва в силах даже пошевелиться. Рядом с лоханью пиликает радио.
— Ты из ацтеков, — говорит он. — Мне сказали, ты из ацтеков.
— Из почтеков.
— Ацтеки помогли мне тебя найти.
— Все мои братья помогут тому, кто назовет мое настоящее имя. Ты справился хорошо.
Он болезненно сглатывает.
— Все эти годы… все мили… меня вела только одна мысль: зачем?
— Ш-ш. — Она прикладывает пальцы к его губам.
— Зачем… если ты хотела, чтоб я пришел, зачем продала меня и Майка в рабство?
— Я не продала вас. — Трикс улыбается. — Я обменяла вас на билет и праздник для меня. Я отдала вас учиться быть сильными. Ты стал сильным — и пришел.
— Что все это значит? И что ты делаешь тут, среди… среди снега? Зачем ты… пряталась внутри этого лося? Внутри канадского лося, Трикс, серьезно?..
— Ритуальное животное. — Губка касается его груди, потом живота. Трикси объясняет: — Лось это мир. Ритуальное жертвоприношение. Мир должен гореть, чтобы согреть меня. Я это жизнь.
— И как? Сработало?
Ее порхающие глаза совсем рядом.
— Ты пришел. — Она больно кусает его обмороженные губы. — Значит, сработало. Поздравляю тебя, Фриско.
— Кто такой Фриско?
— Это ты.
— Меня зовут…
Она прикладывает мокрую губку к его губам.
— Нет, нет, — говорит Трикс. — Не говори это имя. Это был мальчик. Он был слабый. Он умер. Его больше нет.
Она берет с кровати документы и показывает ему.
— Тебя зовут Фриско. Ты наемный стрелок. Ты мой личный охранник.
Он даже немного приходит в себя.
— Вот как? — спрашивает новоиспеченный «Фриско», наемный стрелок. — И что теперь?
— Мы поедем в Чикаго. Там мы освободим тебя от прежних хозяев.
Он не может сказать, какое слово нравится ему меньше: «хозяев» или «прежних».
— И что потом?
— Потом, — говорит Трикси. — Ты поедешь со мной в Нью-Йорк. Я должна закончить учебу.
— На кого ты учишься?
Трикс улыбается аккуратными губками.
— На адвоката.
— Гм. — Фриско извлекает левую руку из воды (правая его всё еще не слушается), шарит по собственной груди и понимает, что одет и лежит в каноэ, а не в лохани.
— Хочу курить, — говорит он индейцу, что правит лодкой. — Ты не видел, где моя сигара?
— Не знаю, дон тио Пепел, — отвечает тот. — Разве ты не попросил меня бросить ее в костер?
— А-а, динамит, — понимающе протягивает Пепел.
— Дону Альваресу не понравится, что случилось с его яхтой, — отвечает семинол.
— Иди к черту, — бурчит слингер себе под нос. — Я снова уснул, я знаю. Мне плевать. Я хочу спать.
Медузы, выброшенные приливной волной, висят на прибрежных деревьях словно странные фонари. Они тускло фосфоресцируют, медленно переливаются всеми цветами радуги, разлагаясь и умирая.
— Как думаешь, они когда-нибудь научатся жить на берегу? — спрашивает Фриско, чтоб чем-то занять себя по дороге к пристани. — В смысле, когда-то же рыбы вышли на берег. Когда-нибудь должен прийти и черед медуз.
— Я слышал о такой медузе, — говорит семинол.
Пепел резко опомнился. Останки видений улетучились из его разума, и он сел, едва не опрокинув каноэ.
— Я знаю, почему всё здесь похоже на Флориду, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд индейца. — Адаптометр. Медуза-аллигатор. Я слышал о таких.
— Тлалок, — отозвался индеец, глядя в мутную воду за бортом. — Малый тлалок. Бог слёз, дождей и туманов идет за нами. Он хочет помешать нам.
— Адаптор, — повторил стрелок, теряя силы.
