Сэр Руперт вздохнул и налил себе второй бокал виски.
— Не знаю как, но он выжил. Сведения достоверные.
Третий мужчина в комнате, лорд Гевин Уокер, зашевелился в кресле у камина. Сложен он был как землекоп: огромный и кряжистый, руки как окорока, рубленые черты. Ежели бы не дорогая одежда и парик, никто бы и не догадался, что перед ними аристократ. Хотя родословная его уходила корнями к норманнам. Уокер залез в карман камзола, вытащил украшенную драгоценными камнями табакерку, выложил на тыльную сторону ладони понюшку табаку и втянул в нос. После короткой паузы прозвучал оглушительный чих, и Гевин приложил к носу платок.
Сэр Руперт поморщился и отвернулся. Что за мерзкая привычка — нюхать табак.
— Не пойму, Джеймс, — заговорил лорд Уокер, — сперва ты утверждаешь, что Иддесли мертв и нам не о чем больше беспокоиться, а потом он внезапно воскресает. Ты уверен, что твои люди занялись именно тем джентльменом, которым следовало?
Хозяин дома откинулся в кресле и воззрился на потолок, будучи уверен, что Джеймс неминуемо вспылит. Темно-коричневые, в мужском вкусе, стены хозяйского кабинета на высоте талии были опоясаны кремовой рейкой, защищающей их от повреждения спинками стульев. На полу лежал толстый черно-алый ковер, бархатные шторы цвета старого золота приглушали проникавший снаружи уличный шум. Стены украшала коллекция ботанических гравюр. Сэр Руперт начал ее с «Chrysanthemum parthenium», хризантемы девичьей, найденной в какой-то книжной лавке около тридцати лет назад. Не самый лучший оттиск. В углу пятно от воды, латинское название растения смазано, но сама композиция очень милая, и сэр Руперт купил этот лист не раздумывая, хотя в то время сей поступок означал, что придется целый месяц обходиться без привычного чая. Гравюра эта висела между двумя другими, более дорогими. «Morus nigra», шелковицей, и более изящным «Cynara cardunculus». Артишоком испанским.
Жена, дети и слуги не смели входить в кабинет, кроме как в чрезвычайных случаях. Оттого сэра Руперта еще больше раздражало, что приходится впускать в свое убежище Джеймса с лордом Уокером и разбираться тут с их делами.
— Уверен? К-к-конечно, я уверен. — Джеймс повернулся и швырнул в Гевина чем-то, что блеснуло в воздухе. — Они принесли мне вот это.
Обычно медлительный и неповоротливый, лорд Уокер, когда хотел, мог двигаться весьма шустро. Он схватил брошенный Джеймсом предмет и внимательно его рассмотрел. Брови лорда взлетели.
— Да это же перстень с печаткой Иддесли!
У сэра Руперта волосы на затылке встали дыбом.
— Проклятье, Джеймс! Какого черта ты таскаешь его с собой? — Он определенно связался с опасными идиотами.
— Ну и ч-ч-что? Чего бы и не т-т-таскать, коли Иддесли м-м-мертв. — Джеймс выглядел обиженным.
— Разве что больше он не мертв, верно? Благодаря твоим ни на что не годным людишкам. — Сэр Руперт подкрепился благотворным глотком виски. — Отдай кольцо мне. Я от него избавлюсь.
— П-п-послушайте…
— Он прав, — прервал Джеймса Уокер. — Не нужна нам такая улика. — С этими словами он пересек комнату и положил кольцо на стол перед сэром Рупертом.
Тот уставился на перстень. Золото от времени поистерлось, и герб Иддесли еле проступал. Сколько же поколений аристократов носило это кольцо? Сэр Руперт накрыл его ладонью и как бы невзначай препроводил в кармашек жилета.
После чего незаметно потер под столом правую ногу. Его батюшка был уважаемым купцом в деловых кругах города. И еще мальчишкой сэр Руперт работал на огромном отцовском складе, таская тюки с зерном и тяжелые клети с товаром. Он не помнил тот несчастный случай, в результате которого повредил ногу, по крайней мере, не отчетливо. Только вонь обвалянной в соли трески, высыпавшейся из разбитой бочки. И боль от раздробленной кости. Даже теперь при запахе соленой рыбы его выворачивало наизнанку.
Сэр Руперт взглянул на собеседников и подумал, что кто-кто, а уж эти-то вряд ли за всю свою жизнь хоть пальцем о палец ударили.
— Да что вы знаете? — тем временем возмущался Джеймс, стоя лицом к лицу с великаном Уокером. — Вы вот до сих пор не сделали ничего, чтобы внести свою лепту. Это я был секундантом Пеллера.
— Ну и дурак. Нечего было подбивать Пеллера на убийство Итана Иддесли. Я ведь отговаривал. — Уокер вновь воспользовался табакеркой.
Казалось, Джеймс сейчас заплачет.
— Вы н-н-не отговаривали!
Великан невозмутимо отмерял на руке понюшку, словно совершал некий ритуал.
— Отговаривал. Всегда считал, что нам стоит действовать более скрытно.
— Разве не вы полностью одобрили наш замысел, как только о нем услышали? Будь прокляты ваши бесстыжие глаза!
— Нет. — Гевин чихнул. Затем не спеша покачал головой, снова вытаскивая из кармана платок. — Считал, что это дурь. Жаль, что ты меня не послушал.
— Вы! Чертов осел! — набросился Джеймс на Уокера.
