— Господи! — воскликнул Хедж, по всей видимости, взволнованный речью капитана; хотя неясно, выражал ли он тем самым свою привязанность к Люси или надежду увидеть аристократа в дегте и перьях.
Саймон вздохнул. У него разболелась голова. Сегодня утром — гадая, а вдруг пуля убьет бесценное создание, лежащее под ним; сознавая, что в таком случае сойдет с ума; ужасно боясь не суметь спасти, — он натерпелся такого леденящего душу ужаса, какого на своем веку не испытывал ни разу. Пережить подобное вновь — этот беспомощный страх за жизнь другого человека — нет уж, увольте! Разумеется, Саймон был не в себе с тех самых пор, как между ним и землей оказались нежные ножки Люси. Проклятье, да у него сердце едва не остановилось от этого восхитительного ощущения! А ведь он поклялся, навсегда зарекся от того, что тогда чувствовал: ее лицо близко к своему лицу, уютно прижатую к паху попку. И даже с ужасом осознавая, что виноват во всем, что именно он подверг ее жизнь опасности, и несмотря на толстый слой добротной английской одежды между ними, Саймон возбудился от близости Люси. Теперь он знал, его ангелочек способен поднять мужчину из мертвых и десять дней спустя после смерти, и вовсе не в религиозном смысле.
— Капитан, я нижайше прошу прощения, что подверг опасности мисс Крэддок-Хейз. Уверяю вас, — сознавая, разумеется, запоздалость своего признания и малую его пользу, — что, подозревай я подобное развитие событий, вскрыл бы себе вены прежде, чем позволил вашей дочери пострадать.
— Пфф, — саркастично фыркнул Хедж, с успехом выражая свое мнение даже таким бессловесным способом.
Капитан целую минуту молча сверлил взглядом Саймона и наконец воскликнул:
— Ха! Красиво заливаете, но, полагаю, искренне!
После таких хозяйских слов Хедж выглядел слегка ошарашенным, впрочем, как и Саймон.
— И все же я хочу, чтобы вы покинули этот дом, — проворчал капитан.
Саймон кивнул.
— Я уже попросил Генри упаковать мои пожитки и послал записку мистеру Флетчеру на постоялый двор. Мы уедем не позднее чем через час.
— Хорошо. — Капитан сел и внимательно посмотрел на виконта.
Хедж поспешил к хозяину с чашкой чая.
Старик взмахом руки отказался.
— Да не эту трюмную водицу. Подай бренди, старина.
Тот благоговейно открыл буфет и достал графин. Сквозь стекло, налитая наполовину, просвечивала насыщенного янтарного цвета жидкость. Хедж наполнил два бокала и подал их господам, а затем тоскливо уставился на графин.
— Хэх, да плесни уже, — разрешил капитан.
Хедж отмерил себе напитка, не больше дюйма, и в ожидании поднял бокал.
— За прекрасный пол, — предложил Саймон.
— Ха, — проворчал старик, но все же выпил.
Хедж залпом осушил свой бренди и, закрыв глаза, содрогнулся.
— Чудесссная вещь.
— Твоя правда. Я знаком с береговым контрабандистом, — пробормотал капитан. — Когда вы уедете, Люси окажется вне опасности?
— Да. — Саймон опустил голову на спинку канапе. Превосходный бренди лишь усилил головную боль. — Они охотятся за мной, и, когда я уеду, эти шакалы бросятся следом.
— Так вы, стало быть, знаете убийц?
Саймон, прикрыв глаза, кивнул.
— Те же, что оставили вас подыхать?
— Или нанятые ими головорезы.
— Что это вообще такое, а? — проворчал капитан. — Рассказывайте.
— Месть. — Саймон открыл веки.
Старик даже глазом не моргнул.
— Вы мстите или они?
— Я.
— За что?
Саймон посмотрел в бокал, поболтал жидкость, глядя, как та окрашивает стенки.
— Они убили моего брата.
Старик выпил.
— Хм. Тогда желаю вам удачи. Но не здесь.
— Благодарю. — Саймон допил содержимое бокала и встал.
— Вы ведь знаете поговорку о мести.
Саймон развернулся и, — поскольку от него ожидали вопроса и старик отнесся к нему снисходительней, чем он имел право надеяться, — спросил:
— Какую?
Капитан ухмыльнулся, как злой старый тролль.
— Будьте осторожны с местью. Иногда она изворачивается и кусает вас за зад.
Люси стояла у выходящего на дорогу узкого окна спальни и наблюдала, как мистер Хедж и камердинер Саймона нагружают внушительный черный экипаж. Судя по всему, они спорили, как именно уложить вещи. Мистер Хедж неистово размахивал руками, камердинер презрительно улыбался необычно красивыми губами, а несчастный лакей, с предметом спора в руках, уже пошатывался под его тяжестью. Не похоже, чтобы они скоро закончили, но факт оставался фактом: Саймон уезжает. И хотя Люси знала, что день этот неминуемо настанет, все же оказалась к нему не готова и теперь чувствовала… что?
Стук в дверь прервал ее беспорядочные размышления.
— Войдите. — Люси обернулась, опустив прозрачную занавеску.
Саймон открыл дверь, но остался в коридоре.
— Могу я с вами поговорить? Пожалуйста.
Она молча кивнула.
— Я подумал, — нерешительно начал он, — не прогуляться ли нам по вашему саду?