Он повалился обратно в каноэ и уставился в небо, баюкая опухшую правую ладонь на груди. Ему повезло. Трикси не врала. Яды действовали на него слабее, чем на других.
Но вряд ли индейцу следовало знать об этом.
Как и о медузах, что вышли на сушу, подражая аллигаторам. Адаптор. Ползучий студень, копирующий удобное ему существо.
«Вот откуда шар из хвороста», — подумал стрелок. «И этот переваренный козленок. Всё сходится».
Экотеррористы-семинолы были здесь. Старинные друзья и союзники ацтеков. Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол нарочно искал их помощи?
Могло ли оказаться так, что Ревущий Буйвол вез слингера к ним в каноэ?
Пепел вспомнил еще одну вещь и похолодел.
Тогда, под дождем, студенистый адаптор посмотрел на него. Два ядовитых глаза, зеленых и светящихся. Теперь наверняка они светились где-нибудь под этой мутной водой, и вели каноэ, следовали за лодкой неотрывно. То-то индеец так внимательно смотрел за борт.
Адапторы очень неохотно отпускают свою добычу. У медуз нет привычного зрения. Они метят свою жертву невидимой краской-феромоном и ведут ее, поджидая удобный момент для того, чтобы напасть.
Тварь посмотрела на него и была рядом. Пепел стал ее жертвой.
А его правая рука до сих пор совершенно не годилась для стрельбы.
Второй лагерь тоже был покинут, но по иной причине: судя по старым почерневшим стволам сосен, отсутствию подлеска и даже хвои под ногами — всё здесь выгорело примерно год назад, очень сильно и бесповоротно.
Плавучий дом стоял у берега. Насколько мог видеть Пепел — это была мельница. Провода тянулись из нее к какой-то металлической обугленной коробке на берегу — генератор? Рядом, под сгоревшим навесом, стояло несколько пустых бочек из-под горючего и виднелся зев шахты, уходящей под землю.
— Ты хочешь, чтобы я починил эту штуку? — спросил стрелок. «И потому ты спас меня от змей», — подумал он. Потому Буйвол, видимо, не побоялся спасти его и от прозрачных внутренностей адаптора.
— Нет, — сказал Ревущий Буйвол. — Иди со мной. Я тебе хочу что-то показать.
Он вытащил каноэ на берег, воткнул шест в землю и потащил слингера ко входу в шахту.
— Опять под землю. — Пепел скривился. Блужданий в каменных кишках Храма Знаний ему и без того хватило надолго.
— Это недалеко, — успокоил его индеец. Он шагнул в темноту и снова позвал: — Иди со мной.
Пещера с озерцом была низкой, но Пепел всё равно замер от изумления. Тысячи жуков-светлячков, сидевших на ее потолке и горевших огоньками всех цветов радуги, делали недра этой шахтной развилки похожими на ночь под звездным небом или внутренности детской спальни, освещенной волшебным фонарем.
— Вот, — сказал индеец. Он аккуратно снял одного светлячка, оторвал ему лапы, открутил голову, оборвал крылья и положил угасшее брюшко в рот. Потом очистил еще одно и протянул его слингеру: — Съешь. Это поможет тебе прогнать духов.
«По крайней мере, точно не отрава», — подумал стрелок. Он взял брюшко, положил в рот и прожевал его. Он ждал чего-то неприятного, но светлячок оказался почти совершенно безвкусным, как воск с легким привкусом корицы.
— Я понял, — сказал Пепел. — Это те мотыльки. Ты ел их по дороге из храма. Это они же, только дозревшие, да?
Ревущий Буйвол молча очистил еще одно брюшко и протянул ему. Стрелок взял новый кусочек светлячка двумя пальцами… и вдруг заметил у себя на тыльной стороне ладони призрачное пятно.
— Не пойму. — Он прожевал второе брюшко, сглотнул и потер выступившие линии пальцем. — Что это? Краска- феромон?
— Дон тио Пепел, сними пожалуйста одежду, — попросил индеец.
По всей спине, груди и рукам слингера, под плащом, под рубашкой, проступили диковинные узоры и созвездия, горящие легким серебристым огнем.