Тот отступил в сторону, и Джеймс комично пролетел мимо. Лицо его побагровело, и он снова повернулся к Гевину.
— Господа! — Сэр Руперт постучал тростью по столу, привлекая внимание. — Пожалуйста. Мы уклоняемся от темы. Что нам делать с Иддесли?
— Так сведения, что он жив, точны? — настаивал лорд Уокер. Этот человек действовал медленно, но упорно.
— Да. — Сэр Руперт продолжал разминать больную ногу. После совещания придется устроить ее повыше, и все равно до вечера будет ныть. — Он в Мейден-Хилле, деревеньке в графстве Кент.
— Как вы узнали? — помрачнел Джеймс.
— Неважно. — Сэр Руперт не желал заострять на этом внимание. — Главное, что Иддесли вполне дееспособен, чтобы послать за своим камердинером. И несомненно вернется в Лондон, как только позволит здоровье. А мы все знаем, что за сим последует.
Джеймс столь яростно скреб в голове, что, должно быть, до крови расцарапал кожу под белокурыми волосами. Сэр Руперт отвернулся от него и посмотрел на лорда Уокера, задумчиво сверлившего его взглядом.
Именно великан первым пришел к очевидному заключению:
— Значит, придется расстараться, чтобы он не вернулся.
Глава 4
«Порой мне кажется, что я вас знаю».
Эти слова словно клеймом отпечатались в мозгу Саймона. Такие простые. Искренние. Слова, заставившие его перепугаться до смерти. Саймон поерзал в кресле. Отдыхая, виконт сидел в своей комнате перед небольшой жаровней на решетке и раздумывал, куда подевалась мисс Крэддок-Хейз. За завтраком ее не было, а капитан отделывался — когда вообще снисходил до разговора — односложными ответами. Да чтоб ей провалиться! Разве леди невдомек, что подобное простодушие смущает до неловкости? Разве не полагается ей перед джентльменом хлопать ресницами и лепетать всякие бессмысленности? Флиртовать, подшучивать и всегда — всегда! — скрывать свои истинные мысли? И уж точно не произносить вслух слов, которые имеют свойство рвать душу джентльмена на части.
«Порой мне кажется, что я вас знаю».
А если бы она и вправду могла его знать? Мысль просто ужасающая. Все последние месяцы он провел в безжалостной охоте за убийцами Итана. Разыскивал их, одного за другим, вызывал на дуэль и приканчивал, пронзая шпагой. Поняла бы его ангел такого человека? Да она бы сжалась от ужаса, узнай его по-настоящему, отступила бы и бросилась прочь, крича во весь голос.
Боже, пусть ей не доведется и в самом деле заглянуть ему в душу.
До него стало доходить, что внизу поднялась какая-то суматоха. Послышались громоподобный голос капитана Крэддок-Хейза, высокие ноты миссис Броуди и заглушаемое ими вечное ворчание этого странного слуги, Хеджа. Саймон с трудом поднялся с кресла и, прихрамывая, потащился к лестнице. Он таки поплатился за свою вчерашнюю вылазку в зимний сад в погоне за ангелом. Ночью от того, что Саймон слишком рано пустил их в ход, мускулы спины взбунтовались, и их свело. В результате, теперь он двигался как старик — причем хорошенько отделанный дубинками да еще и порезанный ножом.
На подходе к первому этажу Саймон стал различать слова.
— …карета в половину китобойного судна. Бахвальство это, вот что, чистое бахвальство.
Баритон капитана.
— Как вы считаете, сэр, они ведь захотят чаю? Пожалуй, стоит посмотреть, как там мои лепешки. Хорошо, что я их столько напекла — на всех хватит.
А это миссис Броуди.
И наконец:
— …спина, бедная моя спина. Четыре жеребца, да к тому же чисто дьяволы. А я ведь не молодею. Запросто меня прикончат, ужо как пить дать. И кого это волнует? Да никого. Лишняя пара рук — и все, вот кто я для них.
Хедж, во всей своей красе.
Спускаясь по лестнице и идя к передней, где все собрались, Саймон улыбался. Забавно, как легко ритм и тон этого дома запали ему в душу.
— Добрый день, капитан, — поздоровался он. — Что тут за суета?
— Суета? Ха. Громадная карета. Удивительно, как она вообще смогла свернуть на подъездную дорогу. Понятия не имею, зачем кому-то понадобился такой гроб. Вот когда я был молодым…
Но недовольство капитана сразу же отступило на задний план, как только Саймон увидел в проеме двери карету. Свою собственную дорожную карету, — не сойти ему с этого места, — с золоченым гербом Иддесли на дверях. Но вместо Генри, его камердинера, в коем качестве тот пребывал вот уже пять лет, из кареты, сложившись почти вдвое, чтобы пролезть в дверцу, выбирался другой человек, помоложе. Но все-таки вполне взрослый, чтобы остановиться в росте — и слава богу, иначе бы, в конце концов, он превратился в великана. Однако плоть его еще не достаточно наросла на том впечатляющем остове, который создал Господь. Потому руки у него были огромны и костлявы, стопы — как у щенка, то есть чересчур большие для тощих голеней, а плечи — широкие, но худые.
Кристиан выпрямился, и его золотисто-рыжая шевелюра засияла на полуденном солнце. Увидев Саймона, он усмехнулся.
— Ходят слухи, что ты вот-вот отдашь концы или уже в могиле.
— Сплетники, как всегда, умудряются раздуть из мухи слона. — Саймон неторопливо спустился по лестнице. — Ты спешил на похороны или просто проезжал мимо?