— Разумеется. — Разговаривать с ним в спальне, наедине, было бы неприлично. Люси схватила шерстяную шаль и, идя впереди Саймона, спустилась по лестнице.
В эту пору огородик миссис Броуди являл собой печальное зрелище. Твердая земля покрылась тонкой коркой смертельного для растений инея. Ободранные стебли кучерявой капусты поникли и выстроились пьяным рядком. Подле виднелись хилые перышки зеленого лука, примерзшие к земле, черные и хрупкие. Сморщенные яблоки, из тех, что пропустили при сборе урожая, цепко держались за голые ветки подрезанных деревьев. Зима погрузила садик в сон, больше напоминавший смерть.
Люси обняла себя руками и вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Вы уезжаете.
Он кивнул.
— Я не могу остаться, не могу и далее подвергать вас и вашу семью опасности. Еще малость и сегодняшнее утро закончилось бы трагедией. Не промахнись убийца при первом выстреле… — Саймон поморщился. — Только мое эгоистичное тщеславие заставило меня задержаться так надолго. Мне следовало уехать еще на той неделе, я же знал, на что они могут пойти.
— И вы возвращаетесь в Лондон. — Смотреть на него и при этом оставаться невозмутимой Люси не могла, потому уставилась на колышущиеся ветви деревьев. — Но разве там они вас не найдут?
Саймон рассмеялся, звук получился резким и неприятным.
— Мой ангел, боюсь, вопрос, скорее, в том, найду ли я их.
При этих словах Люси взглянула ему прямо в глаза. И прочла там горечь и одиночество.
— Почему вы так говорите? — спросила она.
Он медлил, видимо, решая, что сказать, но в конце концов покачал головой.
— Вы обо мне многого не знаете и никогда не узнаете. Да и мало кто видел меня настоящего, в вашем же случае я предпочитаю, чтоб все оставалось как есть.
Итак, он ничего не собирался ей рассказывать. Внезапно Люси охватил гнев. Неужели Саймон все еще считал ее стеклянной статуэткой, которую хранят завернутой в марлю? Или не испытывал к ней достаточного уважения, чтобы довериться?
— Неужели вы и правда предпочитаете, чтобы я вас так и не узнала? — Она повернулась к нему лицом. — Или вы говорите это всем наивным женщинам, каких встречаете, дабы они считали вас искушенным жизнью?
— Считали? — Виконт усмехнулся. — Вы раните меня до глубины души.
— А вы морочите мне голову всяким вздором.
Саймон моргнул, голова его дернулась назад, словно от удара.
— Вздором?
— Да, вздором. — Голос ее дрожал от возмущения, но ей никак не удавалось с собой справиться. — Прикидываетесь дурачком, лишь бы не говорить правду.
— Но я только что сказал вам правду. — Похоже, он рассердился.
Ну и пусть. Она тоже сердита.
— И вы вот так хотите жить? Совсем один? Не позволяя никому приблизиться? — Люси понимала, давить на него не стоит, ведь они видят друг друга в последний раз.
— Дело не в моем желании, а в… — Саймон пожал плечами. — Некоторые вещи нельзя изменить. И меня это устраивает.
— Судя по всему, вы живете точно отшельник, и подобное положение вас вовсе не удовлетворяет, — медленно проговорила Люси, осторожно подбирая слова и выстраивая их словно солдат в бою. — Идти по жизни, не имея рядом родной души. Того, кому можно безбоязненно открыться, кто, зная ваши недостатки и слабости, тем не менее любил бы вас, с кем можно быть самим собой.
— Иногда вы пугаете меня больше, чем я могу выразить словами, — прошептал Саймон. Серебристые глаза его блестели, и Люси вновь подумала, как бы ей хотелось научиться в них читать. — Не искушайте мужчину, который давно позабыл, что такое дружеское участие.
— Если бы вы остались… — Люси запнулась, пытаясь отдышаться: в груди сдавило. Она так много поставила на эти несколько секунд, что ей понадобится все ее красноречие. — Если бы вы остались, мы бы, пожалуй, сумели бы сблизиться. И вы бы, возможно, смогли мне довериться. Я стала бы вашим другом.
— Я более не намерен подвергать вас опасности. — Но в его глазах мелькнула нерешительность, так по крайней мере показалось Люси.
— Я…
— Что же касается вашей просьбы… — Саймон отвел взгляд. — Не думаю, что я на это способен.
— Понятно. — Люси уставилась на свои руки. Выходит, она потерпела неудачу.
— Если кто-то…
— Вы из большого города, — прервала она Саймона, говоря быстро и громко, не желая его жалости, — я же простая провинциальная девушка, дочь нетитулованного дворянина. И я понимаю…
— Нет. — Вновь обратив лицо к Люси, Саймон шагнул к ней и теперь стоял так близко, только руку протяни. — Не сводите то, что происходит между нами, к противоречиям деревенских и городских традиций и нравов.
Люси поежилась под порывом ветра, и Саймон подвинулся, закрывая ее от холодного дуновения.
— Я в жизни не испытывал столько чувств, как в последние полторы недели. Вы что-то во мне пробуждаете. Я… — Он устремил взор поверх ее головы на облачное небо.
Она ждала.
— Не нахожу слов, чтобы выразить свои ощущения. — Виконт опустил на нее взгляд и слабо улыбнулся. — А для меня, как вы уже знаете, это крайне необычно. Могу лишь сказать, Люси Крэддок-Хейз, что рад знакомству с вами.